Выпуск от 01.02.2000 "Геополитика"

 

 

Civilizations and World Systems: Studying World-Historical Change /

K. Sanderson, editor. Altamira Press,

Walnut Creek - London - New Delhi, 1995.

Рецензируемая книга представляет собой сборник статей, написанных авторами, являющимися видными представителями двух наиболее общих подходов к анализу масштабных исторических сдвигов - цивилизационного и мир-системного. Основоположником первого подхода является прежде всего А.Дж.Тойнби, основоположниками второго - Ф.Бродель и И.Валлерстайн. Цель авторов и издателей сборника состояла прежде всего в том, чтобы сопоставить эти два подхода и найти точки их конвергенции. В целом при прочтении книги вырисовывается достаточно объемная и многоплановая картина длительных по времени политических, социальных, экономических изменений, рассматриваемых во взаимосвязи и взаимодействии. Во многих случаях авторам удалось также показать точки соприкосновения и связи между цивилизационным и мир-системным подходами. В то же время, как следует из статьи Иммануила Валлерстайна (Immanuel Wallerstein), представленной в сборнике, между цивилизационным и мир-системыным подходами существуют и ощутимые противоречия, например, по вопросу о том, возможно ли использование принципов мир-системного подхода при анализе исторических изменений до XVI века - эпохи возникновения мирового рынка в его явном виде.

К числу наиболее важных и интересных проблем, поставленных и рассмотренных авторами сборника, можно отнести концепцию "центральной" цивилизации (Дэвид Уилкинсон - David Wilkinson), проблему взаимодействия капитала и власти в процессе мирового исторического развития (Барри К.Гиллс - Barry K. Gills), вопрос о существовании циклов экономического развития на протяжении 3000 лет (Эндрю Розуорт - Andrew Rosworth), анализ экспансии производства для обмена и торговли на протяжении нескольких тысяч лет - процесса зарождения мир-системы (Стефен К.Сандерсон - Stephen K. Sanderson) и другие. Несмотря на то, что некоторые модели и выводы авторов кажутся спорными и до известной степени односторонними, идеи и концепции, содержащиеся в сборнике, представляют немалый интерес не только для историков, но и для представителей политической и экономической науки, а также для социологов.

Владимир ПАНТИН,

д.филос.н., профессор МГИМО МИД РФ.

Михайлов Т.А. Эволюция геополитических идей. -

М.: Издательство "Весь Мир", 1999. - 184 с.

