Российская академия наук
Институт сравнительной политологии
Е.Г.Плимак, И.К.Пантин
ДРАМА РОССИЙСКИХ РЕФОРМ И РЕВОЛЮЦИЙ
(сравнительно-политический анализ)
М.: Издательство «Весь Мир», 2000. — с. 360.

Основные вопросы, поставленные авторами, формулируются так:

Почему генезис, становление капитализма в России, оказался отличным от аналогичных процессов на Западе?
Почему освободительная борьба в России, признанная уничтожить самодержавие и крепостничество, приобрела еще и антибуржуазный характер?
В чем заключалось объективное содержание, результат вроде бы восторжествовавшей здесь в Октябре 1917 года «социалистической» революции?
Каковы наши перспективы после распада СССР в начале 90-х годов XX века?
Почему не удались в России за три столетия «догоняющего развития», прошедшие со времен Петра Великого, все проводимые «сверху» крупные социальные реформы?
В силу чего не дали исторически обнадеживающего результата произошедшие в XX веке в России три народные революции?
Наконец, почему Россия остается в фазе «мнимой цивилизации», а не «подлинной» цивилизации, несмотря на наличие казалось бы всех цивилизационных предпосылок (огромные природные богатства, привыкший к трудностям трудолюбивый народ, технологические прорывы и культурные достижения мирового значения)?

* * * * *

Мировая капиталистическая система в целом складывалась под «цивилизующим» воздействием первоначально возникшего в Западной Европе центра капиталистического развития (Англия и ее соседи) на периферию (Россия, Балканские страны, Индия, Китай Япония и так далее); под страхом гибели буржуазия передового Запада заставляла «все нации принять буржуазный способ производства». Вместе с тем «второй эшелон» развития капитализма, к которому принадлежала Россия, не просто копировал «первый эшелон». Однонаправленные по сравнению с Западом процессы происходили на Востоке в специфической форме, им был, как правило, присущ особый, иной, чем в Западной Европе и ее дочернем ответвлении - США, тип развития.
Сегодня, видимо, не надо доказывать ту истину, что «историческая среда», сама вовлеченность России со времен Петра I в систему политического соперничества великих держав, международных экономических связей, обмена товарами и идеями определила начало превращения отсталой евразийской страны в буржуазную. Трудность проблемы в другом: понять, в какой мере и почему сам генезис капитализма в России оказался существенно отличным от соответствующих процессов на Западе; почему, в частности, освободительная борьба, призванная «снять» противоречия между азиатством, крепостничеством и буржуазными элементами прогресса, приобрела сугубо антибуржуазный характер, не сохранив вообще после Октября 1917 года позитивных результатов предыдущих этапов борьбы и достижений Запада. Наконец, предстоит выяснить, в чем заключается объективное содержание, действительный исторический смысл «Октябрьской социалистической революции», которая, решив ряд задач, недорешенных при царизме (ликвидация помещичьего землевладения, окончательное завершение «первоначального накопления», индустриализация страны, культурная революция), выродилась в систему — пользуемся определением Маркса — «грубого коммунизма», не только не превзошедшего капитализм, но и стоящего «ниже» его по ряду важнейших параметров.

* * * * *

Догоняющее развитие России — мы видим это на примерах царствования Петра I, Александра II, Николая II и «царствующего» генсека Сталина — было в России вынужденным. Его вызвало к жизни прежде всего отставание страны, к тому же в условиях внешней угрозы с Запада и Востока (Япония). В наши дни положение России существенно иное, рассматриваем ли мы факторы ее внешнего или внутреннего развития.

