Новая книга!

В данной рубрике отдельными, как правило, тематическими выпусками публикуются анонсы вышедших из печати книг, представленных издательскими аннотациями и фрагментами авторского текста.

Представляем переводы книг Иммануила Валлерстайна, вышедшие в последние годы в России:


Иммануэль Валлерстайн
ПОСЛЕ ЛИБЕРАЛИЗМА

Перевод с английского М. М. Гурвица, П. М. Кудюкина, Л. В. Феденко
Под редакцией Б. Ю. Кагарлицкого
М.: Едиториал УРСС, 2003. - 256 с.

 

Immanuel Wallerstein
AFTER LIBERALISM
The New Press, New York 1995

Книга выдающегося американского социолога Иммануэля Валлерстайна "После либерализма" является итогом многолетней работы автора над историей капиталистической миросистемы и одновременно политическим прогнозом, основанным на анализе глобальных экономических и политических процессов 1990-х годов. Вопреки идеологам либеральной глобализации, Валлерстайн убежден, что буржуазная миросистема находится в глубочайшем кризисе, на пороге перемен, которые могут привести к возникновению совершенно нового миропорядка.
Рекомендуется политологам, социологам, историкам, философам, экономистам, а также всем интересующимся проблемами политико-экономических процессов в мире.

ВВЕДЕНИЕ. После либерализма?

Разрушение Берлинской стены и последующий развал СССР были с радостью встречены как падение коммунистических режимов и крах марксизма-ленинизма - одной из идеологических сил современного мира. Очевидно, так оно и есть. Эти события также отмечались как окончательная победа идеологии либерализма. Такое утверждение означает совершенно неверное восприятие действительности. Совсем наоборот, именно эти события еще в большей степени свидетельствовали о крахе либерализма и решительном вступлении мира в эпоху "после либерализма".

Эта книга посвящена подробному изложению данного тезиса. В нее вошли очерки, опубликованные в период с 1990 по 1993 гг. Они были написаны в период величайшего идеологического смятения, когда поначалу охвативший многих наивный оптимизм начал сменяться все более широко распространявшимися и нарастающими страхом и тревогой, вызванными наступающим всемирным хаосом.

О том, что произошло в 1989 г., много писали как о завершении периода 1945-1989 гг., считая его датой поражения СССР в холодной войне. В этой книге утверждается, что эту дату полезнее было бы рассматривать как конец периода 1789-1989 гг., иначе говоря, времени победы и поражения, взлета и постепенного упадка либерализма как глобальной идеологии - я называю ее геокультурой - современной миросистемы. Таким образом, 1989 г. знаменует собой окончание политико-культурной эпохи - эпохи впечатляющихтехническихдостижений, - на протяжении которой большинство людей верили в то, что лозунги Французской революции отражают непреложную историческую истину и если не сейчас, то в самом ближайшем будущем они обязательно должны воплотиться в жизнь.

Либерализм никогда не был учением левых сил; по сути своей, он всегда оставался доктриной центристов. Его сторонники были уверены в собственной сдержанности, мудрости и гуманности. Они выступали одновременно и против архаического прошлого с несправедливостью его привилегий (которое, по их мнению, олицетворяла собой идеология консерватизма), и против безрассудного уравнительства, не имевшего оправдания ни в добродетели, ни в заслугах (которое, как они считали, было представлено социалистической/радикальной идеологией). Либералы всегда стремились дать определение той части политического спектра, к которой они не принадлежали, как состоящей из двух крайностей, в то время как сами они занимали в нем золотую середину. В 1815-1848 гг. они заявляли, что в равной мере выступают как против реакционеров, так и против республиканцев (или демократов); в 1919-1939 гг. - против фашистов и коммунистов; в 1945-1960 гг. - против империалистов и радикальных националистов; в 80-е гг. - против расистов и шовинистов.

Либералы всегда заявляли, что либеральное государство - реформистское, строго придерживающееся законности и в известной степени допускающее свободу личности - является единственным типом государства, которое может быть гарантом свободы. И для относительно небольшой группы людей, на страже свободы которых стоит такое государство, это, возможно, так и было. Но, к сожалению, группа эта всегда оставалась меньшинством, неизменно стремящимся стать подавляющим большинством. Либералы всегда заявляли, что только либеральное государство может гарантировать порядок без репрессий. Критики справа отвечали на это, что либеральное государство в своем нежелании прослыть репрессивным допускало - а по сути поощряло - беспорядок. Критики слева, напротив, всегда утверждали, что на самом деле главной заботой стоящих у власти либералов является порядок, и что они прибегают к самым настоящим репрессиям, лишь слегка их вуалируя.

Дело не в том, чтобы вновь говорить о достоинствах или ошибках либерализма как исходной основы справедливого общества. Скорее, наша задача рассмотреть историческую социологию либерализма. Нам надлежит всесторонне проанализировать его историческое становление после Французской революции; его ослепительный взлет к победе в качестве господствующей идеологии сначала лишь в нескольких государствах (хотя и наиболее могущественных), а потом и в миросистеме в целом; и его столь же внезапный упадок в последние годы.

Происхождение либерализма в эпоху политических потрясений, начатых Французской революцией, широко обсуждались в специальной литературе. Утверждение о том, что либерализм стал основным символом веры, исповедуемой геокультурой миросистемы, несколько менее очевидно. В то время как большинство специалистов согласится с тем, что либерализм победил в Европе к 1914 г., некоторые станут утверждать, что в то время начался его упадок, я же считаю, что апогей его расцвета приходился на период после 1945 г. (вплоть до 1968 г.) - эпоху гегемонии США в миросистеме. Более того, моя точка зрения о том, как либерализм победил - его теснейшие связи с расизмом и европоцентризмом, - будет многими оспариваться.

Тем не менее, я полагаю, что основное желание поспорить вызовет тезис о том, что крах коммунистических режимов представляет собой не окончательный успех либерализма как идеологии, а решительный подрыв способности либеральной идеологии продолжать играть свою

историческую роль. Чтобы убедиться в этом, достаточно сказать, что одна из версий данного тезиса оспаривается пещерными правыми во всем мире. Однако, многие из них либо циники, манипулирующие лозунгами, либо безнадежные романтики, тоскующие по утопии мира, вращающегося вокруг домашнего очага, который на деле никогда не существовал. Многие другие просто напуганы надвигающейся ломкой мирового порядка, которая, как они отчетливо понимают, сейчас и происходит.

Отрицание либерального реформизма сейчас имеет место в Соединенных Штатах под лозунгом Контракта с Америкой [Контракт с Америкой - программа, принятая в 1994 г. депутатами Конгресса США, принадлежавшими к правому крылу Республиканской партии. Эта программа являлась сво-его рода манифестом воинствующих консерваторов, повлиявшим на политику президента Дж. Буша-младшего после возвращения к власти республиканцев в 2000 г. - Прим. науч. ред.], одновременно оно силой насаждается во всех странах мира через посредство помощи Международного валютного фонда. Не исключено, что эта открыто реакционная политика вызовет ответную политическую реакцию в самих Соединенных Штатах, как это уже происходит в Восточной Европе, поскольку такая политика скорее ухудшает, нежели улучшает, непосредственное экономическое положение большинства населения. Но эта ответная реакция не приведет к возврату веры в либеральный реформизм. Она будет означать лишь то, что навязываемая сейчас воспрянувшими духом реакционерами доктрина, сочетающая притворное пресмыкательство перед рынком с законодательством, направленным против бедных и чужаков, не может предложить реальной альтернативы невыполненным обещаниям реформизма. В любом случае, мои доводы - иные. Мои тезисы созвучны позиции, которую в одном из очерков я назвал "современностью освобождения". Мне кажется, нам пора трезво взглянуть на историю либерализма, чтобы увидеть, что можно спасти после его краха, и понять, как можно бороться в трудных условиях неопределенности того наследия, которое либерализм завещал миру.

