Врачующему, - Исцелись сам!
Мне кажется, было бы несколько легкомысленно характеризовать ту среду, в какой существуют террористы и из которой они черпают поддержку, как кочевой мир, верящий только в силу оружия и способный лишь на всякого рода доцивилизационные безобразия. На самом деле мир столкнулся с высокотехнологичным терроризмом и среда, порождающая такой терроризм, отнюдь не традиционное общество, а, напротив, общество, в очень большой мере подвергшееся вестернизации. Проблема такого общества - вторжение не до конца редуцированной западной культуры в его традиционное культурное поле, что вызывает очень резкую реакцию отторжения. Но если взглянуть на эти события в некоторой исторической ретроспективе, то несложно будет заметить, что человечество уже неоднократно сталкивалось с такого рода кризисами цивилизаций. Достаточно упомянуть Кампучию, до этого - маоистский Китай, до этого - нацистскую Германию, а еще ранее - большевистскую Россию.
С точки зрения развития мировой цивилизации все эти события составляют один ряд (и по масштабу жертв, и по циничному пренебрежению к жизни человеческой, по очень многим иным основаниям...). В начале ХХ в. большевизм стал реакцией на сравнительно ранний индустриализм, развивавшийся с конца XIX века и к началу первой мировой войны достигший своего апогея. Современные события в исламском мире - реакция на то, что чаще всего называется постиндустриальным развитием. Исламский мир в последние десятилетия наиболее глубоко воспринял постиндустриальный экспансионизм Запада, точнее, позволил ему наиболее глубоко проникнуть в собственную культуру, в собственную систему ценностей. Исламский мир наиболее интенсивно и массово сопрягал себя с западной цивилизацией: гигантская миграция, открытость Западу, гигантские нефтяные деньги, которые буквально взорвали его традиционные устои и благодаря которым мир Ислама оказался прочно повязанным с Западом. Поэтому и сама реакция оказалась столь болезненной, столь жесткой и бескомпромиссной.
Если продолжить параллель с российским большевизмом, то и Россия с конца позапрошлого, XIX века оказалась наиболее восприимчива к раннему индустриализму, демонстрируя рекордные темпы железнодорожного строительства, развития тяжелой индустрии, активного привлечения иностранного, западноевропейского капитала. Однако, как теперь ясно, страна, которая втягивается в глобализующееся мировое сообщество быстрее, нежели происходит ее культурная адаптация к диктуемым этим сообществом нормам и правилам, рискует столкнуться с крайне неприятными последствиями такого "ускорения". Культура просто не успевает приспособиться к новациям, даже если экономика внешне функционирует вполне нормально. В результате со временем накапливается потенциал раздражения, протеста, отторжения формирующегося миропорядка.
И тем не менее, сравнивая протестные формы начала XX в. с формами начала XXI в., признаем разительные изменения в направлении глобального и тотального. Практически оказывается, что ничто не может быть гарантированно защищено. И в отличие от Альбиона, олицетворявшего в свое время цитадель миропорядка и сумевшего переждать за Ла-Маншем обе континентальные бури двадцатого столетия, сегодняшнего мирового лидера, заокеанские США оказалось возможным поразить практически в самое сердце…
Впрочем, если мы посмотрим на эти события под иным углом зрения, то увидим, что агенты контр-цивилизационного протеста, как показывает ретроспективный взгляд, оказываются одновременно наиболее эффективным орудием погрома собственной культуры. Так, например, большевики по существу осуществили в России разрушение традиционной российской цивилизации. Существо этого культурного погрома заключалось в том, что большевизм в России почти на столетие уничтожил всякую возможность эволюционной трансформации традиционного российского общества в направлении буржуазного развития, всякую возможность формирования в России современного национального государства. С этой точки зрения, большевики, под знаменами борьбы против мирового империализма уничтожившие возможность формирования национального капитала, были гораздо большими вестернизаторами, чем низвергнутые ими российские элиты.
Если вернуться к сегодняшнему радикальному терроризму, то он также революционизирует исламский мир, подавляя или радикализуя традиционно умеренные течения в нем, порождая эксцессы фундаментализма, а вместе с тем, по сути дела, провоцирует Запад (и Запад достаточно эффективно поддается этому) на очень решительное вторжение в традиционную исламскую цивилизацию. Я не уверен, что Западу удастся справиться с террористами одним махом, - весь мир будет, по-видимому, втянут в это противостояние на весьма длительный период.
