|
ВЕЧНЫЕ ВОПРОСЫ? - ДА! Когда философствуют или хотя бы говорят о философии, то, так или иначе, вступают на странную почву "вечных вопросов". Так что если "убавить" высокопарность изречения М. Оакшотта ("политическая философия - это "рассмотрение отношений между политикой и вечностью""), которое приводит Т.А. Алексеева, то получится, что политическая философия тоже ходит по полю вечных вопросов, т. е. имеет дело с вопросами, у которых нет "вечных ответов". Впрочем, если "вечность" мыслится как одно из определений Бога, - тогда дело обстоит иначе: вечные ответы есть и они находятся в Священном Писании. Для кого-то таковым будет Библия, для кого-то - Коран, для кого-то иное. Понятно, что перед нами будет религиозно-философская политическая теория, базовые основания которой не доказываются, но принимаются на веру вместе со Священным Писанием. Понятно также, что таких теорий может быть столько же, сколько насчитывается религиозных конфессий. И на уровне своих "аксиом" они никогда не объединятся: каждая будет отстаивать абсолютную истинность своих "вечных ответов". Однако мастерская Капустина-Алексеевой предлагает "потоптаться" на платформе политической философии, т. е. на площадке мировоззрения, живущего в диалоге голосов "уверенности" и "сомнения". Обойдя все её чертоги, мы не найдём никаких "священных писаний" и никаких "вечных ответов". Одни только "вечные вопросы". Почему? Потому что, говоря коротко, философское мировоззрение личностно, также личностны и любые найденные ответы. Многовековой опыт философствования даёт разнообразные личностные образцы искания ответов, к которым новые поколения, конечно же, прислушиваются и приглядываются, но им всё равно предстоит самим пройти путь искания своих ответов. Это не "дважды-два - четыре", которое каждое новое поколение людей заучивает и поэтому "знает". Для-себя-ответ на "вечные вопросы" может состояться только как итог для-себя-искания. Можно, конечно, знать, как это делали другие и даже понимать их, но только без такого без для-себя-искания "ответ" не состоится. В лоне философии "вечность" из исходной аксиомы превращается в то, что предстоит найти. К тому же на индивидуальном уровне этот поиск есть нечто личностное: это всегда для-себя-искание. "Для-себя" надо понимать довольно объёмно: это не просто индивид ("робинзон", как говаривал Маркс), но это личностный мир, в том числе предметный и социальный. В структуре такого личностного мира и любимые образы, и любимые люди, и любимые вещи. Короче говоря, "для-себя-искание" надо понимать одновременно и как "для-нас-искание". Политическая философия является всё-таки частью, сектором социальной философии, так что субъект философствования - уже не только отдельный индивид, но сообщество. Функция философской рефлексии возложена на специальные социальные институты (кафедры, мастерские, институты, "мозговые центры" и пр.), в которых "настаиваются" различные "диалекты" философской культуры. Разнообразие этих диалектов усиливается за счёт этно-культурного разнообразия человеческих сообществ. Факт гео-культурно-исторической стратификации человеческих сообществ сказывается в виде разнообразия форм и содержаний коллективных для-себя-исканий. Институциональная форма существования философствования в обществе существенным образом "обобщает" разнообразие философских диалектов, но и она принципиально сохраняет определённое разнообразие. В отличие от религиозных конфессий, философские "диалекты" способны сосуществовать в структуре более-менее толерантного дискурса, диалога (полилога), ибо каждый "диалект" изнутри "заряжен" голосами уверенности и сомнения. Короче говоря, мы хотели обозначить мысль о том, что политическая философия не существует отдельно от личности и от социокультурного сообщества, в которых существует. Поэтому пространство политической философии стратифицировано, причём это фундаментальная стратификация - по исходным основаниям. Более "жёсткие" границы между философскими "диалектами" пролегают там, где в исходных основаниях появляется религиозная вера и священное писание или та или иная разновидность фанатизма. Границы более "мягкие" случаются там, где мы имеем дело с более-менее чистыми философскими "диалектами". Не трудно показать, что аналогичного рода разнообразие
существует и в пространстве морали. Мораль - это часть культуры, так что
объективное этно-культурное разнообразие выталкивает на поверхность социальных
процессов объективное разнообразие моральных норм, моральных комплексов.