Я далек от мысли рисовать реальность лишь в мрачных тонах. Но мне бы совсем не хотелось восхвалять ее и писать о ней заезженные банальности. Я верю в то, что период, который наступит после либерализма, станет временем острой политической борьбы, более важной, чем любые другие баталии последних пяти столетий. Я вижу силы, цепляющиеся за привилегии, которые прекрасно знают, что "все должно меняться ради того, чтобы ничего не изменилось". Они умело и изобретательно работают над тем, чтобы воплощать этот принцип в жизнь. Я вижу силы освобождения, которые выдохлись в прямом смысле этого слова. Им застилает взгляд историческая тщетность политического проекта, которому они отдали 150 лет борьбы - проекта общественных преобразований через достижение государственной власти в одном государстве за другим. Они уже вовсе не уверены в том, что существует альтернативный проект. Но прежний проект - стратегия мировых левых сил, потерпел крах, прежде всего потому, что был насквозь пропитан либеральной идеологией, настоян на ней, даже его наиболее ярко выраженные антилиберальные, "революционные" варианты, такие как ленинизм. Пока не будет внесена ясность в вопрос о том, что же все-таки произошло между 1789 и 1989 гг., XXI в. не сможет выдвинуть никакого убедительного проекта освобождения.

Но даже в том случае, если мы себе уясним, что же произошло между 1789 и 1989 гг., и даже если мы согласимся с тем, что грядущий период протяженностью в двадцать пять - пятьдесят лет будет временем системного беспорядка, распада и острой политической борьбы за то, какую именно новую миросистему (системы) следует создавать, подавляющее большинство людей будет озабочено только одним вопросом: "А что же делать сейчас?" Люди растеряны, раздражены, запуганы сейчас, иногда они даже в отчаянии, но вовсе не пассивны. Ощущение необходимости политических действий все еще сильно повсюду в мире, несмотря на столь же сильное ощущение тщетности политических действий "традиционного" типа.

Теперь выбор уже не определяется вопросом "реформа или революция". Более столетия мы вели споры об этой иллюзорной альтернативе только для того, чтобы выяснить, что в большинстве случаев реформисты были лишь реформистами поневоле, революционеры были лишь чуть более воинственными реформистами, а те реформы, которые были проведены, в итоге привели к гораздо более скромным результатам, чем те, на которые рассчитывали их инициаторы и которых опасались их противники. На самом деле это явилось необходимым результатом тех структурных ограничений, которые налагал на нас господствующий либеральный консенсус.

Какую же политическую позицию нам следует занять, если для того будущего, которое грядет, распад - более уместный термин, чем революция? Я вижу лишь две возможности, причем обе они должны быть использованы одновременно. С одной стороны, общей для почти всех нас непосредственной заботой является то, как совладать с растущим напором повседневных жизненных проблем - материальных, социальных и культурных, моральных или духовных. С другой стороны, меньшее число людей, хотя их и достаточно много, озабочено вопросами того будущего, которое не за горами - стратегией преобразования. В прошлом столетии ни реформистам, ни революционерам не удалось достичь поставленных целей, потому что ни те, ни другие не понимали, насколько важно одновременно работать над решением как краткосрочных, так и долгосрочных проблем, хотя эта работа носит совсем разный (порой даже взаимоисключающий) характер.

Современное государство было par excellence реформистским инструментом, помогающим людям справляться со своими проблемами. Конечно, это была не единственная функция государства, даже, возможно, не главная его функция. И не только действия государства составляли механизм помощи людям. Тем не менее, факт остается фактом - действия государства были неотъемлемым элементом этого процесса, причем стремление простых людей решить свои проблемы вполне обоснованно и закономерно вынуждало государство действовать соответственно. Несмотря на беспорядок, смятение и продолжающийся распад, такое положение остается характерным и для наших дней. Государства могут усиливать или облегчать положение людей через распределение ресурсов, защиту прав граждан и вмешательство в социальные отношения между различными группами населения. Было бы просто глупостью считать, что кого-то больше не волнует вопрос о том, что происходит в государстве, где он живет, и я не верю, что найдется много людей, которые хотели бы вообще перестать обращать внимание на действия своего государства.

Государства для всех своих граждан могут сделать жизнь немного лучше (или немного хуже). У них есть выбор между увеличением помощи простым людям и созданием условий для еще большего процветания верхней страты населения. Тем не менее, это все, что могут сделать государства. В краткосрочном плане такое положение, несомненно, играет большую роль, но в долгосрочной перспективе оно абсолютно никакого значения не имеет. Если мы хотим достаточно решительно повлиять на ход переживаемых нами серьезных сдвигов во всей миросистеме с тем, чтобы они происходили более в одном направлении, нежели другом, здесь государство не является главной движущей силой прогресса. На деле, оно скорее представляет собой главное препятствие на этом пути.

Осознание того факта, что государственные структуры стали (или всегда были?) главным препятствием на пути трансформации миросистемы даже тогда (или особенно тогда), когда их контролировали реформисты (называющие себя "революционерами"), составляет исходную базу широкого недовольства государством в странах третьего мира, бывших социалистических странах и даже в "государствах всеобщего благосостояния" ОЭСР [ОЭСР - Организация экономического сотрудничества и развития. Англ. назв. - Organization for Economic Co-operation and Development (OECD). - Прим. издат. ред.]. При нынешнем развале преходящей словесной разменной монетой стали лозунги "рынка", навязываемые новой агрессивной когортой (западных) консервативных экспертов и политических лидеров. Поскольку, тем не менее, государственная политика, связанная с "рынком" как лозунгом, скорее затрудняет, чем облегчает людям решение стоящих перед ними проблем, во многих странах уже начало шириться недовольство правительствами, ориентирующимися на рыночные приоритеты. Тем не менее, это недовольство выражается не в обновленной вере в способность государства изменить мир. В той мере, в которой это происходит, подобного рода недовольство отражает здравую мысль о том, что государство нам пока еще нужно, чтобы помогать гражданам решать свои насущные проблемы. Поэтому нет ничего удивительного в том, что одни и те же люди сегодня обращаются к поддержке государства (за помощью в решении проблем) и одновременно отвергают государство и политику в целом как понятия не только бесполезные, но даже гнусные (с точки зрения перестройки мира в том направлении, в котором, как они надеются, он будет развиваться).

Что же будут, что могут делать такие люди, стремясь как-то повлиять на направление этого перехода? Здесь возникает другой обманчивый лозунг: призыв к упрочению, расширению и реконструкции "гражданского общества". Этот призыв столь же тщетный. "Гражданское общество" может существовать лишь постольку, поскольку существуют государства, достаточно сильные, чтобы поддерживать то, что называют "гражданским обществом" - ведь по существу оно означает ни что иное, как организацию граждан в рамках государства с целью осуществления узаконенной им деятельности и вовлечения в непрямые (то есть, непартийные) политические отношения с государством. Развитие гражданского общества было основным инструментом создания либеральных государств, становым хребтом внутреннего и миросистемного порядка. Кроме того, гражданское общество использовалось в качестве объединительного символа для создания структур либерального государства там, где они раньше не существовали. Но, прежде всего гражданское общество исторически служило средством как сдерживания потенциально разрушительного насилия со стороны государства, так и усмирения опасных классов.

Создание гражданского общества активно проводилось в государствах Западной Европы и Северной Америки в XIX в. Постольку, поскольку государственное строительство оставалось в повестке дня миро-системы на протяжении первых двух третей XX столетия, можно было вести речь о создании гражданских обществ в большем числе государств. Но по мере упадка государств, гражданское общество неизбежно будет тяготеть к дезинтеграции. И действительно, именно эту дезинтеграцию оплакивают либералы, и ее же втайне приветствуют консерваторы.

Мы живем в эпоху "группизма" - образования групп, имеющих защитный характер, каждая из них стремится к достижению самосознания, на базе которого упрочивается солидарность и борьба за выживание одновременно с борьбой против других таких же групп. Политическая проблема такого рода объединений состоит в том, чтобы не превратиться в еще одну организацию, помогающую людям справляться с проблемами (что в политическом плане весьма двусмысленно, поскольку они поддерживают существующий порядок, заполняя ту лакуну, которая возникла в связи с крахом государств), а стать на деле организацией, вовлеченной в проведение преобразований. Но чтобы этого достичь, они должны четко определиться со своими эгалитарными целями. Борьба за групповые права, как один из аспектов борьбы за равноправие, очень отличается от борьбы за права группы "догнать других" и пробиться в лидеры (что для большинства групп в любом случае составляет недостижимую задачу).