* * * * *

Большевики продержались у власти более 70 лет благодаря «мобилизационному» типу развития страны (особо жесткая разновидность догоняющего развития), но так и не подошли к выполнению главной своей задачи: превзойти капиталистические страны по производительности труда. Правда, в 30-е—40-е годы усилиями народа, включая узников ГУЛАГА, была создана крупная индустриальная база на востоке страны, позволившая СССР в союзе с западными демократиями сокрушить гитлеровскую Германию. На долю СССР выпала главная тяжесть борьбы и жертв. Но после победы руководство КПСС, превратив ряд освобожденных государств в своих сателлитов, оказалось бессильным создать новый миропорядок.
Развязанная в мировом масштабе «холодная война» между СССР и США привела к невиданной гонке ядерных вооружений, а затем — к крушению восточно-европейской империи, созданной Сталиным. Развал постиг и многонациональный Советский Союз, что нанесло огромный ущерб развитию всего постсоветского пространства (обрыв экономических связей единого хозяйственного организма, падение производства, подрыв обороноспособности, падение престижа государства, обнищание и даже вымирание масс населения при непомерном обогащении «новой полукриминальной буржуазии» и коррумпированного чиновничества). Правда, положение поначалу не казалось таким безысходным. Были планы сохранения единого экономического и оборонного пространства, планы углубления разделения труда. Но, к сожалению, почти все решения вновь созданного Содружества независимых государств (СНГ) остались в основном на бумаге. Независимость новых стран подтолкнула их к самостоятельному плаванию в море ми-повой политики, к дистанцированию от России. Развеялась и надежда на то, что «свободный рынок» избавит эти страны от всех бед. Что же касается России, то намерение ввести здесь капитализм за одно-два президентства (вспомним обещание Ельцина с трибуны американского конгресса) оказалось беспочвенной утопией — формации, как известно, создаются десятилетиями, если не веками. Реформы неолибералов длятся уже 9 лет, но они оказались негодными даже для того, чтобы просто вытащить страну из экономической ямы. Между тем мир развивается такими бурными темпами, что нам остается на выздоровление и выполнение насущных стратегических задач всего два-три десятилетия, затем наше отставание станет уже бесповоротным...
Можно ли сменить догоняющее развитие страны, по которому Россия двигалась в течение трех веков, развитием устойчивым, адекватным, направленным не столько на возвращение былой военной мощи, сколько на органическое развитие всего нашего общества и экономики?

* * * * *

Что же нам делать?
Прежде всего, нам предстоит сохранить собственную нишу в многообразном и многополюсном мире, чего мы пока, к сожалению, не делаем. Россия уже утратила первенство в покорении космоса, а ведь деградирующий сегодня космический комплекс тянул за собой развитие многих отраслей промышленности. Под угрозой потери достигнутого уровня до самого последнего времени находилась вся сфера высоких технологий, связанная с ВПК (но не с промышленностью в целом!). До сих пор не созданы условия для мелкого и среднего бизнеса, который в большинстве процветающих стран явился мотором экономического прогресса, не преодолен застой в промышленности и сельском хозяйстве, простаивают и разрушаются производственные мощности.
При этом следует иметь в виду, что оздоровление и восстановление российской экономики должно означать не просто восстановление индустрии тридцатилетней давности или ставку на единственно развитый в стране топливно-энергетический комплекс. Реиндустриализация должна означать переход на создание новейших, компактных, материалосберегающих и трудосберегающих, экологически чистых технологий, при всестороннем развитии информатики (здесь мы отстаем от развитых стран на несколько порядков). А для этого предстоит всерьез заняться вложением средств в человека, улучшением качества жизни людей и стимулированием научно-технического труда.