За последние два года в России возник "спрос на геополитику", в связи с чем в печати появился целый ряд работ авторов, претендующих на то, чтобы дать свое видение предмета этой дисциплины и ее места в системе научного знания. Показательно, что при обилии текстов и учебных пособий авторов из России и ближнего зарубежья за последнее время не было издано практически ни одного перевода классических трудов западных геополитиков: Маккиндера, Хаусхофера, Спайкмена, Видаля де ла Блаша. Отдельные выборочные переводы, разбросанные по научным журналам и пособиям, разумеется, в счет не идут. Итак, перед нами еще одна книга о геополитике, написанная почетным доктором Балтийского русского института г.Риги и созданная им, как сообщает аннотация на задней обложке книги, "на основе лекций, которые автор читал студентам, специализирующимся в политологии и теории международных отношений в некоторых высших учебных заведениях Латвии, России, Испании". Что можно сказать об этом труде? Для дилетанта в политической науке у него есть, возможно, только одно достоинство: книга дает некоторое представление о сравнительно малоизвестной у нас школе геополитики, а именно французской. Автор, вообще, демонстрирует свое пристрастие к этому государству, всерьез надеясь, что сила существующих "франко-американских трений" может побудить французскую сторону искать противовесы влиянию США в сближении с Германией и Россией (с.42). Заметим, что французской геополитической мысли Т.А. Михайлов посвящает две главы, в первой из которых он начинает свой расказ с идей Бодена и завершает его "крахом наполеоновской империи", который "остановил развитие французской геополитической школы почти на одно столетие" (с.69), а во второй повествует о возникшей в нашем веке школе П.Видаля де ла Блаша. К последней - в политическом и, возможно, научном отношениях - тяготеет, по видимому, и сам автор, как можно судить и из его враждебности к ориентирующимся на идеи К.Хаусхофера воззрениям современных российских евразийцев, и из характеристики линии А.Козырева, ставящей Россию в "положение младшего и на все, или почти на все, согласного партнера Америки" (с. 42), и из менее определенного, но столь же несомненного неприятия доктрины Примакова, позволяющей России при сохранении отношений с Западом "вести самостоятельную игру на других полях: китайском, южноазиатском, ближневосточном"(с. 42). О недостатках книги говорить можно очень долго. Прежде всего этот труд вряд ли можно назвать книгой вообще, если понимать под последним понятием не только совокупность страниц печатного текста, объединенных одной обложкой. Разбивка на главы книги вызывает недоумение; в частности, возникает вопрос, почему о современных российских интерпретациях геополитики и ее практических импликациях говорится раньше, чем о всей истории этого направления. Что означает название главы "Россия: геополитика или идеология"? Кстати, содержание этой части совершенно не проясняет вопроса, что такое геополитика: наука, научная гипотеза или квази-научная идеология. Геополитика имеет в книге два значения: узкое и широкое. Согласно первому, геополитика при объяснении интересов государства должна "отбрасывать идеологические противоречия как производные" (с.7). По этой логике, "геополитическими" оказываются страх руководителей СССР перед усилением коммунистического Китая и "геополитический акт века" - пакт Молотова-Риббентропа. Согласно широкому, к "геополитическим" можно отнести учения всех мыслителей, размышлявших о мире и пространстве, включая Эразма Роттердамского, Бодена и даже К.Леонтьева, "славянофильство и даже панславизм" у которого "оказались лишь маской" (с.147), а также любые попытки изменения политического пространства. Никакого ясного разграничения этих двух пониманий "геополитики" в книге Т.А. Михайлова мы не встретим. Стилистическая небрежность книги поразительна: ставя главу об американской геополитике перед главой о геополитике британской, автор рассказывает о концепции Н.Спайкмена, употребляя термин "Хартленд". Последний, как известно, принадлежал Х.Маккиндеру, но о нем, как и о значении термина, мы узнаем только из следующей части. Трудно себе представить, как слушали лекции Михайлова незнакомые с проблематикой его курса студенты. К сожалению, в отдельных случаях автор не только позволяет себе досадные небрежности, но и умалчивает о важнейших концептуальных положениях рассматриваемых им мыслителей. Так, обстоит дело, например, с Хаусхофером, идея меридиональных материковых объединений которого просто не нашла себе места на страницах книги. Автору, наверное, хорошему специалисту в своей области, как и многим другим современным исследователям, хочется дать совет: не спешить с написанием монографий, или - если решение бесповоротно - найти себе для этой цели добросовестного редактора и внимательного корректора.

Борис МЕЖУЕВ

Нартов Н.А. Геополитика. - М.: Юнити, 1999. - 359 с.

 

Н.А. Нартов - кандидат философских наук и доцент. Его “Геополитика” рекомендована Министерством общего и профессионального образования РФ – быть учебником для студентов-экономистов. Что ж, за последние годы в России выходили разные “Геополитики”, “Основы геополитики” и “Введения” в нее: от трудов К.С. Гаджиева, понимающего приставку “гео” в смысле “всепланетности”, а “геополитику” как любую “мировую политику”, до А.Г. Дугина, призвавшего поделить постсоветские и посткоммунистические земли, включая даже и часть сжавшейся России, между Германией, Японией и Ираном – дабы крепко связать Евро-Азию антиамериканским союзом. Какое же место займет книга Нартова среди подобных сочинений?

Из первой части “Теоретические основы геополитики” узнаем, что “геополитика использует разные методы”, каковые “как правило… разрабатывались в других науках”: системный, деятельностный, сравнительно-исторический, критико-диалектический, функциональный, антропологический и… “общелогические” (с. 30-34). Иными словами, юным экономистам предстает странная дисциплина, как бы не располагающая ни одним присущим только ей методом.

Бросается в глаза, что, пересказывая ее историю, Нартов стопа в стопу следует за дугинскими “Основами геополитики”, слегка разбавляя этот образец почерпаниями из “Геополитики” Э.А. Позднякова, переводной “Критики немецкой геополитики” Г. Гейдена и еще из нескольких русскоязычных источников. Кто усомнится, - пусть проглядит в рецензируемой книге обзор современных геополитических школ Запада с чисто дугинским их разделением на “атлантистов”, “мондиалистов”, “прикладников” и “новых правых”, с медитациями насчет “аэрократии” и “эфирократии” со списком имен, включающим таких персонажей, как Ж. Тириар, А де Бенуа и Ж. Парвулеску. Особо обращу внимание читателя на параграф о Н. Спайкмене, перелагающий соответствующую главу у Дугина с минимальными стилевыми вариациями абзац за абзацем.