В период нынешнего всемирного переходного периода наибольший эффект принесет работа как на местном, так и на всемирном уровне, поскольку деятельность в рамках национального государства носит весьма ограниченный характер. Имеет смысл стремиться к достижению либо краткосрочных, либо долгосрочных целей, поскольку достижение среднесрочных целей неэффективно, так как предполагает наличие непрерывно движущейся вперед и хорошо функционирующей исторической системы. Такую стратегию применить непросто, поскольку соответствующую ей тактику неизбежно надо будет приспосабливать к быстро меняющимся и часто непредсказуемым обстоятельствам в высшей степени неопределенного будущего. Если, тем не менее, мы будем исходить из того, что сейчас мы живем в мире, где либеральные ценности уже не являются более господствующими, и где существующая историческая система более не в состоянии обеспечивать тот минимальный уровень личной и материальной безопасности, который необходим для ее приемлемости (не говоря уже о легитимности), тогда мы по всей вероятности сможем двигаться вперед с достаточной долей надежды и доверия, но, конечно, без всяких гарантий.

Время заносчиво-самоуверенной либеральной идеологии ушло в прошлое. Вновь поднимают голову консерваторы, оживившиеся после периода полуторавекового самоуничижения, прикрывавшегося в качестве идеологических суррогатов благочестием и мистицизмом. Но полностью очиститься им от этого не удастся. Будучи у власти консерваторы надменны, а если им что-то грозит или хотя бы слегка их пугает, они впадают в ярость и становятся мстительными. Тем, кого раньше выталкивали на обочину современной миросистемы, пришло время наступать на всех фронтах. Сегодня перед ними уже не стоит легкая цель достижения государственной власти. Им предстоит сделать нечто гораздо более сложное: обеспечить создание новой исторической системы, одновременно действуя и на местах, и в глобальном масштабе. Это трудно, но достижимо.

ОГЛАВЛЕНИЕ

Введение. После либерализма?
5
Часть I. 90-е годы и далее: можем ли мы перестроиться?
13
Глава 1. Холодная война и третий мир: добрые старые времена?
14
Глава 2. Мир, стабильность и законность 1990-2025/2050 годы
29
Глава 3. На что надеяться Африке? На что надеяться миру?
50
Часть II. Становление и триумф либеральной идеологии
73
Глава 4. Три идеологии или одна? Псевдобаталии современности
74
Глава 5. Либерализм и легитимация национальных государств: историческая интерпретация
94
Глава 6. Концепция национального развития, 1917-1989: элегия и реквием
109
Часть III. Исторические дилеммы либерализма
123
Глава 7. Конец какой современности?
124
Глава 8. Непреодолимые противоречия либерализма: права человека и права народов в геокультуре современной миросистемы
141
Глава 9. Геокультура развития или трансформация нашей геокультуры?
156

Глава 10. Америка и мир: сегодня, вчера и завтра 168

Часть IV Смерть социализма, или Капитализм в смертельной опасности
195
Глава 11. Революция как стратегия и тактика трансформации
196
Глава 12. Марксизм после крушения коммунистических режимов
204
Глава 13. Крах либерализма
216
Глава 14. Агония либерализма: что обещает прогресс?
234

 


Иммануэль Валлерстайн

АНАЛИЗ МИРОВЫХ СИСТЕМ
и ситуация в современном мире

Пер с англ. П М. Кудюкина.
Под общей редакцией канд. полит, наук Б. Ю. Кагарлицкого

Издательство "Университетская книга"; Санкт-Петербург 2001. - 416 с.

В настоящий сборник включены статьи, выступления и фрагменты из книг И. Валлерстайна, американского социолога и экономиста, одного из авторететнечших ученых, занимающихся проблемой миросистемного анализа. По убеждению автора невозможно понять современное состояние капитализма и его будущее, не рассмотрев его историю. Как и всякая система, капитализм имел начало и, следовательно, будет иметь конец. Его законы не являются "естественными", ибо раньше существовали другие общества, жившие по иным законам, но точно так же не являются они и "неестественными" или противоречащими человеческой сущности, ибо благополучно работали пять сотен лет. Проблема не з моральных достоинствах или недостатках капитализма, не в трудолюбии или лени отдельных народов, а в исторических границах, которые существуют для развития любой системы. В этом плане, по мнению Валлерстайна, именно глобальное расширение капитализма, интеграция всего мира в одну мироэкономику является предвестником потрясений1 возможности внешней, экстенсивной экспансии исчерпаны. Почти все известные источники роста уже мобилизованы. Предстоят большие перемены.

ОТ РЕДАКТОРА

Перед читателем первая книга Иммануэля Валлерстайна, вышедшая на русском языке. Жаль, конечно, что работы американского социолога и экономиста не были доступны отечественной публике раньше, но все же трудно представить себе более подходящее время для знакомства с Валлерстайном в России.

Конец 90-х гг. в нашей стране стал временем, когда готовые экономические и исторические схемы ставятся под сомнение. Восторженное стремление к капитализму, овладевшее советскими людьми на рубеже 80-х и 90-х гг., сменилось недоумением и разочарованием. Неудачи России в течение затягивающегося на неопределенный срок "переходного периода" заставляют многих уже не в первый раз пересматривать свои взгляды. В сущности, и либералы-западники, и антилиберальные "почвенники" начинают искать причины происходящего в какой-то полумистической "уникальности", "осо-бости" нашей страны, с той лишь разницей, что, по мнению одних, эта "особость" является благословением, а для других - проклятием. При этом конкретного объяснения происходящего никто предложить не может.

Между тем всякий, кто внимательно прочитает работы Валлерстайна, обнаружит, что ничего мистического и странного с Россией не происходит. Если "советский марксизм", равно как и ортодоксальный либерализм, рассматривали капитализм прежде всего как совокупность экономических отношений и правовых норм, то для Валлерстайна и других представителей миросистемного анализа капитализм есть прежде всего международная система с собственной жесткой иерархией. В первом случае кажется совершенно естественным, что, воспроизводя определенные структуры и отношения, любая страна может добиться того же, что и лидеры мирового капитализма. Вопрос о причинах удачи одних и неудачи других сводится к последовательности и прилежанию И в самом деле, совершенно непонятно, почему жители России, вводя у себя частную собственность, не могут добиться тех же результатов, что и, например, жители Испании или Италии. Эта общая логика объясняет и то, как советские преподаватели марксизма-ленинизма с легкостью переквалифицировались в проповедников либерализма, не испытывая при этом не только моральных, но и методологических трудностей.

Совершенно иначе выглядит картина, если взглянуть на нее с точки зрения миросистемного анализа. Поскольку капиталистическая система иерархична, возможности новичков занять в ней высокое место заведомо ограничены. Более того, успех одних чреват серьезными проблемами для других, а резкий подъем новых лидеров, как и упадок старых, грозит для всей системы дестабилизацией и потрясениями (не случайно утрата Великобританией роли мирового лидера сопровождалась двумя мировыми войнами).

Точно так же отвергает школа миросистемного анализа и вульгарно-марксистскую концепцию, согласно которой все страны последовательно проходят одни и те же фазы, только одни позднее других. Индустриализация в царской России - не запоздалое повторение аналогичного процесса, прошедшего за 80 лет до того в Англии, а страны Африки, строящие у себя заводы, не повторяют развития СССР. Являясь частью миросистемы, ни одна страна не развивается изолированно. Чужие достижения повторить так же невозможно, как и прожить чужую жизнь. Даже сходные процессы (индустриализация, пролетаризация трудящихся, урбанизация) имеют разный смысл в зависимости от того, где и на каком этапе общемирового развития они происходят.

Сегодня,, когда Россия, интегрируясь в мировую экономику, одновременно за неполные десять лет из сверхдержавы превратилась в часть периферии мирового капитализма, можно не только вспомнить подтвердившиеся предостережения сторонников миросистемного анализа, но и задуматься о том, как строить свою дальнейшую жизнь и отстаивать свои интересы без помощи реакционных утопий "национальной исключительности". Работы Валлерстайна, одного из наиболее авторитетных представителей школы миросистемного анализа, имеют в такой ситуации не только чисто теоретический интерес.

Пророчества Валлерстайна относительно надвигающегося периода "хаоса" и мирового кризиса дружно отвергались большинством экономистов еще в середине 90-х. К концу десятилетия эти выводы уже никто серьезно не оспаривает, они стали почти общим местом западной экономической литературы. В 1998 г. мировой экономический кризис стал реальностью. Начавшись в Азии, он охватил Россию и Латинскую Америку, затем начал все более затрагивать Соединенные Штаты и Западную Европу. Трагично, что на фоне мирового кризиса российская публицистика, будь то либеральная или "патриотическая", по-прежнему продолжает искать специфические "русские" корни кризиса (одни - в "непоследовательном" проведении реформ, другие - в национальном предательстве). Между тем кризис, переживаемый нашей страной, - лишь часть мирового.