Вряд ли стоит долго обосновывать, что совесть - это всякий раз личностное
для-себя-искание "правильного поступка" и что она действует
там, где действует личность. Голос совести (то есть комплекс моральных
ценностей) укоренён в каждом через то, что Л. Витгенштейн называл "вербальной
верой" и "уверенностью". Любая наша деятельность, подобно
ритуальному танцу шамана, вызывает в нас дух совести, потому что мы хотим,
сделать "как правильно". Т. Парсонс предельно ясно выразил философию политического субъекта, озабоченного сохранением "нормативного порядка" (можно читать "политического порядка", не суть важно какого). Культура и личность в этой философии являются "средами", в которых существует самое главное - общество, то есть собственно "нормативный порядок". Культура выступает лишь системой "легитимации нормативного порядка общества" , а личность - это "определённым образом организованный в процессе обучения индивид", причём хорошая личность получится тогда, когда "социальное и культурное обучение сильно мотивировано благодаря использованию механизма удовольствия на уровне организма" . Для того, чтобы люди вели себя правильно (то есть в соответствии с "нормативным порядком"), нужна, во-первых, интернализация (усвоение - Прим. перев.) ценностей и норм общества его индивидами и, во-вторых, механизм принуждения. Природа, личность и культура должны быть подчинены социальной мегамашине, если использовать термин Л. Мэмфорда, а для этого "программа" машины должна через легитимацию и социализацию быть имплантирована в индивидов. В противном случае мегамашина применит "механизм принуждения". Примерно всё так и происходило в период сталинизма в России. Это как раз тот случай, когда политика и право стремятся существовать отдельно от культуры и личности. Для того, чтобы практически реализовать проект под названием "право и политика отделены от культуры и личности" необходима политическая система тоталитаризма. Тем жёстче, чем выше уровень разнообразия форм культуры. (Мы имеем в виду мысль о дистанции между "структурой" и "культурой", если пользоваться терминологией Э. Гидденса). Почему иначе такой проект не реализовать? Да потому что культура "заряжена" своими источниками нормативности, из которых первейший - это мораль. И.А.Ильин в одной из своих публицистических статей говорил о том, что в обществе существует два рода законов: один - законы, то есть нормы права, которые утверждаются и поддерживаются силой института государства; другой - законы неписаные, существующие в массовой повседневной жизни людей, складывающиеся исторически и поддерживающиеся в форме традиционных фоновых практик. Законы государства будут действовать в двух случаях: либо в случае, если они в известной мере соответствуют законам традиционных фоновых практик, либо - если будет создан тоталитарный механизм принуждения. Поэтому на вопрос о том, могут ли политика и право существовать отдельно от культуры и морали, можно ответить: нет, не могут. Политики могут лишь предпринять попытку такого отделения, но постоянное сдерживание внутренней моральной энергии больших социальных масс будет заставлять их ужесточать политический режим. Можно сказать, что тоталитарная система выступает памятным знаком, символическим изваянием этой незаметной при других обстоятельствах связи политики и морали. Политики, правда, могут не замечать эту связь ни при каких обстоятельствах. Но политическая философия должна видеть её при любых обстоятельствах. Собственно говоря, реальные политические системы и устанавливаются в пространстве двух этих источников "излучения" нормативности: права и морали. Грубо говоря, право организует общество "сверху", а мораль - "снизу". Реальное политическое устройство получается как раз в зоне пересечения "силовых полей" этих источников. Политическая система - это некая сложная интерференция организующих импульсов, идущих от институтов права (шире, государства) и организующих импульсов, идущих от каждого для-себя-ищущего. Первые берут строгостью официальных предписаний, силой и в определённом смысле, качеством, а вторые - массой, количеством. Возьмём, к примеру, вопрос о реальном механизме установления нормативов налоговых отчислений в России. С одной стороны, он складывается из законодательной базы, под которую настроена работа соответствующих силовых структур государства (налоговой инспекции, налоговой полиции и др.). С другой стороны, каждый для-себя-ищущий имеет своё