Издержки подобной дикурсивной техники бывают очень забавны. Например, Ф. Ратцелю приписывается такое различение геополитики и политической географии (с. 9), которое тому никак не могло принадлежать, поскольку термин “геополитика” был придуман Р. Челленом намного позже смерти Ратцеля. На самом деле различение, приводимое Нартовым, принадлежит О.Маулю и было почерпнуто нашим автором у цитируемого абзацем ниже Позднякова, а Ратцелю вменено по невнимательности компилятора. Работу С. Ханитингтона “Столкновение цивилизаций?” (1993) доцент Нартов титулует то “книгой” (с. 11), то “статьей” (с.77) (правильно последнее). Небольшая, но прославленная статья Х.Маккиндера “The Round World and the Winning of Peace”, напечатанная в “Foreign Affairs” за 1943 г. превращается в “крупную монографию “The Round (??? – В.Ц.) and the Winning of Peace”, вышедшую в 1942 году” (с. 56). Особенный интересный случай – характеристика взглядов французского географа П. Видаля де ла Блаша, которая скорее всего основывается на неуказанной автором в списке литературы статье А. О. Сороко-Цюпы “Проблемы геополитики в трудах французских авторов” (Геополитика: теория и практика. М.: ИМЭМО, 1993. С. 101-123). Тому два доказательства. Первое - общие ошибки Нартова и Сороко-Цюпы: оба неверно пишут фамилию этого географа как по-русски, так и по-французски – “Blanche” и “Бланш” вместо “Blache” и “Блаш”; оба произвольно сокращают название цитируемой книги “Principes de gйographie humaine”, отбрасывая два первых слова, и одинаково путают год выхода – 1921 вместо 1922. А второе доказательство то, что выделенные петитом на с. 64-65 якобы цитаты из Видаля де ла Блаша на самом деле представляют циататы из вольного пересказа последнего Сороко-Цюпой. Итак, курс практически целиком построен в этой части на вторичном материале без соприкосновения с источниками, и это делает информацию учебника во многих случаях недостоверной.

Что касается второй части “Геополитика в современном мире”, то она представляет стандартный обзор международного положения, пересыпанный такими необычными для поклонника радикала Дугина минималистскими рецептами России, как - просить “компенсаций” за расширение НАТО; понемногу использовать Францию и Италию в противовес как американо-английским атлантистам, так и немцам; дружить с Ираном и Ираком; торговать с латиноамериканцами; поднимать наш Восток иностранными капиталами, пытаясь сделать из них залог выстаивания под китайским нажимом; и вообще, видя в Китае “потенциального геополитического противника россии на юге и востоке”, видимо, именно поэтому развивать с ним “максимально дружественные и тесные отношения” (с. 172-173). Во всем этом “минимализме” есть здравые моменты, особенно проскальзывающее у Нартова трезвое недоверие к попыткам антиамериканских игр россиян с современной Европой, в частности с Германией, к демагогической болтовне о “Европе с Россией” как о “самом большом организме в мире” и т.п. (с. 189 сл.): за последний год Европа убедительно показала в косовском деле свою атлантическую солидарность.

Однако симпатии к Дугину и к “Русскому геополитическому сборнику” не прошли автору даром; витающие над Россией 1990-х геополитические слоганы (“евразийский блок против атлантизма”, “балансирующая равноудаленность”, “поворот к Востоку”, “не отдадим Курил” и др.) местами складываются у автора в конфигурации с труднопостижимым смыслом. Так, на с. 266, осудив курильские аппетиты Японии, автор заключает: “… надо помнить, что и Россия – великая держава, раскинувшаяся в Европе и Азии. До сих пор она сохраняет явный уклон в сторону Запада. Надо, чтобы наша страна повернулась лицом к Востоку: Японии, Китаю, АТР. Тогда политика равноудаленности принесет отечеству наибольшие геополитические результаты. Тогда сбудется мечта крупнейшего геополитика XX в. К. Хаусхофера о создании Большого континентального Евроазиатского Союза, который объединил бы Испанию, Италию, Францию, Германию, Россию и Японию против Британии и стран Западного полушария”. Кто бы объяснил: как из “поворота лицом к Востоку” возникнет “равноудаленность”? Почему эти наши “поворот лицом к Востоку” и “равноудаленность” тут же втянут русских в Большой Евроазиатский Союз с нами европейцев, включая испанцев? И каким образом это все поможет сохранить Курилы?