В сентябре 1998 г., когда в Конгрессе США проходили слушания по Международному Валютному Фонду, сенсацией стало выступление знаменитого финансиста Джорджа Сороса, говорившего о том, что мировой капиталистической системе угрожает катастрофа. "До сих пор со слабеющей периферии деньги перетекали в сильный центр. Но теперь... настал момент, когда ослабление периферии становится опасным для центра". Мировой финансовый кризис требует переосмыслить и реформировать всю мировую капиталистическую систему "Последствия кризиса становятся настолько болезненными, что пораженные им страны начинают или вовсе выходить из мировой системы, или дистанцироваться от нее" (Время, 17.09.1998).

Легко увидеть поразительное сходство между рассуждениями Сороса и пророчествами Валлерстайна, сделанными, в частности,, в статье "Мир, стабильность и легитимность". И дело вовсе не в том, что миллиардер попал под влияние радикальных теорий. Просто эти теории верны и подтверждаются практикой. Трезвый анализ финансового рынка, сделанный с точки зрения бизнеса, приводит к тем же выводам, что и исследования американского социолога.

В настоящий сборник включены статьи, выступления и фрагменты из книг Валлерстайна за длительный отрезок времени. Однако, в отличие от многих современных авторов, Валлерстайн не изменял свои взгляды под влиянием колеблющейся политической и академической конъюнктуры. Он последовательно развивал свою теорию на протяжении двух десятков лет научной работы. Иммануэль Валлер-стайн родился 28 сентября 1930 г. в Нью-Йорке. Он закончил Колумбийский Университет в Нью-Йорке в 1951 г. и начал свою карьеру как специалист по странам Африки (позднее он даже был несколько лет президентом ассоциации исследователей Африки). В те годы страны Африки и Азии одна за другой получали независимость, а их лидеры и народы были полны надежд. Проблема отсталости рассматривалась как преимущественно техническая-считалось, что все дело в недостаточном развитии промышленности и отсутствии современных технологий. Политическим препятствием для развития являлся колониализм, но с получением независимости эта проблема была решена, и оставалось лишь форсировать технологическую модернизацию. Вместе с новыми технологиями приходили и новые отношения, менялся образ жизни, иными словами, развивающиеся страны ждало блестящее будущее, образцом которого были наиболее богатые и сильные индустриальные общества.

Развитие событий показало полную несостоятельность подобных надежд. Несмотря на строительство заводов, социальные и культурные сдвиги, разрыв между богатыми и бедными странами все больше увеличивался, причем порой не только относительно, но и абсолютно. Попытки индустриализации в развивающихся странах главным образом стимулировали рост экономики в странах более развитых. С каждым новым циклом модернизации отношения отсталости и зависимости воспроизводились на новом уровне, но возникали все новые проблемы и диспропорции. .

Исследователи все меньше энтузиазма испытывали по поводу модернизации. Многие обратились к опыту Латинской Америки, которая получила независимость на 150 лет раньше колониальных стран Африки и Азии, но столкнулась с теми же проблемами. В это же самое время происходила радикализация западной интеллигенции. Еще до студенческих выступлений второй половины 60-х гг. все большее число людей в академических кругах стало обращаться к марксистской традиции, но не к "советскому марксизму", а к "западному марксизму", представленному работами Розы Люксембург, Антонио Грамши, философов франкфуртской школы.

Именно в таких условиях стала формироваться школа миросистем-ного анализа, лидерами которой стали Иммануэль Валлерстайн, Андре Гундер Франк и Самир Амин.

С середины 70-х Валлерстайн преподает и работает как в Соединенных Штатах, так и в Европе, а с 1994 по 1998 является президентом Международной социологической ассоциации. К этому времени у него уже сложившаяся репутация живого классика. Его работы переведены на множество языков, включая самые экзотические, их постоянно цитируют, о нем защищают диссертации.

Для читателя, привыкшего к казенному языку советской официальной науки, термины используемые теоретиками этой школы, могут напомнить терминологию, употреблявшуюся в те же годы в нашей стране. У нас тоже говорили про "мировую систему капитализма" и "зависимость". Между тем в действительности школа ми-росистемного анализа складывалась как раз в острой полемике с советской идеологией развития. В трактовке советского обществоведения "мировая капиталистическая система" была чисто политической абстракцией, причем развитие каждой страны мыслилось как линейный процесс. Все страны проходят неизменные фазы, просто одни отстают от других. Отсталость можно преодолеть с помощью братской помощи советского народа, а политические проблемы решить, переориентировавшись с "империалистического лагеря" на "социалистический". В этом плане советская идеология методологически мало отличалась от западной теории развития. Именно на это указывали сторонники миро системного анализа. Именно поэтому их в Советском Союзе упорно не печатали (если не считать рефератов "для служебного пользования", издававшихся Институтом научной информации по общественным наукам).

Между тем еще Роза Люксембург в "Накоплении капитала" одной из первых в экономической науке писала о капитализме как мировой системе, в которой развитие одних стран происходит за счет других. Следовательно, невозможно механическое "прогрессив-. ное" развитие, повторяющее этапы чужого пути. Ленин не принял выводов Люксембург, так же как он не счел нужным серьезно отнестись к народнической критике капитализма. Идеи Розы Люксембург получили развитие лишь в работах западных исследователей, рассматривавших капиталистическую мироэкономику как органическое целое. Если Андре Гундер Франк сосредоточил свое внимание на изучении опыта Латинской Америки, а Самир Амин на арабских странах, то Валлерстайн поставил перед собой задачу исследования миросистемы как таковой. Значительная часть его работ посвящена экономической истории. Изучая процессы, развернувшиеся по обе стороны Атлантики после открытия Америки, Валлерстайн пришел к выводу, что уже в XVI в. на этом пространстве складывается целостный мир-экономика. Трансатлантический рынок предшествовал формированию национальных рынков. Американский исследователь приходит к выводу, что капитализм сначала сложился именно как мировая система и лишь затем получил развитие в отдельных странах. Эти мысли сформулированы в трехтомном историческом исследовании "Современная миросистема" [The Modern World-System, I: Capitalist Agriculture and the Origins of the European World-Economy in the Sixteenth Century (New York: Academic Press, 1974); The Modern World-System, II: Mercantilism and tjie Consolidation of the European World-Economy, 1600-1750 (New York: Academic Press, 1988); The Modern World-System, III: The Second Great Expansion of the Capitalist World-Economy, 1730-1840"s (San Diego: Academic Press, 1989)], а также в книге "Капиталистическая мироэкономика" [The Capitalist World-Economy (Cambridge: Cambridge Univ. Press; Paris: Ed. De la M.S.H., 1979)].

Иными словами, невозможно понять современное состояние капитализма и его будущее, не рассмотрев его историю. Как и всякая система, капитализм имел начало и, следовательно, будет иметь конец. Его законы не являются "естественными", ибо раньше существовали другие общества, жившие по иным законам, но точно так же не являются они и "неестественными" или противоречащими человеческой сущности, ибо благополучно работали пять сотен лет. Проблема не в моральных достоинствах или недостатках капитализма, не в трудолюбии или лени отдельных народов, а в исторических границах, которые существуют для развития любой системы. В этом плане,.по мнению Валлерстайна, именно глобальное расширение капитализма, интеграция всего мира в одну мироэкономику является предвестником потрясений: возможности внешней, экстенсивной экспансии исчерпаны. Почти все известные источники роста уже мобилизованы. Предстоят большие перемены.