* * * * *

При смене целей развития перед Россией возникнут новые задачи: формирование в нашей стране действительного гражданского общества, совершенствование федерализма, местного самоуправления, развитие судебной системы, преодоление засилья бюрократии в центре и на местах, беспощадная борьба с коррупцией. С точки зрения демократии это элементарные, первичные задачи. Но не забудем, что у нас за ними стоят века догоняющего развития, традиции населения и власти, от которых избавиться нелегко.
Мы полагаем, что в России можно добиться всеобщего обновления страны только с помощью обновленного государства. Без достаточно эффективного государственного регулирования невозможно ни создание цивилизованного рынка, ни прекращение деградации культуры, голодания и вымирания малообеспеченных слоев населения. Однако, обновленное государство должно быть сильным, авторитетным, но не авторитарным, государством не для коррумпированной элиты, а для народа и через народ. Для этого нужна прозрачность социальных и политических отношений на всех уровнях, что даст возможность контроля общественности над властными структурами и финансовыми потоками.
Такова, думается, должна быть стратегия нашего развития, если мы не хотим ограничиваться латанием дыр, выпрашиванием «траншей» у кредиторов, а будем заниматься действительным реформированием страны. Адекватной стратегией, другими словами, мы называем поворот лицом к актуальнейшим собственным проблемам страны и решение их с помощью и на основе всесторонней демократизации общества и обновления государства. Надо учиться решать проблемы до того, как они превратятся в источник бескомпромиссных столкновений и кристаллизуются в качестве противоборствующих направлений, развязывать исторические узлы, а не разрубать их. надо критически изучать опыт других стран, а не просто копировать его в российских условиях.
Следствием подобного рода стратегии будет, как нам представляся стабильное и динамичное общество, которое займет подобающее место среди мировых лидеров. Туда редко попадают, делая именно это самоцелью. Современной России путь догоняющего развития явно противопоказан, что не означает будто нет другого пути.
Россия переживала немало тяжелейших кризисов, когда народу приходилось расплачиваться за действия незадачливых, а то и преступных политиков. Демократия дает принципиальную возможность сделать мирным путем правильный выбор руководства, которое было бы способно оказаться на высоте исторических задач страны, и, опираясь на поддержку и творческие силы народа, могло бы повести страну вперед. Будем надеяться, что эта возможность реализуется не в столь отдаленные времена.
В чем же заключается проблема России на переломе XX и XXI веков, очерчивающая, как представляется, общее направление (и только направление!) развития страны? Это проблема выхода российского, а еще раньше — советского общества, за рамки индустриализма как типа и стадии развития производительных сил и, главное, как специфической цивилизационной модели с характерным для нее типом личности. Станет ли этот выход альтернативой североатлантической, западной цивилизации, или наоборот, Россия пойдет за Западной Европой — сказать трудно, если вообще возможно. Одно ясно: с точки зрения развития в Современности подобного рода выход должен стать альтернативой прежде всего «самобытной нецивилизованности», из которой мы уже пытались выходить дважды (ленинско-бухаринский НЭП и горбачевская «перестройка») и оба раза — не получив искомого результата.
Либеральные реформаторы начала 90-х годов думали совсем по-большевистски, одним махом, одним движением (вспомним хотя бы «обвальную приватизацию», обратившуюся разбазариванием госимущества) пытались отрезать российское общество от всего его прошлого — и самодержавного, и «коммунистического». Разумеется эти надежды оказались иллюзорными. Жизнь показала, что в России (думаем не только в ней) ломать государство означает только одно — порождать смуту. Лишенное государственной составляющей, государственного регулирования общество остается наедине с собственными паталогиями — коррупцией, преступностью, произволом, безответственностью.