Нынешние террористы, подобно большевикам, фактически провоцируют разрушение "потенциала самобытности" собственной цивилизации и таким образом реально способствуют дальнейшему процессу глобальной унификации. Террористы - рабы тактики, они добиваются краткосрочных практических целей. Тем более, я полагаю, им чужда цивилизационно окрашенная мотивация. Как можно судить по некоторым декларациям их идеологических лидеров, их цели отнюдь не ограничиваются контролем над исламским миром, они включают и распространение на весь мир методами имперского диктата принципов, весьма далеких от Корана. Некоторые идеологи терроризма по существу и не скрывают, что трепетное, целостное отношение к собственной культуре, собственным цивилизационным истокам и ценностям им не свойственно. Поэтому их действия, как это ни парадоксально, почти наверняка окажутся очередным шагом на пути к становлению глобальной цивилизации.
Конечно, процесс втягивания новых и новых общностей в глобальное цивилизационное пространство не непрерывен, не монотонен, в нем чередутся приливы и отливы. В момент приливов универсализация мира становится практически очевидной, и все начинают об этом говорить и писать. Но бывают и другие периоды, когда процессы универсализации и интеграции замедляются и, напротив, наблюдается движение вспять. Мир начинает дифференцироваться, возникают зоны автаркии, "железные занавесы" и разграничительные линии.
Пока что сохраняется мощная инерция очередной волны глобализационного процесса: несмотря на начинающийся отток капиталов из Америки, экономически мир по-прежнему достаточно един. И тем не менее, в последние годы все ярче обозначаются проблемы и подводные камни, с которыми сталкивается глобальная цивилизация. Обнаружилось, что интеграционные ресурсы западной цивилизации на данный момент отнюдь не безграничны, а принципы интеграции и используемые для этого методы порою достаточно провокационны по отношению к тем цивилизациям, которые становятся объектом наиболее интенсивного интереса Запада. Проблема здесь в том, чтобы в этой драматической ситуации, омраченной кровавой и предельно деструктивной акцией, разглядеть в брошенном миру вызове некую возможность конструктивного ответа.
Для ответа на этот вызов необходимо вырабатывать такие принципы международного общения и международного порядка, которые были бы гораздо более приемлемы и гораздо менее болезненны для не вполне современных цивилизационных и конфессиональных общностей. Необходимо не столько упование на продвижение незападных стран к западному идеалу и западным ценностям, сколько согласованная трансформация идеалов и ценностей Запада и незападных культур в направлении глобальной перспективы, ориентируясь, образно говоря, на точку грядущей встречи, на то будущее, в котором на самом деле возможна встреча цивилизаций.
Напомню в связи с этим, что еще около пяти лет назад Хантингтон (не в своей знаменитой статье про раскол цивилизаций, а в появившейся вслед за ней книге) сказал, в частности, что "вера в то, что незападные народы должны принять западные ценности, институты и культуру всерьез, аморальна по своим последствиям". Это было сказано пять лет назад, и вот сейчас мы постигаем горькую правоту его слов. Естественно, что сейчас трудно от кого-либо, тем более от правительства США и американского народа ожидать и требовать взвешенной реакции, но я думаю, что пройдет некоторое время и вслед за силовыми акциями возникнет более трезвое и мудрое понимание необходимости выстраивать новый мировой порядок, связывая его не столько с имперскими идеями, сколько с современными, либеральными, гуманистическими ценностями, ориентированными прежде всего на свободу и благо человека.
И здесь очевидна опасность, обусловленная стремлением к обеспечению максимальной безопасности за счет свободы. На Западе в последние столетия параллельно, сопряженно развиваются структуры государства, обеспечивающие контроль, защиту, силовое вмешательство, исполнение политических решений и, с другой стороны, структуры общественной самоорганизации, саморегулирования. И ведущая тенденция этих согласованных процессов заключается в том, что общество, изначально препоручая государству те функции, которые жизненно важны для него, но исполнять которые оно пока не в состоянии, вместе с тем постепенно сокращает поле ответственности государства. Еще недавно, - в духе доктрины неолиберализма, - для многих перспектива мирового развития напрямую увязывалась с представлениями о маленьком и все уменьшающемся государстве, которое все в большей степени становилось излишним, поскольку-де общество, - исходя из явственной космополитической перспективы, - все более полагало себя не нуждающимся в государственной опеке. Тем болезненнее сегодняшний шок общества, осознавшего себя беззащитным. Причем впервые цивилизованному сообществу брошен вызов, но попытки выявить государство, олицетворяющее этот вызов, выглядят не очень убедительными. Источник впервые не локализован вовне, а диссипирован в недрах самого сообщества, затерян в его же собственной инфраструктуре, в компьютерных сетях, в системах международных транзитов.