На протяжении всего своего существования школа миросистем-ного анализа постоянно сталкивалась с критикой, как "справа" (со стороны либеральных экономистов), так и "слева" со стороны представителей "ортодоксального" марксизма. И все же наиболее серьезную критику работ Валлерстайна можно найти у авторов, находящихся под его сильнейшим влиянием. Эта критика главным образом была сосредоточена вокруг двух проблем. Первая из них в том, насколько "капиталистической" является капиталистическая мироэкономика. Ни Валлерстайн, ни его критики не отрицают того, что в этой системе в подчиненном виде содержатся многочисленные элементы, фактически унаследованные от прошлого и живущие по иной логике. Традиционный марксизм видел в них лишь "пережитки", тормозящие развитие. Точно так же современный либерализм в России постоянно борется с пережитками советского коммунизма, не задаваясь вопросом о том, насколько эти "пережитки" сами по себе являются необходимым и неизбежным элементом постсоветского капитализма. В то же время природа этих некапиталистических структур и отношений никогда не была предметом конкретного анализа для Валлерстайна. С его точки зрения, коль скоро система в целом является капиталистической, то и все, включенное в нее - тоже капитализм. Напротив, ряд других авторов, в целом разделяющих миросистемный подход, вслед за Розой Люксембург говорят о некапиталистической природе этих структур (будь то постсоветское "градообразующее" предприятие или латиноамериканская латифундия). Второй проблемой, на которую указывали критики, является то, что миросистемный подход прежде всего обращает внимание на процессы обмена и межгосударственные отношения в глобальной экономике, тогда как капитализм прежде всего является системой производственных отношений. Легко увидеть, что оба эти вопроса взаимосвязаны.

Похоже, что в периферийных и полупериферийных странах капитализм одновременно и разрушает докапиталистические структуры, и опирается на них. Не в этом ли надо искать объяснение знаменитого наблюдения П. Струве, что чем дальше на Восток, тем хуже буржуазия? Или краха Российской империи, где городской промышленный капитал рухнул вместе с помещичьим землевладением? Или пресловутой "непоследовательности" современных российских реформ? Но если в капиталистической миросистеме все же присутствуют докапиталистические элементы, не значит ли это, что наряду с ними сложились и существуют уже и посткапиталистические структуры, элементы неизвестного пока будущего?

Совершенно очевидно, что перед всяким, кто берется серьезно анализировать глобальные мировые процессы, встают вопросы столь многоплановые, что однозначные ответы становятся просто невозможны. Между тем огромная притягательная сила работ Валлер-стайна связана еще и с тем, что его выводы, несмотря на некоторую усложненность академического языка, сделаны предельно конкретно и четко. Это позволяет всегда очень ясно представить себе и прогностические возможности теории. Автор не пытается укрыться за многозначными формулами. Любая неточность в прогнозе сразу обнаруживается. Но тем более поразительно, что последние несколько лет с предельной ясностью показали огромные возможности теории, ее прогностический потенциал.

Позитивные выводы, которые надлежит сделать из прогноза - вопрос особый. Здесь американский социолог остается предельно осторожен. Точнее, он остается именно ученым, не превращаясь в пропагандиста какой-либо политической идеи. Его политические симпатии очевидны - он принадлежит к левому флангу общественной мысли. И эти политические взгляды тесно связаны с логикой его теории. Но требования научной корректности для него остаются предельно жесткими. Как бы ни хотелось указать дорогу к светлому будущему, серьезно говорить можно лишь про то, что видимо и предсказуемо в настоящем.

Будущее остается опасным, туманным и открытым.
Это будущее зависит от нас самих.

Б. Ю. Кагарлицкий

НЕСКОЛЬКО ЗАМЕЧАНИЙ О ПЕРЕВОДЕ ТЕРМИНОВ

В теории И. Валлерстайна есть несколько центральных терминов, перевести которые трудно, не создавая неологизмов. В основном это сложные слова, которые в английском языке легко создаются соединением двух слов дефисом. Можно было перевести "world-system", "world-economy", "world-empire" как (соответственно) "мировая система", "мировая экономика", "мировая империя", но при этом происходит утрата важного смыслового оттенка.

Если в случае с "мировой системой" основным недостатком были бы явные созвучия с навязшим в зубах термином советской эпохи, о чем сказано выше, и в немалой степени именно это заставляет нас предложить термин "миросистема", то в двух других случаях ситуация более сложна. "World-economy" - гораздо более сложное и многослойное понятие, чем "мировая экономика". Мы передаем его двойственным образом - как "мир-экономика" и как "мироэкономика" имея в виду в первом случае более универсальное понятие - часть мира или весь мир, являющиеся единым экономическим целым и, что не менее важно, где именно экономика является ведущей сферой общественной деятельности. Термин "мир-экономика" уже имеет определенные права граждан-. ства в переводной литературе на русском языке - он (как и "мир-империя") используется в трудах Ф. Броделя* [Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV-XVIII вв. Т. III: Время мира. М.: Прогресс, 1992, с. 14 и ел., 48-49; Он же. Динамика капитализма. Смоленск: Полиграмма, 1993, с/85 и сл.], который отчасти соглашается с Валлерстайном, отчасти полемизирует с ним. Кстати говоря, и Бродель, и Валлерстайн (последний - в беседе с научным редактором) прямо отсылают к немецкому "Weltwirtschaft" как матрице, на которой рожден термин "мир-экономика". "Мироэкономика" - это "мир-экономика", распространившийся географически на весь земной шар. Именно так эти термины употребляются в переводе, возможная непоследовательность в использовании связана исключительно со стилистическими соображениями.

Следующая проблема связана с определением элементов миро-системы. Валлерстайн использует термины "core", "periphery", "semi-penphery". Последние два термина не вызывают проблем - это "периферия" и "полупериферия". Что касается "core" ("сердцевина" "ядро"), то в переводе термин передается либо словом "центр" либо "сердцевина" с указанием "миросистемы", "мира-экономики" и т п В случае одного термина-"developmental" - пришлось пойти просто на транслитерацию ("девелопментализм" и производное от него "девелопменталист"), поскольку "концепция развития" и "сторонник концепции развития" слишком широки (не отражают, что имеется в виду вполне конкретное понимание развития) и в связи с этим неточно передают смысл того, о чем пишет Валлерстайн.

Б. К., П. К.

 

АВТОРСКОЕ ВВЕДЕНИЕ К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ

В коммунистическую эпоху тому, чьи взгляды не совпадали с официальными, было трудно публиковаться в СССР. Если говорить обо мне, ни одна из моих статей не переводилась на русский язык и не была опубликована здесь. С окончанием коммунистической эпохи положение не стало намного лучше. Произошла смена ортодоксии, а я по-прежнему считаюсь еретиком. Вот почему я с таким удовольствием приветствую издание этого сборника очерков, которые впервые представляют русскому читателю обзор того, что мы назвали "миросистемным анализом".

Миросистемный анализ начинается с вопроса, что является подходящей "единицей анализа" социальной реальности. Даваемый ею ответ состоит в том, что такой единицей является "историческая система", существование и границы которой в долгосрочном плане определяются разделением труда в ней, и что такое разделение труда на больших пространствах имеет тенденцию наблюдаться в двух основных разновидностях: как миры-экономики и как миры-империи. Мы доказываем, что в течение "долгого XVI века" мир-экономика родился в Европе и в части обеих Америк. Мы доказываем, что этот мир-экономика необходимо был капиталистическим, с капитализмом как единственным способом производства, возможным в мироэкономи-ке, и как способом производства, возможным единственно в рамках мира-экономики. Мы доказываем, что этот капиталистический мир-экономика логикой своих внутренних потребностей и благодаря возможностям, порожденным его технологией, необходимо осуществлял в течение веков экспансию, пока к середине XIX в. не включил в себя весь мир, инкорпорировав в себя все исторические системы, существовавшие за пределами его первоначальных границ.

Именно в логике такого понятийного аппарата мы оценивали историческое место Советского Союза. Мы категорически отвергали широко распространенное как внутри СССР, так и в остальном мире (и среди тех, кто сочувствовал советскому режиму, и среди его яростных противников) представление, что в мире после 1945 г. существовали две "мировые системы", коммунистическая и капиталистическая. Мы настойчиво доказывали, что СССР всегда оставался частью и участником капиталистической мироэкономики и никогда не находился вне ее. Эта точка зрения не пользовалась популярностью ни с той, ни с другой стороны "железного занавеса", и порой даже считалась смешной. Но она позволила нам предсказать, что раньше или позже стоящие у власти коммунистические режимы будут принуждены отказаться от некоторых форм своего "отклоняющегося" поведения и стать более похожими на режимы, существующие повсюду в миросистеме. Таким образом, события 1989-1991 гг. не явились чем-то неожиданным для приверженцев миросистемно-го анализа. Разумеется, мы не "предсказывали" деталей, но мы предвосхитили процесс в его общих чертах. Это позволяет нам сказать, что изменения 1989-1991 гг., при их несомненной значимости для жизни людей в бывшем советском блоке, имеют далеко не столь фундаментальное значение, как полагают сегодня и в России, и за ее пределами.

