Пятнадцатый выпуск Библиообзора посвящен политической философии консерватизма.

В выпуске:
1. Мусихин Г.И. Россия в немецком зеркале (сравнительный анализ германского и российского консерватизма). Издательство "Алетейя", Санкт-Петербург, 2002.
2. Шпенглер О. Пруссачество и социализм / Пер. с нем. Г.Д. Гурвича (Серия "Идеологии"). М.: Праксис, 2002.
3. Берк Э. Правление, политика, общество. Сборник / Пер. с англ., сост., вступ. ст. и коммент. Л.Полякова. М.: "КАНОН-пресс-Ц", "Кучково поле", 2001.
4. Оукшот М. Рационализм в политике и другие статьи. М.: Идея-Пресс, 2002.
5. Грей Дж. Поминки по Просвещению: Политика и культура на закате современности (серия "Новая наука политики"). Пер. с англ. М.: Праксис, 2003.
6. Эволюция консерватизма: европейская традиция и русский опыт: Материалы международной научной конференции. Самара, 26-29 апреля 2002 года. Самара, 2002.
7. Покровский Н.Н., Зольникова Н.Д. Староверы-часовенные на востоке России в ХVIII-ХХ вв. М.: РАН. Сибирское отделение, "Памятник исторической мысли", 2002.
8. Ремизов М. Опыт консервативной критики. М.: Фонд "Прагматика культуры", 2002.

Оукшот М. Рационализм в политике и другие статьи. — М.: Идея-Пресс, 2002. — 288 с.

БЫТИЕ ЧЕЛОВЕКА КАК ПОСТОЯННАЯ БЕСЕДА

Майкла Оукшота (1901-1990) (Кембридж, Оксфорд, военная служба во время второй мировой войны, заведование кафедрой политической науки Лондонской школы экономики) иногда называют "философом беседы". Беседа для него — способ существования человека в мире. Точнее, само бытие человека в мире людей и есть беседа как постоянная разноголосица, в которой нет абсолютных тем, вопросов, иерархий, авторитетов, нет различения разговора и практики, нет принуждения и монологичности. Здесь на ум приходят ассоциации с понятиями "беспроблемной коммуникации", "идеальной речевой ситуации". Но они тут же блокируются самим Оукшотом. Беседа не является идеалом, которого нужно достигать, — она уже есть. А для нее самой нет внешней цели или стандарта. Взаимопонимание ради консенсуса, прояснение позиций ради компромисса, взаимодействие ради справедливости или свободы возможны лишь как часть обнимающей их и все остальное беседы.

Но и беседа не абсолютна. Она может прерываться: "Ибо каждый голос склонен к superbia" (т.е. к высокомерию), а некоторые "по природе своей" и "к варварству, из-за чего их трудно выдерживать". Кроме того, беседа, конечно, имеет и цель — самое продолжение беседы, и стандарты — прежде всего, плюрализм разноголосицы. Хотя они присутствуют только в беседе и в ней формируются, подразумевается возможность внешней оценки, взгляда со стороны. Означает ли все это, что беседа — лишь один из возможных способов существование человека в мире людей? И да, и нет.

На мой взгляд, любой краткий вводно-ознакомительный пересказ основных идей и направлений мысли из данного, самого известного и неоднократно переиздававшегося сборника статей Оукшота будет иметь те же последствия: неспособность рассказчика поставить логическую и смысловую точку. Иными словами, любая такая точка вызовет недоуменные вопросы и вполне обоснованные сомнения или в адекватности пересказа, или в значимости того, что пересказывается. Действительно, почти все эссе сборника посвящены критике бытования рационализма в разных областях человеческой жизни: в политике, в поведении, в идеологической сфере, в моральном существовании, в сферах образования и науки, и, наконец, в самой беседе. Главный аргумент критики — педалирование абстрактного, доктринерского, нежизненного, а значит, угрожающего самой жизни характера рационализма. Формообразующий принцип аргумента состоит в противопоставлении абстракции, рефлексии, идеологии как перлов рациональности, с одной стороны, и обычая, традиции, практики, поэзии — с другой. Подобная критика настолько очевидна, что кажется: никакой здравомыслящий человек сегодня не найдет ей возражения и не подумает этого делать, тем более, не объявит себя рационалистом в оукшотовском духе. Следовательно, и критика уже устарела (даже если отдавать себе отчет в том, что произошло это в немалой степени под ее же влиянием), и сама она легко поддается разбору: перед нами типичный саморазрушительный антирационализм рационалиста.