На наш взгляд, предстоит не просто ломать, а лечить российское государство, шаг за шагом превращая его в современный демократический институт, бороться с излишней централизацией, не допуская одновременно своеволия региональных элит; преодолевать шаг за шагом бюрократически-клиентелистский тип управления страной и хозяйством, формировать цивилизованный рынок, не допуская разгула рыночной стихии и помня о соотносительности категорий «цивилизованный рынок» — «социальное государство».
Другими словами, авторы данной книги, как, по-видимому, уже догадался читатель, отрицают запрограммированность, предуготовленность исторического развития России — будь-то «европейский», «евразийский», «китайский» или «бразильский вариант». Как всякое живое общество России должна будет в разных формах и разными путями вбирать и перерабатывать, опыт и достижения стран Запада и Востока, ушедших вперед, в соответствии со своими потребностями и внутренними условиями, историческими особенностями развития, менталитетом.
Мы отдаем себе отчет, что характер народов, наций, или, как сейчас принято говорить, их менталитет, — тема трудная для обсуждения, в нее легко привносится много произвольного и надуманного. И тем не менее сам характер — вещь вполне реальная. В нем подытоживается очень многое: и природные условия, и размеры территории, и историческая судьба народа, и строй его речи, и быт, и традиции и т.д. и т.п. Но, пожалуй, самое главное — укоренившийся способ обращения человека с человеком.
Российская проблема на протяжении всей ее истории — это, главным образом, проблема преодоления произвола в отношениях между людьми. Без преодоления произвола не могло быть законности, духовной независимости, свободы и прав человека, не говоря уже о раскрепощении личности.
Известно высказывание Н.Г. Чернышевского о россиянах: «Нация рабов, — снизу доверху все сплошь рабы». Но мало кто знает, какое глубокое содержание русский мыслитель вкладывал в это признание. Он писал в «Апологии сумасшедшего» (1861), так и не увидевшей свет при жизни автора: «Основное наше понятие, упорнейшее наше предание — то, что мы во все вносим идею произвола. Юридические формы и личные усилия для нас кажутся бессильны и даже смешны, мы ждем всего, мы хотим все сделать силою прихоти, бесконтрольного решения, на самопроизвольную готовность и способность других мы не надеемся... Каждый из нас маленький Наполеон или, лучше сказать, Батый. Но если каждый из нас Батый, то что же происходит с обществом, которое состоит из Батыев?... От одной этой привычки, созданной долгими веками, нам отрешиться едва ли не потруднее, чем западным народам от всех своих привычек и понятий».
Думаем, читатель понял, в чем и в каких пределах авторы данной книги не согласны с самыми честными «западниками». Нам, россиянам, предстоит на рубеже веков решать проблему создания современного общества не так, как ее решало на протяжении веков европейское человечество, а учитывая наше прошлое, в особенности недавнее, и императивы Современности.
История отвергла, оставила в прошлом тоталитаризм, и коммунистический, и фашистский. Но проблема модернизации отдельных стран, целых регионов в условиях колоссальной разницы уровней развития не снята с повестки дня. Не снята в двояком смысле. С одной стороны, новые основания международной жизни, новый мировой порядок, базирующийся на животворящей силе различий, не только не сформировались, но и вообще поставлены под вопрос стремлением развитых стран к гегемонии. Натовский способ решения межэтнического конфликта — наглядный тому пример. Новый мировой лидер (разумеется, «либеральный», «демократический»!) пытается сегодня подчинить страны и людей своему контролю, силой навязывает «единственно цивилизованные», «прогрессивные» способы разрешения сложнейших вековых проблем, превращая тем самым любой конфликт в предкатастрофу, способную детонировать мир, поставить человечество на грань самоуничтожения. С другой стороны, как никогда, на переломе тысячелетий становится ясно, что люди не могут повсюду жить на один манер, даже если за подобным «манером» стоят успехи ряда регионов. Существование человечества — не только каким оно было, но и каким ему быть, — это мир своеобразия, специфики, различий, не нивелируемых другими, даже «передовыми», государствами и регионами, но и не противопоставляющих себя универсализму. Ответ на вопрос «что делать?» у каждой страны может быть только своим собственным. Но чтобы ответ этот был сегодняшним, а не вчерашним и позавчерашним, он должен учитывать проблему Завтра, т.е. быть современным.