Как мы должны осмысливать советский опыт - предмет, которым я занимаюсь в нескольких очерках в этой книге. Однако Советский Союз до 1991 г. и Россия сегодня могут быть помещены в категорию полупериферийных государств в капиталистической мироэ-кономике, причем их политическое влияние в очень большой степени основывалось на мощи их военного аппарата. Это, между прочим, было справедливо и для царской России. Россия/СССР пытались использовать эту политико-военную мощь для осовременивания тех видов экономической деятельности, которые осуществлялись в зоне ее/его контроля, увеличивая таким образом уровень накопления капитала. И от Екатерины II до Витте, затем до Сталина и до нынешнего дня российское государство достигало неустойчивых и сомнительных успехов в этих попытках.

Конечно, Советский Союз был также наследником русской революции и большевизма (или марксизма-ленинизма) как идеологии. Это не тот факт, которым можно было бы пренебречь, но очень широко, как среди сторонников, так и среди оппонентов, была распространена его неверная, часто намеренно, интерпретация. Рассмотреть опыт марксизма-ленинизма в рамках истории антисистемных движений капиталистической мироэкономики также является задачей, решению которой посвятил себя миросистемный анализ, и несколько очерков в сборнике посвящены этому вопросу.

Каковы, с точки зрения миросистемного анализа, основные проблемы, стоящие перед Россией при нашем движении в XXI век? Прежде всего это проблемы, которые мы могли бы назвааь геополитическими. Кажется ясным, что основными соперниками в качестве центров будущего накопления капитала являются Соединенные Штаты Америки, Европейский Союз и Япония. Их сравнительная сила обсуждается в этих очерках. Также кажется ясным, что Россия и Китай являются двумя зонами, роль которых в следующие 30 лет наименее определена, причем причины в обоих случаях одни и те же. Это большие пространства с точки зрения территории и населения, чья потенциальная роль как производителей и потребителей является ключевой для возможности трех основных соперников реализовать собственные устремления. Как Китай, так и Россия обладают большими военными структурами, и обе страны законно обеспокоены своей способностью удержать целостность центрального правительства перед лицом как потенциальных сепаратистских движений, так и потенциальных социальных волнений. Обе страны не просто сталкиваются с этими "внутренними" проблемами, обе они, кроме того, стоят перед необходимостью принимать решения, как и с кем вести переговоры о заключении политико-экономических союзов в предстоящие десятилетия.

Их способность оставаться внутренне сильными и создавать оптимальные союзы вовне будет определять их способность (но одновременно будет определяться ею) усилить и воспринять те виды экономической активности, на которые они будут делать ставку в грядущие десятилетия. Как Россия, так и Китай вряд ли смогут в среднесрочной перспективе достичь уровня ВНП, сравнимого с США/Европейским Союзом/Японией. Но если они сумеют сохранить внутреннее единство, они, вероятно, будут зонами, относительно благоприятными для инвестиций. Именно из-за этого они будут относительно важными зонами внутренних социальных потрясений, которые примут форму как традиционного классового конфликта, так и требований от имени этно-национального самосознания. Климат будет бурным.

Наконец, Россия не сможет найти какого-то укрытия от потрясений, свойственных миросистеме в целом. Тезис миросистемно-го анализа состоит в том, что капиталистическая мироэкономика стоит перед кризисом, подобного которому она до сих пор не знала. Капитализм, как историческая система, далек от того, чтобы быть успешным и победоносным, он находится сегодня в состоянии неимоверных структурных трудностей. Крах коммунизма отнюдь не покончил с трудностями капитализма, сам этот коллапс является одной из основных причин текущих дилемм капиталистической системы. И этот вопрос тоже обсуждается в настоящих очерках. Мы верим, что современная миросистема вступила в эпоху "перехода", что она стоит перед точкой бифуркации и перед периодом великих родовых мук и повсеместного хаоса и что в течение следующих 25-50 лет мир эволюционирует к новому структурному порядку, который может быть будет, а может быть нет, лучше, чем современная система, но, несомненно, будет иным. На что он может оказаться похож, каковы возможности нашего исторического выбора - еще один вопрос, обсуждаемый в данных очерках.

Дилеммы системы оказываются и нашими личными дилеммами, и не только в России. Если мы коллективно должны войти в мировой порядок большей сущностной рациональности, чем тот, в котором мы живем, то чрезвычайно важно, чтобы произошло широкое, разумное обсуждение возможностей исторического выбора. Для каждого важно, чтобы эта дискуссия развернулась повсюду, и уж обязательно в такой стране, как Россия, играющей столь важную роль в функционировании миросистемы. Я надеюсь, таким образом, что эти очерки могут оказаться полезными для снабжения информацией и воздействия на дебаты в России, а дебаты в России помогут всем нам сформулировать разумные и полезные ответы на наши общие дилеммы.

СОДЕРЖАНИЕ

ОТ РЕДАКТОРА
3
НЕСКОЛЬКО ЗАМЕЧАНИЙ О ПЕРЕВОДЕ ТЕРМИНОВ
11
ВВЕДЕНИЕ К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ
13
I. СОВРЕМЕННАЯ МИРОСИСТЕМА: ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭКОНОМИЯ И ГЕОКУЛЬТУРА
РОЖДЕНИЕ И БУДУЩАЯ КОНЧИНАКАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ МИРОСИСТЕМЫ:КОНЦЕПТУАЛЬНАЯ ОСНОВАСРАВНИТЕЛЬНОГО АНАЛИЗА
19
ОТ ФЕОДАЛИЗМА К КАПИТАЛИЗМУ: ПЕРЕХОД ИЛИ ПЕРЕХОДЫ?
63
КЛАССООБРАЗОВАНИЕ В КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙМИРОЭКОНОМИКЕ
82
ТРИ СЛУЧАЯ ГЕГЕМОНИИ В ИСТОРИИКАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ МИРОЭКОНОМИКИ
95
ТИПОЛОГИЯ КРИЗИСОВ В МИРОСИСТЕМЕ
109
НАЦИОНАЛЬНОЕ И УНИВЕРСАЛЬНОЕ: ВОЗМОЖНА ЛИВСЕМИРНАЯ КУЛЬТУРА?
131
КОНЦЕПЦИЯ НАЦИОНАЛЬНОГО РАЗВИТИЯ, 1917-1989:ЭЛЕГИЯ И РЕКВИЕМ
150
КОНЕЦ КАКОЙ СОВРЕМЕННОСТИ?
166
НЕПРЕОДОЛИМЫЕ ПРОТИВОРЕЧИЯ ЛИБЕРАЛИЗМА:ПРАВА ЧЕЛОВЕКА И ПРАВА НАРОДОВ В ГЕОКУЛЬТУРЕСОВРЕМЕННОЙ МИРОСИСТЕМЫ
188
ГЕОКУЛЬТУРА РАЗВИТИЯ ИЛИ ТРАНСФОРМАЦИЯ НАШЕЙГЕОКУЛЬТУРЫ?
208

II. ДИЛЕММЫ МИРОВОГО ПОЛИТИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ И ОБЩЕСТВЕННЫЕ НАУКИ

1968-й - РЕВОЛЮЦИЯ В МИРОСИСТЕМЕ: ТЕЗИСЫ И ВОПРОСЫ
227
МАРКС, МАРКСИЗМ-ЛЕНИНИЗМ И СОЦИАЛИСТИЧЕСКИЕ ЭКСПЕРИМЕНТЫ В СОВРЕМЕННОЙ МИРОСИСТЕМЕ
250
АМЕРИКА И МИР: СЕГОДНЯ, ВЧЕРА И ЗАВТРА
267
КРАХ ЛИБЕРАЛИЗМА
302
АГОНИЯ ЛИБЕРАЛИЗМА: ЧТО ОБЕЩАЕТ ПРОГРЕСС?
324
МИР, СТАБИЛЬНОСТЬ И ЛЕГИТИМНОСТЬ, 1990-2025/2050
347
СОЦИАЛЬНЫЕ НАУКИ И КОММУНИСТИЧЕСКАЯ ИНТЕРЛЮДИЯ, ИЛИ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ СОВРЕМЕННОЙ ИСТОРИИ
371
ОТМИРАНИЕ ГОСУДАРСТВА
387
ГОСУДАРСТВА В ИНСТИТУЦИОНАЛЬНОМ ВОДОВОРОТЕ КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ МИРОЭКОНОМИКИ
401

 

Этьен Балибар, Иммануэль Валлерстайн
Раса, нация, класс
Двусмысленные идентичности

Перевод - И. Глущенко (Предисловие, Гл.1); А.В. Глинчикова (Гл.2, 4, 6, 7, 8);
Д. Скопин (Гл.З, 10, 12); Б. Скуратов (Гл 5, 13); А. Калинин (Гл. 9, 11, Послесловие).
Редакторы:, Б. Скуратов, К. Чухров. Общая редакция - Д. Скопин, Б. Кагарлицкий
М.: Логос-Альтера, Ессе Homo. 2003. - 272 с.