Впрочем, еще более впечатляет попранием всякого здравомыслия и ваглядя невольной пародией на неоевразийство “Элементов” предложение на с. 207 продать на худой конец Германии Калининградскую область, чтобы “вытеснить атлантистов из Прибалтики, чтобы нейтрализовать антироссийски настроенную Польшу, включить в игру Францию (? – В.Ц.) и нанести геополитическое поражение США в европейском раскладе сил”. Вот такая она – геополитика для студентов-экономистов.

Появление подобных книг – лишнее свидетельство огромного спроса в России на все “геополитическое”. Однако надо признать, что какая-бы то ни было настоящая геополитическая школа у нас под конец XX века почти начисто отсутствует, а западная классика этой дисциплины доходит до русских, в основном, в осколочных, часто диковатых пересказах, в отрывочных формулах, ни к чему насущному не применимых. Русским, готовым платить деньги за книги по геополитике, на деле были бы нужны две вещи. Во-первых, нужны хорошие переводы западных мэтров. Нужен настоящий Маккиндер, в особенности 1919 и 1943 гг., постепенно перераставший свою доктрину “Хартленда” в ее первоначальном облике, нужен аутентичный Спайкмен, вовсе не думавший в годы войны с японцами и немцами об удушении российского хартленда методом “анаконды”, ибо тогда время подсказывало совсем другие задачи; нужен аутентичный К. Хаусхофер и многие другие. Нужны издания издания таких образцовых западных пособий, как прославленная памфлет-хрестоматия Э.Дорпелена “Мир генерала Хаусхофера” и “Геополитическая мысль Запада в XX в.” Дж. Паркера. И, во-вторых, еще более необходима “Российская геополитическая библиотека”, которая включила бы в себя комментированные памятники нашей национальной геополитической мысли с XVII по XX вв., с самых ее зачатков – от записок канцлера А. Л. Ордина-Нащокина Алексею Михайловичу – до шедевров Савицкого и генерала Н. Н. Головина.

Время суррогатов себя исчерпало.

Вадим ЦЫМБУРСКИЙ

Исаев М.А., Чеканский А.Н., Шишкин В.Н.

Политическая система стран Скандинавии и Финляндии. – М.: “Российская политическая энциклопедия” (РОССПЭН), Московский государственный институт международных отношений (университет) МИД РФ, 2000. – 279 стр.

Авторы книги “Политическая система стран Скандинавии и Финляндии” презентовали ее читателям как пособие для студентов III и IV курсов факультета международных отношений, изучающих курс политической системы стран Северной Европы, а также рекомендовали ее всем студентам-скандинавистам. Но после прочтения ее становится ясно, что М.Исаев и его соавторы вышли далеко за рамки заявленной аудитории, поскольку книга будет интересна и полезна не только студентам, а также будущим и настоящим специалистам-скандинавистам. Она, безусловно, окажется полезной и всем тем в сегодняшней России, кому небезразличны проблемы государственного строительства, условий эффективного функционирования государства, поиска национальной самоидентификации, идеологии как источника организационного взаимодействия общества. Нет сомнения, что все эти проблемы чрезвычайно актуальны для сегодняшней российской действительности. И если одно из направлений этой работы – политологическое, содержащее анализ политических и правовых явлений в странах Северной Европы, действительно, ближе специалистам, то второе – общий анализ страноведческих проблем – способно привлечь самый широкий круг читателей.

Невозможно однозначно определить и жанр книги, поскольку он состоит из сложного синтеза, куда входят и аналитика, и исследование, и философия, и терминоведение. Все это вместе выполняет задачу показа вероятных форм политического анализа или, как авторы скромно указывают в аннотации, – один из возможных вариантов анализа политической ситуации в регионе. На самом же деле это не один из возможных вариантов – это четкая методология, владея которой можно анализировать политические ситуации в любом уголке земли.