Но не стоит спешить откладывать Оукшота в сторону. Проблема не только в нем, но и в самом пересказе. Он, как и любой другой, проблематизируется в рамках все той же схемы, что использовал сам философ в своей критике рационализма: различение между что говорится и как это делается — между абстрактным содержанием и контекстуальной конкретикой и практикой. Первое потому и выглядит банальным, что за рамками оказывается второе. Соответственно, при совмещении их в процессе чтения, налет банальности может раствориться. Дело не столько в литературно-стилистических достоинствах текста — хотя и их стоит оценить, как и следующую отсюда вероятную вариативность передачи и восприятия мысли (1), — сколько в том, что — в полном соответствии с концептуальным подходом самого Оукшота — литературно-стилистическое своеобразие образует естественную среду его способа мышления-философствования. Или точнее, они идентичны. Только погружение в эту идентичность может помочь понять, что жесткая рационалистская схема различения что и как преодолевается, лишается характера логического противоречия и обретает непреходящий смысл. Возможность наблюдать за тем, как это происходит, — одно из главных достоинств, которым обладают тексты британского политического философа.

Логика этого преодоления — в неизбежно упрощенном виде — состоит в следующем. Рационалист (например, как парадигматическая фигура мысли Оукшота и его безусловный alter ego) только потому и имеет возможность ошибаться и извращать реальность, представляя ее в виде голых абстракций, математических формул, нежизнеспособных идеалов, что он действует в рамках определенного контекста, в условиях не подвергаемой сомнению традиции и даже под влиянием неосознанной привычки. Но данная логическая схема ведет к новому противоречию. Ведь способность действовать, исходя из контекста, и есть то, что философ полагает признаком консервативности. Сталкиваются и теряют определенность две фигуры: консерватора, рационального в своем антирационализме, и рационалиста, вполне контекстуального в своем антитрадиционализме. Таким образом, сквозь призму логики можно увидеть ключевую проблему современного консервативного мышления. Проблему уже не логического, а собственно политического самоопределения.

Оукшот ее не решает. Я не рискну даже сказать, что он предлагает путь для ее решения, настолько индивидуализированным выглядит его морально-политический выбор в пользу консерватизма. Во многом поэтому он всегда был в стороне от реальной политики и от партийного консерватизма. При рассмотрении британского консерватизма XX в. этого автора или совсем выпускают из виду, или выделяют как фигуру особого свойства.

Тем не менее, позиция Оукшота удивительно цельна и в том, что касается консерватизма, и в анализе современной эпохи в целом. Цельность достигается разными средствами и не в последнюю очередь сочетанием эссеистского стиля изложения с необычайно тщательной, детализирующей проработкой материала, которым он оперирует. Выражается это, например, в том, как он последовательно и обстоятельно перебирает ситуации, вещи, отношения на предмет допустимости консервативного к ним отношения: в дружбе — да, между слугой и хозяином — нет, отношение к средствам и орудиям более консервативно, чем отношение к целям, и т.д. Объяснения — именно объяснения, а не обоснования — берутся по принципу "здесь и сейчас". Оукшот неоднократно оговаривается в том смысле, что все его рассуждения привязаны к английскому контексту. Но и он сам тут же оказывается помещенным в иной контекст. Детали, отношения, уровни и перспективы в ходе рассуждения образуют динамическое единство. Логическая и смысловая точка в конце цепи рассуждений тоже может быть только динамической. Именно поэтому, на мой взгляд, Оукшота бессмысленно ловить на противоречиях и упрекать в парадоксах — нельзя зафиксировать то, что находится в свободном движении и самому при этом избежать парадокса. Иначе говоря: Майкл Оукшот всегда открыт для беседы.

В результате, его статьи предстают, с одной стороны, великолепными комментариями на тему какого-либо вполне очевидного положения, а с другой — впитывают, растворяют и превосходят эту очевидность. В качестве примера, под занавес, хочется упомянуть статью из данного сборника "Преподавание в университете предмета политики: очерк об уместности". Ее центральный тезис вполне можно выразить с помощью известного афоризма: истинная суть образования состоит в том, что остается в нас после того, как мы забываем все, чему нас учили. Но эта вещь вполне достойна того, чтобы, как минимум, предварять курс "Введение в специальность" для студентов-политологов. А для проверки, так ли это — побеседуйте с Оукшотом.

Константин СУЛИМОВ