E. Balibar, I. Wallerstein
Race, nation, class. Ambiguous identities
Verso. I99I.

ВСТУПЛЕНИЕ

Книга "Раса, нация, класс", вышедшая во Франции в 1988 году, была переведена на множество языков (немецкий, английский, испанский, греческий, итальянский, турецкий - если мы ничего не забыли) Нам было приятно видеть, как она используется, обсуждается, критикуется Второе французское издание, выпущенное в массовой серии и доступное более широкой публике прежде всего дает нам возможность отблагодарить за интерес и советы всех читателей со всего мира, которые прочитали эту книгу, не зависимо от того, являются ли они специалистами в тех вопросах, которые мы затронули с намеренно экспериментаторской смелостью, и послать им дружеский привет Это больше, чем долг, это - удовольствие

Девять лет спустя после первой публикации книги и через двенадцать лет после открытия семинара, благодаря которому она вышла, от нас ждут чего-то большего чтобы мы дополнили тезисы и анализ нашей книги ретроспективным и критическим взглядом Дело это достаточно деликатное Мы отнюдь не хотим хвалить себя за то, что предвосхитили драматический характер, каковой вопросы "национального самосознания" приняли сегодня Ведь далеко не мы одни сделали это Что нас потрясает гораздо больше, так это масштаб интеллектуального усилия, какое еще нужно сделать, чтобы осознать историю, где мы живем, и которую имеем самонадеянность "творить" Но нам хотелось бы знать, где мы находимся за два i ода до пресловутого рубежа века

Поскольку здесь не идет речь ни о повторении того, что уже содержится в нашей книге, ни о ее переработке, мы ограничимся тем, что обозначим четы ре методологических направления, от которых, на наш взгляд, у нас нет оснований отказываться, какими бы ни были изменения и уточнения, отмеченные на опыте, и отчасти уже обрисованные нами в других сочинениях

В первую очередь, мы под разными углами попытались рассмотреть вопрос в длительной перспективе, прибегая к таким категориям, как "миросисте ма", "национальная форма", не для того, чтобы отослать современные проблемы к далекому прошлому (реальному, а чаще мифическому), что является стихийной тенденцией национализма, но чтобы оценить структуры, которые обуславливают конфликты и кризисы современности (как и радикализм альтернатив текущего момента)

Во-вторых, мы стремились не отрицать различия в культурах, историческом опыте, традициях, помещая их в однородное глобальное пространство, но понять их происхождение, разобраться в их политических функциях сразу, и противоречивых (поскольку одни и те же традиции могут использоваться по-разному), и изменчивых (поскольку постоянно меняется соотношение сил и появляются новые тенденции). Применительно к современной Европе подобный подход привел бы нас к столкновению с нескончаемыми последствиями деления на зоны, в которых развитие идет неравными темпами, или заставил бы нас смотреть на историю Средиземноморья как на процесс, всегда находящийся на грани преодолимой "войны цивилизаций", тогда как нам интереснее изучать миграцию и сдерживающие ее границы. Эти границы множатся и ощетиниваются оборонительными сооружениями, заряжаются коллективными страстями и утрачивают главную из своих социальных функций. Таковы, возможно, главные ставки для политической практики демократии сегодня и завтра.

В-третьих, прекрасно сознавая широту различий, отделяющих положение "Севера" от положения "Юга" (а также и сложность, которая заключается как раз в том, чтобы провести чисто географическую границу между этими двумя полюсами), мы стремились подчеркнуть, что проблемы идентичности или эт-ничности не являются привилегией ни одного из этих полюсов. При всех контрастах эти ситуации в совокупности принадлежат одному и тому же миру. К тому же, разве Север не вошел в "пост-национальную" эру столь же явно, как Юг оказался в "преднациональной"? Но оба (и даже один за счет другого) столкнулись с незавершенностью и с кризисом сложившейся благодаря Государству "национальной формы". И этот диагноз стал бы еще убедительнее, если бы мы в еще большей степени учитывали религиозный фактор в формировании "двусмысленных идентичностей"; отсутствие религиозного фактора слишком уж ощущается в очерках, образующих эту книгу.

Наконец, мы стремились показать, - вплоть до разногласий в нашем анализе, - что не верим ни в чисто "экономические" объяснения (которыми мы, без сомнения, злоупотребляли в прошлом), ни в чисто "идеологические", которые сейчас особенно в моде как раз из-за феноменов, связанных с идентичностью, хотя и подвергаются инфляции. Тем не менее невозможно достичь методологического чуда, эклектично совмещая противоположные точки зрения, например, законы накопления капитала в мировом масштабе с герменевтикой коллективных символов или же культурных и религиозных проявлений на национальном уровне. Есть только один путь познания - это изучение неповторимости исторических ситуаций, исходя из специфики их противоречий и ограничений, навязываемых глобальными структурами.

Эти абстрактные соображения, без сомнения, нуждаются в актуализации. Но книги не переписываются. Они живут более или менее долго, во всяком случае, достаточно для того, чтобы сами авторы почувствовали исчерпанность своих подходов и передали эстафету молодежи. И это, во всяком случае, мы надеемся, когда-нибудь произойдет и с нами.

Этьеи Балибар и Иммануэль Валлерстайн
Париж и Бингемптоп, 2 сентября 1997 года

СОДЕРЖАНИЕ

Э.Балибар, И.Валлерстайп. Вступление
7
Э.Балибар. Предисловие
11
ПЕРВАЯ ЧАСТЬ. Универсальный расизм
25
Глава 1. Э. Существует ли "нео-расизм"?
27
Глава 2. И Валлерстайн Идеологические противоречия капитализма: Универсализм против расизма и сексизма
40
Глава 3. Э. Балибар. Расизм и национализм
48
ВТОРАЯ ЧАСТЬ. Нация в истории
83
Глава 4. И Валлерстайн. Конструкция народа. Расизм, национализм, этническая принадлежность
85
Глава 5. Э.Балибар. Нация как форма: история и идеология
103
Глава 6. И. Валлерстайн. Структуры домашних хозяйств и трансформация рабочей силы в мировой капиталистической экономике
124
ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ. Классы: поляризация и сверхдетерминация
133
Глава 7. И.Валлерстайн. Классовый конфликт в мировой капиталистической экономике
135
Глава 8. И.Валлерстайн. Маркс и история. Удачное и неудачное прочтения
146
Глава 9. И.Валлерстайн.Буржуфш) как концепция и реальность
156
Глава 10. Э.Балибар От классовой борьбы к бесклассовой борьбе?
177
ЧЕТВЕРТАЯ ЧАСТЬ
211
Глава 11. И.Валлерстайн. Социальный конфликт в Черной Африке после обретения независимости: пересмотр концепций расы и статусной группы
213
Глава 12. Э Балибар. "Классовый расизм"
233
Глава 13. Э.Балибар. Расизм и кризис
247
И. Валлерстайн. Послесловие
259
Борис Кагарлицкий Диалог марксизмов. Послесловие редактора русского перевода
264

 

Иммануэль Валлерстайн

КОНЕЦ ЗНАКОМОГО МИРА
Социология XXI века

Перевод с английского под редакцией Б.Л. Иноземцева

Центр исследований постиндустриального общества
Москва, "Логос", 2003. - 368 с.

