Восемнадцатый выпуск Библиообзора, посвящен различным аспектам российской истории начала XX века.

В выпуске:

Левицкий С.А.
Свобода и ответственность: "Основы органического мировоззрения" и статьи о солидаризме
/ Сост., вступит. ст. и коммент. В.В.Сапова. - М.: Посев, 2003. - 464 с.

ОБРЕЧЕННОСТЬ НА СВОБОДУ

Отнюдь не Ельцин придумал слово "россияне", показавшееся кое-кому поначалу неудачным неологизмом (к примеру, Г. Павловскому). Имен автор рецензируемой книги в статье "Наше идеологическое лицо" (1952) писал: "Россия есть исторический наднациональный организм, во многом аналогичный государственному единству Соединенных Штатов Америки. (Поэтому и украинец, и белорус, и даже грузин или татарин могут, не теряя своего национального лица, быть россиянами.)" (с. 301). Сергей Левицкий (1908-1983) - классический философ русского зарубежья (подобно тому, как Набоков - его классический писатель). Если подходить биографически, Левицкого нужно считать в большей степени зарубежным мыслителем, чем отечественным, ибо еще в 1918 г. (в десять лет) он оказался подданным Эстонии, где служил его отец, между прочим, один из создателей русского подводного флота. Но все работы Левицкого написаны на русском языке, даже те, что были созданы после его переселения в США в 1949. В промежутке между Эстонией и Америкой - учеба и преподавание в Карловом университете Праги (где работали также П. Струве, Г. Вернадский, С. Булгаков, Н. Лосский, Г. Флоровский, С. Гессен, В. Зеньковский и др.).

Левицкий вошел в историю прежде всего как основоположник русской версии солидаризма, ставшего идеологией Национально-Трудового союза (НТС), в который он вступил в 1942 г. (в период подпольной деятельности этой организации советских невозвращенцев в Германии). Основанное когда-то НТС и переехавшее в Россию издательство "Посев", где Левицкий издавал свои работы, теперь знакомит с ними современного российского читателя. Большая часть сборника - первая книга философа "Основы органического мировоззрения" (второе после 1946 г. в тогдашнем и тамошнем "Посеве" издание). Содержательно ее можно рассматривать и как изложение основ мировоззрения российского солидаризма в духе критического идеал-реализма и христианского персонализма (как говорится в издательской аннотации), и как выражение персональной философской концепции ее автора.

Левицкий рассматривает философию как "учение об основных принципах познания, сущего и должного". Поэтому и книга делится на соответствующие три части: "Гносеология" (которая есть "корень философии, невидимый для тех, кто интересуется ею, так сказать, со стороны"), "Онтология" ("главный пафос философии") и "Аксиология".

По оценке Левицкого, гносеология в течение XIX в. превращалась в "методологическое" топтание на месте под гипнозом Канта (неокантианство) или Юма (эмпириокритицизм). Заимствованное из гносеологии марксистское противопоставление материализма идеализму было неоправданно перенесено им на онтологию, хотя под "идеализмом в советских учебниках подразумевался почти всегда не онтологический, типа платоновского, а гносеологический, типа Беркли, идеализм, хотя речь шла об идеализме вообще". Основой гносеологии для Левицкого стал критически интерпретированный интуитивизм, "анализ непосредственных данных сознания", получивший к тому времени четкое выражение в трудах Бергсона, Н. Лосского (главного из учителей) и Шелера.

По убеждению автора, гносеология "должна быть предельно беспредпосылочной - она должна строиться не на догматической, а на критической основе". Гносеолог, ссылается Левицкий на Платона, должен культивировать "некую умственную аскезу - воздержание от суждений о существовании или несуществовании предметов", "вынести мир за скобки" (как выражался Гуссерль, сущность "феноменологической редукции" которого заключалась именно в таком методе "воздержания"). В условиях, когда сознание стало в большей степени орудием борьбы за существование, чем "органом бескорыстного искания истины", гносеологу, чтобы не быть в догматическом плену у наивного реализма, нужна способность к "методологическому солипсизму". "…Хотя гносеология по своему характеру отвлеченна, она… не имеет права исходить из отвлеченностей. Она должна быть феноменологией знания, должна открыть и описать первофеномен знания с тем, чтобы затем задаться вопросом об условиях возможности знания" (с. 45), как и самой возможности практики.

Среди важнейших методологических задач в гносеологии для Левицкого было размежевание с психологией, основной недостаток ассоциативного мышления которой заключался в том, что представления оказываются "как бы находящимися в некоем, скажем, психическом пространстве", тогда как "душевная жизнь протекает не в пространстве, а во времени". Далее Левицкий осуществляет и онтологическую критику психологии: "Психическая жизнь всегда руководствуется интересами, страстями, подсознательными влечениями; обладая автономией и свободой по отношению к своему биоорганическому базису, она, однако, всегда детерминирована изнутри - мотивами. Как существа психобиологические, мы все прежде всего - практики, эгоисты, эгоцентрики, сколь утонченные формы ни приобретали бы наши интересы и влечения. Как существа психобиологические, мы все принадлежим еще к царству природы. Дух же принадлежит к царству свободы. "Дух дышит, где хочет"" (с. 124). Отметим пока некоторое противоречие, заключающееся в несводимости свободы и хотения друг к другу (ведь хотеть можно и несвободы, которая в хотении выступает как обратный полюс свободы) и продолжим рассмотрение онтологии по Левицкому.