Россия регионов: трансформация политических режимов
Общ. ред.: В. Гельман, С. Рыженков, М. Бри.
М.: Издательство «Весь Мир», «Berliner Debatte Wissenschaftsverlag», 2000. — 376 с.

Книга, ставшая итогом сравнительного исследовательского проекта ученых из России и Германии, посвящена одной из наиболее актуальных для современной отечественной политологии тем — процессу трансформации в российских регионах. Авторы анализируют причины возникновения и закономерности развития различных региональных вариантов перехода. Типы политических режимов, сценарии выхода режимов из неопределенности, структуры ресурсообмена рассматриваются в книге как в общетеоретическом плане, так и в конкретном региональном измерении. Регионами исследования стали Саратовская, Нижегородская, Волгоградская. Рязанская, Ульяновская и Тверская области. Авторы переносят свои выводы на российскую политику в целом. Это первый опыт сравнительного исследования подобного рода в российской и зарубежной политологии.
СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие
Введение
Глава 1. Трансформации и режимы. Неопределенность и ее последствия.
Владимир Гельман
Глава 2. Региональные политические режимы и системы управления.
Михаэль Бри (перевод с немецкого Елены Белокуровой и Марии Ноженко)
Глава 3. Саратовская область: победитель получает все.
Владимир Гельман, Сергей Рыженков, Игорь Семенов
Глава 4. Нижегородская область: пределы «сообщества элит».
Владимир Гельман
Глава 5. Волгоградская область: структурный плюрализм и неустойчивый бицентризм.
Владимир Гельман
Глава 6. Рязанская область: от структурного дуализма к «сообществу элит».
Владимир Авдонин
Глава 7. Ульяновская область: переход без смены элит.
Сергей Рыженков
Глава 8. Тверская область: прото-политика.
Борис Овчинников
Глава 9. Сравнительная перспектива: региональная политическая динамика.
Владимир Гельман

Настоящее издание представляет результаты сравнительного исследования трансформации региональных политических режимов в современной России, выполненного в рамках проекта «Россия регионов» при поддержке фонда Фольксваген (программа «Совместные пути в Европу») в период с августа 1997 по август 1999 года. Проект был реализован силами сотрудников и экспертов Общества социальных исследований (Gesellschaft fur sozialwissenschaftliche Forschung und Publizistik, GSFP, Берлин), Международного института гуманитарно-политических исследований (ИГПИ, Москва), факультета политических наук и социологии Европейского Университета в Санкт-Петербурге, сотрудничавшим и раньше.
Замысел нашего проекта был связан с развитием исследовательского цикла познания российской политики: от монографического анализа отдельных региональных случаев и создания их эмпирических типологий мы стремились перейти к обобщениям, основанным на теоретическом осмыслении переходов в сравнительной перспективе. Мы надеемся, что итогом данного исследования не стала только демонстрация различных вариантов трансформации региональных политических режимов в России. Поиск причин тех или иных результатов и последствий переходов неизбежно ставит вопрос и о переосмыслении самой парадигмы демократизации. На наш взгляд, как господствовавшие в начале 1990-х годов представления о грядущем торжестве демократии как цели политического развития общества, так и вскоре сменившие их суждения, отрицающие переход к демократии в силу локальных («расколотая культура») или глобальных («столкновение цивилизаций») причин, являются по сути двумя сторонами одной медали, — от телеологизма неизбежности демократии до фатализма ее невозможности всего один шаг. Напротив, ставя перед собой задачу беспристрастного и ценностно нейтрального анализа переходов, мы рассматривали трансформацию политического режима как процесс с открытым финалом.
Политические исследования в целом и наша книга в частности также являются своего рода процессом с открытым финалом. Изучение процессов трансформации политических режимов нуждается в постоянном накоплении полевых данных, критике концепций, разработке методов, поиске сходств и различий, выявлении закономерностей и генерализации обобщений. Такая исследовательская программа может быть реализована лишь в результате коллективных усилий всего международного научного сообщества. Наша задача была более локальной — сделать один шаг в этом направлении.