Immanuel Wallerstein
THE END OF THE WORLD AS WE KNOW IT
Social Science for the Twenty-First Century
University of Minnesota Press. Minneapolis - London

В книге, получившей широкую международную известность, крупный американский социолог анализирует социальные процессы, характерные для современного мира. Автор показывает, что сложившаяся историческая система вступила в критическую фазу, когда неизбежны нарастание неопределенности и накопление кардинальных перемен, означающих, по сути, "конец знакомого мира". Вместе с преобразованиями в привычном "мире капитализма" должен измениться и "мир знаний" об обществе. Одна из центральных идей книги состоит в том, чтобы открыть всемирную дискуссию о будущем человечества, привнести в его постижение большую рациональность и тем самым конструктивно объединить знание, мораль и политику.
Для ученых и специалистов в области социологии, философии, экономики, культурологии, этики, политических и исторических наук. Представляет интерес для широкого круга читателей.

СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие автора к русскому изданию

VII
Предисловие
X
Неопределенность и творчество. Исходные положения и выводы
5
Часть I
Мир капитализма
Глава первая
Социология и коммунистическая интерлюдия, или Интерпретации современной истории
13
Глава вторая
Африканский национальный конгресс и Южная Африка: прошлое и будущее освободительных движений в миро-системе
29
Глава третья
Возвышение Восточной Азии, или Миро-система в XXI веке
49
Кода
Так называемый азиатский кризис. 1еополитика в исторической перспективе
69
Глава четвертая
Государства? Суверенитет? Дилеммы капиталистов переходной эпохи
80
Глава пятая
Экология и издержки производства при капитализме. Нет выхода
105
Глава шестая
Либерализм и демократия. Братья-враги?
120
Глава седьмая
Интеграция во что? Отмежевание от чего?
143
Глава восьмая
Социальные изменения? Изменения бесконечны. Ничего не меняется
162
Часть II
Мир знаний
Глава девятая
Общественные науки и современное общество. Исчезающие основания рациональности
187
Глава десятая
Дифференциация и целостность в общественных науках
212
Глава одиннадцатая
Многоликий евроцентризм. Обществоведческие дилеммы 226
Глава двенадцатая
Структуры знания, или Сколько путей познания лежит перед нами
248
Глава тринадцатая
Взлет и грядущее падение миро-системного анализа
257
Глава четырнадцатая
Социальная теория и стремление к справедливому обществу
269
Глава пятнадцатая
Наследие социологии и будущее обществоведения
293
Примечания
334

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ

Как увидит читатель, эта книга разделена на две части. Первая посвящена тому, что мы знаем о мире, в котором живем, о мире, который я называю "миром капитализма". Вторая посвящена тому, как мы приходим *с тому, что считаем нашим знанием об этом мире, к тому, что я называю "миром знания". Эти два мира обычно рассматриваются в рамках нашей университетской системы и в ходе публичных дискуссий как независимые друг от друга. Первый считается предметом исследования экономистов, социологов, историков и иных обществоведов. Второй относится к ведению философов (в особенности эпистемологов), а также историков науки и образования. В определенном смысле, вторая группа ученых изучает не мир капитализма, а мир исследователей капитализма.

Основным тезисом, который я обосновываю в этой книге, является утверждение, что разграничение этих двух объектов исследования совершенно искусственно и, что еще хуже, крайне вредно. Оно мешает нам понимать, что действительно происходит в той исторической системе, в которой мы все живем. Пути познания сами по себе являются продуктами того мира, в котором живут познающие (ученые). Методы познания мира представляются как бы очками, позволяющими нам [лучше] видеть. Сами эти очки сначала должны быть произведены, и то, каким образом они создаются, зависит от доступных на данный момент технологий и от того, какие навыки выработаны в ходе их применения. Но очки, в свою очередь, способствуют дальнейшему прогрессу как технологий, так и открывающих путь к их использованию навыков. Все это вместе образует неразрывное целое.

Более того, если очки искажают контуры [предметов], мы столкнемся не только с ошибочным пониманием мира, в котором живем, но и с очевидной неспособностью совершенствовать те интеллектуальные инструменты, которые могли бы позволить нам исправить допущенную ошибку. Таким образом, мы имеем дело не только с неразрывным целым, но еще и с постоянной взаимной каузальностью. И такова каждая историческая система. Они не только предоставляют своим членам имеющиеся у них преимущества, но и развращают их своими пороками. Они поддерживают равновесие, которое искажает наши представления и сковывает наши коллективные и индивидуальные возможности.

Но, несмотря на все это, эти самоподдерживающиеся системы время от времени разрушаются. Они разрушаются по причине своего комплексного характера и в силу того, что происходящие в них процессы со временем все сильнее выводят их из равновесного состояния. В конечном счете проявляющиеся в их развитии тенденции доводят до точки бифуркации, и хаотические подвижки опосредуют мучительный переход к некоему новому системному порядку, основные черты которого никогда не могут быть заранее предугаданы.

У российского читателя не должно складываться впечатления, что я рассматриваю именно Россию. Скорее, я описываю всю миро-систему, в которой Россия является лишь одной из составных частей. Не должно у читателя складываться впечатления и о том, что каждый из нас - лишь пешка в каком-то большом механическом процессе, на ход которого невозможно повлиять. Совсем наоборот. Неопределенность результата обусловливается только тем, что каждый из нас постоянно, индивидуально или в составе группы стремится, предпринимая те или иные усилия, добиваться поставленной им самим перед собой цели. В периоды же всеобщего беспорядка значимым может оказаться даже самый слабый толчок.

И тут мы снова возвращаемся к тому, почему была написана эта книга. Она была написана в надежде прояснить общую картину. Посреди полного беспорядка - какие альтернативы открыты перед нами ? И она написана ради того чтобы стать (на что я хочу надеяться) вкладом во всемирную дискуссию, которая может поспособствовать росту нашей сущностной рациональности.

Российский читатель, вероятно, столкнется еще с одним препятствием в этом [познавательном] усилии, усилии, которое нигде в мире не бывает легким. Россия приходит в себя после долгого периода, на протяжении которого ее правящие круги и господствующая идеология насаждали некие представления, которые, однако, оказались вовсе не очевидными. И с крахом коммунизма возникло всеобщее стремление заменить старые представления новыми, но и они доказали свою неочевидность еще быстрее прежних. Вполне можно допустить поэтому, что российский читатель сегодня дезориентирован и скептичен. Но я и не предлагаю нового набора постулатов. Напротив, я выдвигаю способный породить тревогу тезис, что строгих данностей не существует, но это не устраняет нашей потребности действовать. Мы стремимся определить, как должны сочетаться разум (четкое понимание пределов возможного знания) и нравственность (приверженность справедливому обществу), и никто не должен остаться в стороне от решения этой задачи.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Являясь с 1994 по 1998 год президентом Международной социологической ассоциации, я призывал ее [членов] сконцентрировать внимание на необходимости переоценить сложившиеся социологические стереотипы с учетом будущего мира XXI века, мира, который, как я утверждал, будет значительно отличаться от нынешнего. Поскольку в качестве президента Международной социологической ассоциации меня приглашали выступать на многочисленных собраниях социологов и представителей других общественных наук, я решил последовать своим собственным призывам и использовать открывшиеся возможности для того, чтобы изложить мои взгляды на предмет социологии в XXI столетии.

Название книги было подсказано Пэтриком Уилкинсо-ном, читавшим многие из моих эссе, как только они принимали завершенную форму. Однажды он заметил, что то, о чем я пишу, - это, по существу ["конец знакомого мира"], "конец мира в том виде, в каком мы его знаем", причем в обоих значениях слова "знать": как cognoscere и как scire. Я использовал эту идею как способ построения сборника очерков, разделенного на две части: "Мир капитализма" и "Мир знания" - то есть мир, который мы знаем в том смысле, в каком он составляет нашу реальность (мир капитализма, или cognoscere), и мир, известный нам в меру его понимания нами (мир знания, или scire).

Мне кажется, что мы бродим по темному лесу и не вполне понимаем, в каком направлении следует идти. Думаю, что нам необходимо как можно скорее обсудить это всем вместе, и подобная дискуссия должна стать поистине всемирной. Более того, такое обсуждение, на мой взгляд, не относится к числу тех, где можно разделить и "развести по разным углам" вопросы знания, этики и политики, что я и пытаюсь кратко обосновать в первом очерке "Неопределенность и творчество". Мы вовлечены в необычный и трудный спор. Однако мы не сможем решить проблемы, которых будем пытаться не замечать.