представление о "правильном" или "справедливом" уровне налогов. Поэтому каждый находит пути "увода" денег из-под налогообложения. Реальный механизм налогообложения формируется под влиянием права и повседневных представлений о допустимых размерах того, что для-себя-ищушие готовы отдать государству "за просто так". За последние десять лет в России сформировалась массовая практика скрытого социального протеста, суть которого в том, что в отместку за несправедливое к себе отношение общества (за что нам такие испытания…), люди считают для себя допустимым нарушать "его законы". Поэтому "бюджетники" морально освобождают себя от обязанности платить за проезд, предприниматели - от обязанности платить налоги, бизнесмены - считают нормальным подкуп чиновников, "олигархи" - отождествляют интересы своего бизнеса с интересами страны. В итоге: институт права - то, в отношении чего все должны быть равны, - действует ровно настолько, насколько ему дают действовать для-себя-ищущие. Если М. Вебер объяснял возникновение европейского капитализма исходя из протестанской этики, то нам в пору объяснять наше экономическое устройство исходя из совершенно своеобразной протестной этики. Право в "оковах" морали. Институт права - это социальная машина, "сделанная" из людей, каждый из которых, кроме того, что он а) что-то для-другого-должен, б) он для-себя-ищет. Причём второе не менее важно и ценно, чем первое. Потому что второе - это имманентная жизнь человеческой личности. Можно ли отделить личность от института права, личность отделить от должности? Нет. Можно ли "очистить" общество от личности? Нет. Более того, для-себя-искание ближе личности, чем для-другого-должентвование. "Искание" - первично, а "долженствование" вторично и это социальный закон, изменить который не может даже тоталитаризм. Отменить его может смерть личности, смерть социальная, когда вместо личности остаётся безвольный индивид, раб, или смерть физическая, когда остаётся только тело. Проблема, которую порождает этот закон в том, что "искание", соединяясь с "долженствованием" может существовать в положительной и в отрицательной версии. Положительная - это когда человек "все силы отдаёт любимому делу" и т.п. Отрицательная - это, например, коррупция. Атмосфера скрытого социального протеста и протестная этика, царящая в современной России, стимулирует именно отрицательные формы проявления "исканий". Получается замкнутый круг: государство наращивает своё нормативное давление, тем самым повышает энергию протестной этики, отчего "долженствование" ещё более слабеет перед "исканием". Политика = мораль + право. Бессмысленно говорить о том, что политика (действия политиков) могут быть, должны быть только правовыми. Реальная политика придерживается права ровно настолько, насколько право соответствует "для-себя-исканиям". Именно поэтому США с лёгкостью вышли из договора по ПРО, именно поэтому А. Гор на последних выборах президента США отказался от своих претензий относительно точности подсчёта голосов. Вся современная международная политическая дипломатия - это почти в чистом виде взаимодействие "для-себя-ищущих". Правовые акты и "долженствование" здесь вторичны. Поэтому теория (точнее, наверное, идеология) "правового государства" - это утопия, которая строится на молчаливом аксиоматическом признании возможности отделения социальных технологий, политики, права, "долженствования" от личности, культуры, от "для-себя-искания". Принимающий эту идеологию к действию, видимо, заведомо рискует двинуться к несуществующей цели. Государство не может быть просто правовым, оно, если пользоваться только терминами нашей дискуссии, должно быть морально-правовым. "Морально-правовое государство" - это пока что только слово, собранное механически в контексте данного рассуждения, а не термин. Тем не менее, им мы хотим обозначить возможность и необходимость принципиальной альтернативы теории "правового государства". Суть альтернативного подхода должна бы состоять в том, что базисом политики и права является культура, мораль. В этой парадигме должны быть осмыслены пределы правового (шире, социотехнологического) регулирования социальных процессов. Надо ещё раз отметить, что говоря "мораль" мы имеем в виду индивидуальное для-себя-искание "правильного действия", а не некое "всеобщее благо" или "добро". Думается, что если такая альтернативная модель общества будет простроена, мы не узнаем сами себя. Дахин Андрей Васильевич, |
|
|
|