Оказывается, что в этом сообществе есть некое контр-общество, которое является главной угрозой и которое принципиально не желает себя позиционировать и выстраивать под себя какие бы то ни было государственные структуры. Это уникальный вызов всему прежнему опыту цивилизаций, и его значимость сразу стала видна по тому, как резко на Западе был поставлен вопрос об усилении государственного присутствия в общественной жизни и насколько стремительно стало меняться позиция лидеров мирового сообщества в конфликте принципов приоритета прав человека и государственной целесообразности.
Это означает, что процесс обретения зрелости цивилизованным сообществом еще далеко не завершен, и предстоит длительный период, когда государство будет по-прежнему востребовано обществом. Общество еще длительное время будет неспособно само организовывать и поддерживать свое существование, обходиться без внешнего принуждения к порядку, без пресловутого "ночного сторожа". Оказалось, что реальность может даже превзойти всякого рода мрачноватые утопии относительно того, как будет человечество жить в XXI веке. И вопрос скорее в том, сможет ли цивилизованное сообщество осмыслить брошенный ему вызов как важный сигнал о том, что для обретения самостоятельности ему предстоит сделать еще очень многое.
Но вместе с тем, хотелось бы еще раз предостеречь
вдохновленных новым поворотом событий сторонников "возвращения государства".
Мир меняется, но инерция прежних стереотипных решений еще некоторое время
будет по-прежнему доминировать. Наращивание "государственных мускулов",
- то ли в форме "объединения Запада против Терроризма", то ли
в форме "новой имперской интеграции Ислама", то ли в форме открытого
противостояния Севера и Юга, - не сможет переломить стратегическую тенденцию
к интенсификации и структурному многообразию глобального общения. Но вполне
может на длительное время завести человечество в новый круг мировых войн,
жертвы которых будут исчисляться миллионами, а разрушения - целыми странами.
И вместе с тем ни на шаг не приблизит человечество к решению проблемы, обозначенной
нынешним кризисом миропорядка: прежняя геополитическая и геосоциальная сеть,
конвенциональной ячейкой которой было государство, выявила свою неадекватность
новой глобальной реальности, а поиск альтернативных основ саморегулирования
и контролируемого развития мирового сообщества все еще заблокирован инерцией
политического мышления и политического действия.
Лапкин
Владимир Валентинович,
директор "Информационного центра для политологов",
ст.н.с. ИМЭМО РАН,
давний и постоянный автор и сотрудник журнала «Полис».
Основные публикации В.В.Лапкина в журнале «Полис»:
1992 № 4 Умов В.И. (псевдоним Пантина В.И.), Лапкин В.В. Кондратьевские
циклы и Россия: прогноз реформ
1994 № 3 Клямкин И.М., Лапкин В.В., Пантин В.И. Политический
курс Ельцина: предварительные итоги
1994 № 6 Клямкин И.М., Лапкин В.В. Дифференциация ориентации в российском
обществе: факторы влияния
1995 № 2 Клямкин И.М., Лапкин В.В., Пантин В.И. Между
авторитаризмом и демократией
1995 № 4 Клямкин И.М., Лапкин В.В. Социально-политическая
риторика в постсоветском обществе
1995 № 5, 1996 № 1 Клямкин И.М., Лапкин В.В. Русский
вопрос в России
1997 № 3 Лапкин В.В., Пантин В.И. Русский
порядок
1998 № 2 Пантин В.И., Лапкин В.В. Волны
политической модернизации в истории России (К обсуждению гипотезы)
1998 № 3 Лапкин В.В. Пейзаж перед
битвой (Российский электорат за два года до президентских выборов)
1998 № 6 Лапкин В.В. В поисках России
политической
1999 № 4 Лапкин В.В., Пантин В.И. Геоэкономическая
политика: предмет и понятия (К постановке проблемы)
1999 № 6 Лапкин В.В., Пантин В.И. Политические
ориентации и политические институты в современной России: проблемы коэволюции
2002 № 2 Пантин В.И., Лапкин В.В. Эволюционное
усложнение политических систем: проблемы методологии и исследования
ВАШ ОТКЛИК!
АРХИВ ВИРТУАЛЬНОГО ЭССЕ |
||||