На исторических примерах авторы убедительно показывают, что политологическая наука смогла вылиться в отдельную отрасль человеческого знания (а это произошло на рубеже XIX-XX веков) именно потому, что в ту эпоху “общий кризис государственной машины... вылился в усиленный поиск лучшими умами того времени выхода из тупика, куда завела государство на Западе идеология laissez-faire – государства – ночного сторожа, как называл его Ф.Лассаль” (с. 4). То есть толчком для становления науки стал общий кризис политических институтов, не поспевавших в своем развитии за развитием экономики. Западные страны столкнулись с тем, что пытались долгое время игнорировать, – с тем, что идеи и идеологии играют в обществе ведущую роль, без них невозможно материальное развитие. И в тот период выход был найден в выработке идеологии интервенционистского типа. Но дело не в том, какой именно тип идеологии был найден, а в том, что она вообще была востребована, выработана, сдвинула общество с критической точки и подтвердила необходимость существования политической науки как таковой.

Не зря авторы в этой связи вспомнили слова К.Маркса о том, что идея, которая овладела массами, становится материальным фактором истории. О чем в сегодняшней России, кстати, несколько подзабыли. Здесь надо отметить, что понятие “политология” – так, как оно понимается в России, – существенно отличается от того, как оно понимается на Западе в целом и в Северной Европе в частности. Если у нас политология ассоциируется скорее с “наукой о политике”, а то и о политиках, то на Западе это именно “государствоведение”, специализация в области государственного права. Отсюда государство – главный объект изучения этой науки, поскольку – по Аристотелю – оно является главной формой политического общения, так как – по Аристотелю же – само по себе представляет редкостный пример сочетания цели и способа достижения этой цели. А отсюда уже мостик перебрасывается к политике – от греческого слова “politeia”. Именно греки впервые осознали, “что не может существовать монополии на власть только у нескольких людей... Поэтому в основе процесса политики лежит взаимодействие между группами людей, которые стремятся к использованию власти” (с. 21).

Таким образом авторы подводят нас к самой важной составляющей общества – к субъекту и социальному субъекту, содержащему в себе прообраз единства всего общества в целом. Вообще, теории ученых и философов, на которые ссылаются авторы книги, подобраны настолько точно и тщательно, что сливаются в единое повествование, в единую проводимую авторами идею. То есть, это тот самый случай, когда собственные мысли, выраженные опосредованно, устами других, обретают особую, абсолютно завершенную форму. Главная же задача, которую (на мой субъективный взгляд) пытались решить авторы, – показать общество, которое плоть от плоти является именно человеческим обществом, общество, наиболее адекватно отвечающее человеческой природе. И здесь очень кстати выстраивается цепочка теорий от Августина Блаженного, объяснявшего, как можно построить Град Божий на земле, и Герберта Спенсера, заявлявшего, что общество есть организм, организованный на основе единой структуры, до Отто Гирке, утверждавшего, что “поскольку мир является единым, одухотворенным Единым Духом, организованным Единым Порядком, то те же самые принципы проявляются в структуре как самого мира, так и его частей. Поэтому каждое отдельное существо, поскольку оно есть целое, есть на самом деле уменьшенная копия самого мира” (с.22, 23).

То есть, человек – не винтик огромного государственного механизма, к чему мы привыкли как на советском, так и на постсоветском пространстве, а – копия мира. Уничтожая человека, – уничтожаем мир. Правда, не совсем понятна легкая полуирония авторов по поводу того, что в “то время… человек был, как известно, подобием Божиим” (с.22, 23). Бог ведь тоже не часть чего-либо, а – целое. Поэтому никакого противоречия здесь нет и по сей день. Противоречие, на мой взгляд, есть в другом – в том, что государство является высшей формой организации общественной жизни людей. Да, на сегодняшний день это пока так. Но всего лишь потому, что государство обладает определенной сложившейся формой, в рамках которой до сих пор было возможно движение и материальное развитие.

Но форма сама по себе – всего лишь инструмент. И попытки доказать, что возможны другие, более высокие формы организации жизни общества, хотя и были до сих пор обречены на неудачу, будут продолжаться. Потому что в этом есть необходимость. Уже сегодня нации-государства перестают играть решающую роль в мировом процессе. Да и страны Северной Европы, несмотря на то, что пытаются строить свою государственность на неизмеримо более высоких, почти недоступных пока для России принципах, предпринимают шаги для поиска более совершенных, я бы сказал, надгосударственных форм. Это формы культурно-цивилизационные. Авторы сами отмечают, что “с середины прошлого столетия идет процесс формирования идеологии скандинавизма – идеологии унификации законодательства и разработки национальных особенностей культуры в рамках отдельно взятого региона” (с.26). То есть речь идет о попытке самоидентификации на основе культурно-цивилизационной принадлежности. Авторы ведь и сами приходят к мысли о том, что “наиболее идеальной формой человеческого взаимодействия является коммуникативное, проще говоря, диалог, еще проще – разговор двух или нескольких субъектов, поскольку разговор – это самая первая и древняя форма социального взаимодействия, которая присутствует на всех стадиях человеческой истории.

