НЕСКОЛЬКО СЛОВ ПО ПОВОДУ СООТНОШЕНИЯ ПОЛИТИКИ СВОБОДЫ И ПОЛИТИКИ СПРАВЕДЛИВОСТИ

Ирина Матвиенко

Что такое "мировая справедливость", которую предлагается распространить и на государства западной цивилизации, "узурпировавшие" политическую свободу?

Идея мессианства глубоко укоренилась в культурной традиции России, вот только как конструирование идеи справедливости будет воспринято теми, на кого ее предполагается распространить? Свобода определяется выбором, а справедливость требует надзора за ее воплощением.

Занимаясь определением основ морального деяния, мы всегда сталкиваемся с проблемами соотношения свободы и долженствования. После знакомства с текстами, помещенными в дискуссионном пространстве виртуальной мастерской Б. Капустина и Т. Алексеевой, у меня возникло несколько ремарок по поводу соотношения политики свободы и политики справедливости. Трудно (да и незачем) спорить с утверждением, что мораль есть первичный регулятивный контекст взаимоотношений людей, тот самый способ бытия человека.. Невозможно также не согласиться с тем, что мораль не может быть исключена из политической жизни, поскольку политики - это люди, получившие моральные установки в процессе социализации, как на это указывает А. Мартынов. Но вот можно ли говорить о морали, и конкретно о справедливости как о регуляторах политики? Сразу обозначу свое отношение к вопросу - мне представляется обоснованной позиция В. Межуева, согласно которой единственным законом для политики для политики является право. В поддержку этой позиции я готова привести еще несколько аргументов.

Мораль основывается на этике убеждения, признающей в качестве единственной высшей инстанции внутренний мир морального субъекта. Если мы будем говорить о морали как о "для-себя-искании" правильного поступка, то столкнемся с тем, что в таком искании зачастую результат не важен, важен сам процесс. И даже не столь существенно, как мы аргументируем это - то ли вместе с Кантом признаем, что данный свыше нравственный закон лишен оглядки на частные устремления и побуждает действовать, не задаваясь вопросом о результате, поскольку "поступок имеет свою моральную ценность не в той цели, которая может быть посредством него достигнута, а в той максиме, согласно которой было решено его совершить"; то ли, вслед за Т. Адорно [см.: Адорно Т. Проблемы философии морали. М., 2000. С.12-13], вспомним любой из множества примеров того, как люди поступали абсурдно с точки зрения рациональности, но делали это просто потому, что внешняя ситуация противоречила их внутренним убеждениям, и они не могли поэтому не стремиться к тому, чтобы изменить ее. Подобная мотивация недопустима для политика, который по определению его сферы деятельности должен руководствоваться этикой ответственности, основанной на признании в качестве позитивного начала цели, намерения и образа деятельности.

Деятельность политика должна способствовать созданию пространства политической свободы, которая, с точки зрения Монтескье, "заключается в нашей безопасности или по крайней мере в нашей уверенности, что мы в безопасности". Обеспечить такое пространство способно только право. Кстати, "право" как термин можно попытаться определить не только как наши обязанности перед законом, что вызывает недоумение у В. Вольнова, но и как право власти выставлять гражданам требования совместного существования, исполнение которых как раз способствует созданию пространства взаимной безопасности. Подобные требования не могут не вводить определенные поведенческие ограничения, а потому Монтескье, видимо, и утверждает различие между свободой политической и свободой философской как "беспрепятственным проявлением нашей воли". Что касается политической свободы, то она может быть защищена только правом. Правовые нормы предусматривают широкий спектр наказаний за нарушение того, что Локк назвал "естественными правами" - права на жизнь, свободу, собственность, посягательство на которые в первую очередь вызывают в человеке чувство неуверенности и опасения. Каков путь к созданию пространства политической свободы? Вопрос, мне кажется, не праздный для государства, к которому крепко приклеился ярлык "криминального". Возможно, имеет смысл делать ставку именно на совершенствование правовой системы.

Вот только как быть с политикой справедливости? О какой справедливости ведет речь В. Вольнов? Аристотель, говоря о справедливости, предполагал, что действовать следует не только на основании закона, но и учитывая конкретных людей и специфику обстоятельств. Кант же считал, что никакого справедливого общественного состояния не дано и "никогда не может быть дано" и отказывался соотносить благо "здесь и сейчас" с абстрактным благом всего человеческого рода. Т. Адорно, анализируя Канта, совершенно категорически высказался о невозможности деятельности на основе общих принципов некой справедливости в современном ему обществе второй половины ХХ в., поскольку реальность "требует от человека исключительной изворотливости, подвижности и приспособляемости", и справедливого общества просто нет. И быть не может.

Есть ли смысл выстраивать в России политическую концепцию справедливости (которую предлагает В.Вольнов) на неудавшемся коммунистическом опыте? Рискну утверждать, что в истории России нет примеров "удавшихся опытов", даже если заглянуть вглубь веков в поисках "богатой традиции". Справедливость неотделима от социальной группы, она может быть только "для кого-то". Кроме того, специфический уклад может быть со стороны расценен как справедливый, по сути не являясь таковым. "Справедливое" распределение земли в крестьянской общине, оборачивающееся перебрасыванием последствий неурожая из семьи в семью; "справедливое" государственное устройство в соответствии с теорией официальной народности, на деле оправдывающей сложившиеся отношения и не дающей никакой альтернативы; "справедливое" коммунистическое общество в необозримом далеке, к которому страна продиралась сквозь карточки, лагеря и "великие" стройки. А что такое "мировая справедливость", которую предлагается распространить и на государства западной цивилизации, "узурпировавшие" идею политической свободы? Идея мессианства глубоко укоренилась в культурной традиции России, вот только как конструирование идеи справедливости будет воспринято теми, на кого ее предполагается распространить? Свобода определяется выбором, а справедливость требует надзора за ее воплощением.

В данном контексте правовые нормы представляются мне универсумом, от которого не следует отказываться только потому, что где-то система уже сложилась и работает лучше, чем у нас. Может быть, это является лучшим основанием для политики и для ее анализа?