В этой онтологии исходной точкой должна быть противоположность не между "духом" и "материей", а - между "органическим целым" и "механическим агрегатом" (что, безусловно, онтологию актуализирует). "Согласно органическому взгляду, элементы существуют не иначе как в системе некоего целого, которое, в силу этого, первичнее частей" (с. 79). В онтологической части книги продолжает развиваться тезис о непространственности, "чистой качественности" душевных состояний", где "не может быть пространственной внеположности частей". Главной из примыкающих к онтологии наук оказывается социология с ее (актуальность приобретают и известные средневековые термины) "социологическим реализмом" и "социологическим номинализмом". Для "реалистов" общество - организм, органами или клеточками которого являются индивиды, - первичнее индивида. Для "номиналистов" "реально существуют лишь отдельные лица, тогда как общество есть производное от суммы индивидов, обозначаемое общим понятием ("общество") лишь для языкового удобства, ради экономии мышления и слов, из-за нашей неспособности разложить сложную ткань социальной жизни на ее индивидуальные составляющие" (с. 118). Философ ищет истину посередине, определяя выше указанные воззрения в качестве двух полюсов реальной социальной жизни. Между ними и возникают общности - от объединенных общностью цели самоценных "органических групп" до "механических", имеющих служебный характер "механических" групп. Возникнув на биологической почве, первые из этих групп (к которым относятся семья и нация) оказываются спаяны духовными, этическими факторами, "волей к совместной судьбе", приобретая признаки духовного, личностного бытия, становясь "соборными личностями".

По мнению Левицкого, человеческая личность определяется через два главных признака - через устремленность к миру идей-ценностей и через самосознание. "Личность не есть уже предмет психологии, она есть субъект бытия. Наше "я" есть непсихическое начало, оно стоит над потоком духовной жизни как ее носитель, как ее духовный центр, как трансцендентное условие возможности душевной жизни" (с. 126). Именно в "психической жизни недуховного характера само "я" рассеяно, потеряно в объектах, оно забывает о себе, будучи заинтересовано миром объектов. "Я" дано самому себе лишь в самосознании и во всех явлениях душевной жизни, сопутствуемых самосознанием. Но самосознание предполагает способность возвышения над самим собой, предполагает бесконечный интерес к самому себе… Незаменимость, неповторимость личности коренится в том, что она носит в себе актуальную бесконечность; личность и есть индивидуализированная бесконечность. Личность неисчерпаема, хотя это неисчерпаемое богатство открывается лишь любящему взгляду" (с. 127).

Свобода, по Левицкому, - главное основание мира, абсолютная причина возникновения которого не может быть логически обусловлена следствием, ибо это, по Канту, "причинность из свободы". Поэтому мир не мог возникнуть из неободимости, его бытие онтологически случайно. "Некоторые схоласты считали, что бытие каждой вещи - случайно, бытие же мира как целого - необходимо. Верно как раз обратное: каждая вещь предполагает мир, в системе которого она существует. Мир же - случаен" (с. 167).

Далее, в "Аксиологии", Левицкий ведет речь о "приговоренности к себе" у человека, терзаемого угрызениями совести, ощущающего себя не наказанным Богом, а оставленным Богом. Однако и сам он не приговаривает ли в своей трактовке свободы человека к себе, последовательно лишая его гносеологического, онтологического и этического права на объект (и, получается, даже на заинтересованность миром объектов)?

В заключительной части работы излагаются основы солидаризма в сопоставлении с персонализмом (совмещающие ценные стороны индивидуализма и коллективизма). "В самой личности, помимо ее ядра - сознания своего "я", - присутсвует и сознание "мы" (я как русский, как инженер, как член партии, как семьянин, наконец, как христианин). В этом смысле можно сказать, что не столько личность есть часть общества, сколько общество есть часть личности ("мы" в "я")" (с. 227-228). Левицкий против "коллективизации душ". "Идеи солидаризма в нашем понимании восходят к русскому славянофильству (Хомяков, Киреевский), к провозглашенному им началу "соборности", противопоставленной западному индивидуализму. Но в настоящее время человечеству угрожает новый соблазн - коллективизма и тоталитаризма. Поэтому наш солидаризм полемически заострен скорее против коллективизма, чем против индивидуализма, ассимилировавшего в наше время значительную долю пафоса социальной справедливости" (с. 271-272). С одной стороны, Левицкий от имени солидаризма отвергает учение Данилевского о замкнутых культурно-исторических типах, отрицающее в свою очередь вселенское значение исторического процесса, с другой - отмечает преждевременность опоры на категорию человечества. Все же большевизм, в изложенном в одной из "Статей о солидаризме" представлении Левицкого, "является трагическим синтезом худших сторон западничества (марксизм) и - в меньшей степени - славянофильства" (с. 364).

В экономической плоскости солидаризм у Левицкого в основном совпадает с "дирижизмом", органическим сочетанием частно-хозяйственной инициативы и государственного контроля, в идейной - с "христианским социализмом", с тем отличием, что против "социализации христианства", но за "христианизацию социальности". Левицкий замечает нарождение "нового типа демократии" - "солидаристскую демократию". "Солидаризм, - возвращается Левицкий к одной из излюбленных тем в статье "Наше идеологическое лицо", - ставит вопрос о свободе радикально: выдвижением на первый план положительного (а не отрицательного только) понимания свободы как служения сверхличным и сверхобщественным ценностям" (с. 304). Как это соотнести со сделанным выше трехуровневым обречением личности на себя? Весьма спорный этический вывод отсюда же: "Как нам ни дорого тело России, нам еще дороже ее душа", - явно уходит корнями в онтологическое растворение такой материальной категории, как пространство в пользу времени. Тем самым Левицкий делает Россию точкой приложения пресловутого методологического исчезновения материи, в онтологической части напоминая Ивана Карамазова, возвращающего билет на возможность посюсторонней мировой гармонии, в аксиологической - князя Мышкина как носителя идеи отвлеченного добра.

Александр ЛЮСЫЙ