* * *

«Переход происходит от определенных авторитарных режимов к неопределенному «чему-то иному». Это «что-то» может быть связано как с установлением политической демократии, так и с реставрацией новой, и возможно, более жестокой, формы авторитарного правления...». Этими словами открывается книга Г. О'Доннелла и Ф. Шмиттера «Переходы от авторитарного правления. Предварительные выводы о неопределенных демократиях», в которой была сформулирована наиболее влиятельная концепция перехода (трансформации политических режимов). Несмотря на представления о столь неочевидных последствиях перехода, как сами авторы, так и десятки (если не сотни) их последователей имели в виду прежде всего демократическую перспективу перехода. Подавляющее большинство западных исследователей, независимо от теоретических подходов и идеологической ориентации, в своих работах, посвященных трансформации посткоммунистических обществ, явно или не явно исходили из императива неизбежности перехода этих стран к либеральной демократии, своего рода «телеологизма истории», и рассматривали иные исходы главным образом как некие промежуточные этапы процесса трансформации. Действительно, в начале 1990-х годов крушение коммунистических режимов в Восточной Европе и СССР породило у исследователей некоторую эйфорию всеобщей и полной демократизации, вскоре сменившуюся значительной долей скепсиса.
В самом деле, политические режимы в странах пост-СССР очевидно не могут быть квалифицированы как демократические в смысле нормативных теорий, хотя и перспектива возврата этих стран к коммунистическому или иному авторитарному правлению вряд ли заслуживает внимания как реальная альтернатива демократии. При этом, если до президентских выборов 1996 года в России господствовало представление о временном, или промежуточном, характере политического режима, связанного с незавершенностью борьбы основных политических группировок посткоммунистических обществ - «либералов-космополитов» и «этатистов-националистов», то после 1996 года становится все более очевидным, что тенденции к институционализации нового режима носят долгосрочный характер.
В результате определения политического режима в России как «гибридного», в духе «делегативной демократии», «административной демократии», «авторитарной демократии» и прочих «демократий с прилагательными» стали за последние несколько лет общим местом в работах российских и западных авторов.
Однако описание режима как гибридного само по себе не дает ответа на вопрос о причинах и следствиях этого результата трансформации. Иначе говоря, остается неясным, почему, в то время как часть «новых демократий», включая ряд посткоммунистических стран Восточной Европы, в той или иной степени перешли или переходят к демократии (по крайней мере, в «минималистском» процедурном ее понимании), переход в России и других странах пост-СССР происходит в ином направлении.
Анализируя динамику социальных и политических изменений в России, на этот вопрос невозможно ответить ни в рамках «процедурного», или «генетического», подхода, отвергающего наличие экономических, культурных или социально-структурных условий, обуславливающих заданность последствий трансформационных процессов, ни в рамках «структурного», или «функционалистского» подхода, для которого эти условия являются ключевыми при определении тенденций политического развития. Более того, попытки обосновать невозможность перехода к демократии в России влиянием таких факторов, как трудности формирования рыночной экономики, отсутствие демократического опыта прошлого, слабость гражданского общества или принадлежность России к «нехорошей» цивилизации, во-первых, легко могут быть парированы ссылками на опыт иных стран, а во-вторых, в основе подобных дискуссий лежит все тот же «телеологизм истории», согласно которому гибридные режимы рассматриваются как девиантные случаи, и их осмысление сводится лишь к поиску ситуационных объяснений отклонения от «генеральной линии».
Очевидно, что анализ закономерностей и особенностей политического развития посткоммунистической России становится невозможным без введения в рассмотрение сравнительного измерения. Кросс-национальная перспектива изучения российской политики в настоящее время становится в центр исследовательской повестки дня, включая в себя не только сопоставление сходств и различий ситуации, например, в России и Латинской Америке, но и систематическое сравнение развития политических институтов (например, партийных систем России и стран Восточной Европы).
Есть основания полагать, что выработка и реализация исследовательских программ, ставящих задачи объяснения характеристик российской (и шире, постсоветской) трансформаций на основе кросснационального сравнения, могут быть осуществлены в ближайшие несколько лет. Вместе с тем было бы весьма опасным ограничить изучение российской политики исключительно выявлением и анализом закономерностей общенационального политического развития. Проблема в данном случае состоит не только в том, что различные уровни политики (глобальный, национальный, региональный, местный) не могут быть сведены один к другому, но и в том, что, как отмечалось нами ранее, полноценное и масштабное осмысление российской трансформации возможно только путем исследования изменений политических и социальных реалий в различных регионах страны (равно как и анализ особенностей регионального и местного управления невозможен без понимания общего вектора российской политики).
Следует согласиться с Г. Голосовым, утверждающим, что адекватное — то есть теоретически последовательное и эмпирически достоверное — понимание политического развития России в целом возможно лишь на пересечении двух сравнительных измерений российской политики: кросснациональном, обращенном «вовне» страны, и кроссрегиональном, обращенном «вовнутрь» ее.

СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРАХ (на сентябрь 1999 г.)
Владимир АВДОНИН — кандидат философских наук, доцет Рязанского государственного педагогического университета, эксперт ИГПИ по Рязанской области
Михаэль БРИ — доктор философии, профессор, научный сотрудник GSFP, Берлин
Владимир ГЕЛЬМАН — кандидат политических наук, доцент Европейского университета в Санкт-Петербурге
Борис ОВЧИННИКОВ — ведущий эксперт ИГПИ, сотрудник аналитической службы объединения «Яблоко»
Сергей РЫЖЕНКОВ — ведущий эксперт ИГПИ, Москва
Игорь СЕМЕНОВ — эксперт ИГПИ по Саратовской области

Евзеров Р. Я. Украина: с Россией вместе или врозь?
М.: Издательство «Весь Мир», 2000. — 60 с.

Материалы об Украине как независимом и суверенном государстве не сходят со страниц прессы. Журналисты порой впадают в крайности, предрекая то полный разрыв России с Украиной, то безоблачное сотрудничество. Книга Роберта Евзерова — это беспристрастный анализ ученого, пытающегося разобраться в российско-украинских отношениях, найти пути решения многих экономических и политических вопросов. Автор использовал широкий круг источников, российскую, украинскую периодику, работы западных исследователей. Книга рассчитана на специалистов в области политических наук, историков и социологов — всех, кого интересует прошлое и будущее СНГ. Представляется необходимым сразу же разъяснить, что «вместе» и «врозь» в вопросе, вынесенном в название книги, автором не трактуются абсолютно и категорично. Украина как независимое и суверенное государство — реальный незыблемый факт, как бы к нему не относились. Даже при том, что по отношению к этому в общественном мнении населения Украины празднично-пьянящая эйфория и ликование сменяется буднично-деловым восприятием обнаружившихся в связи с происшедшим преимуществ и потерь, притом не без столь обычных для человека, оказавшегося в трудных условиях, радужных воспоминаний о прошлом. А в результате, согласно репрезентативному опросу в июне 1999 г., доля тех, кто относил провозглашение государственной независимости Украины к важным событиям XX в., незначительно превысила 40% и оказалась в два с лишним раза меньше той доли населения, которая за это проголосовала на референдуме в декабре 1991 г. И даже те силы, которые лелеют идею воссоздания СССР, вынуждены считаться с независимостью и суверенностью Украины. В общем, различные варианты взаимодействия, сотрудничества Украины с Россией, воплощенные в понятие «вместе», жестко ограничены обязательностью ее особого, независимого и суверенного существования и развития. В свою очередь, «врозь» тоже не рассматривается абсолютно и категорично. Во-первых, под ним не понимается противостояние Украины по отношению к России как результат отношений «двух исторически враждебных организмов-соседей», по определению деятелей Союза Украинской Молодежи. К сожалению, «врозь» в смысле противостояния трактуется не только в Украине, а и в России — например, дает себя знать в требованиях, чтобы Украина сделала выбор, с кем она: с нами, или с Другими, а от этого близко к известной логике: «кто не с нами тот против нас». «Врозь» не рассматривается и как параллельное существование и движение, просто невозможно такое в современных условиях общемировой интеграции и глобализации, тем более когда речь идет о соседних странах, да еще таких, которые вплоть до недавнего времени более трех столетий находились в составе единого государства, странами, народы которых связывает общность, уходящая в глубокую древность. Таким образом, «врозь» рассматривается как всевозможное обособление от России и всего российского сверх необходимого для нормального функционирования независимого суверенного украинского государства, как всяческое ограничение взаимодействия и сотрудничества или лишь их имитация, стремление нарушить взаимовыгодность, партнерство в отношениях с Россией, нарушить исторические традиции взаимодействия народов.