Слово, язык и речь в действительности означали проявление разумного, что творит не только реальную историю (в данном случае истинность слов евангелиста лишний раз подтверждается), но и социальные отношения между людьми, созидая тем самым само общество” (с. 26). Скандинавская политология прекрасно отдает себе отчет в том, что система невозможна без феномена языка, культуры. И дело совсем не в том, что, как утверждают авторы, северные страны малы и поэтому ищут новые формы объединения с близкими по духу соседями. Россия вон велика, а самоидентифицироваться в отрыве от Украины и Белоруссии не может. Следовательно, культурная общность важней государства, которое, в конце концов, является лишь временным политическим устройством. И будущее, скорее всего, за сообществами, организованными на основе культурной идентичности. Потому что, как, на мой взгляд, точно подмечено авторами, “главным в определении общества является не наличие субъектов, а то, что их связывает в нечто единое и целое” (с. 27). А что же более всего может связывать субъекты, как не общая культура? В этой связи, кстати, очень важен вопрос о заимствованиях, о влиянии извне. Северные страны, не являясь основателями политической науки, создали ее для себя на основе заимствований из других школ и методов. Однако сумели подойти к этому вопросу творчески, все переработав на свой лад, в соответствии со своими культурными особенностями и особенностями мышления, которое практически исключает метафизический подход.

В результате была создана политическая наука, носящая в основном прикладной, описательный характер. Из чего становится ясно, что практицизм – главная отличительная черта народов Северной Европы. Теориям и философии здесь не очень-то доверяют даже сами философы. Авторы приводят по этому поводу высказывание Серена Кьеркегора: “То, что философы говорят о действительности, зачастую так же вводит в заблуждение, как вывеска в лавке старьевщика: “Прачечная”. Если бы кто-нибудь пришел сюда, чтобы постирать белье, он был бы обманут в своих ожиданиях, ибо эта вывеска всего лишь выставлена на продажу” (с. 10). Можно по-разному к этому относиться, но главным (по крайней мере, сегодня, и, по крайней мере, для нас, россиян) является пример творческого заимствования, а не механического перенесения на собственную почву чужого мышления, чужих систем, не стыкующихся с местным менталитетом. И здесь М.Исаев со своими коллегами высказывает вроде бы простую, вытекающую из логики повествования мысль, которая для сегодняшней российской политики является чуть ли не революционной. Поскольку “общество (социум) есть единое, направленное на достижение общей цели, осознанное его субъектами взаимодействие” (с. 28), то тут же встает вопрос об источнике силы, организующей это взаимодействие. И отвечают: “организующая сила действует в обществе не извне, а изнутри самого общества, его субъекты порождают эту силу” (с. 28). Тут, пожалуй, действительно, кроется ответ на многие сегодняшние российские вопросы. (Стоит в скобках еще раз подчеркнуть универсальность книги, написанной о Скандинавии, но дающей прекрасные возможности применять ее выводы и положения для анализа ситуации в других странах). Ведь извечная проблема России – это проблема формы, которая почти всегда заимствуется. При этом в чистом виде форма к нам не приходит, в ней неизменно присутствует чужое содержание, которое тут же вступает в противоречие с российским менталитетом. Процесс адаптации поэтому, как правило, затягивается. Сама форма заимствованной модели рождает веру в умозрительный, так называемый “чистый тип”, когда, как подчеркивают авторы, “рынок объявляют вместилищем разумных форм экономического общения, демократию (западного либерального типа) – самой разумной формой политического общения и т.п.” (с. 34). На самом деле форма – это только форма. Она нужна, полезна, но не является определяющим фактором развития общества. Более того, не смененная вовремя, она способна стать серьезным тормозом. Невозможно, к сожалению, в небольшой рецензии дать полный анализ этой серьезнейшей во всех отношениях книги, где авторы сумели отразить не только заявленные проблемы, но и массу других, не столько привходящих, сколько изначальных, без которых невозможно было бы адекватное отражение главной темы. Но самое главное – это актуальность книги. Она написана чрезвычайно своевременно, и не только для студентов – для всей страны, которая сегодня, прямо скажем, решает совсем не тривиальные задачи.

Валерий БЕЛЕНКЕВИЧ