ВОЛНЫ ДЕМОКРАТИЗАЦИИ
Фрагмент первой главы книги С. Хантингтона "Третья волна: демократизация в конце XX века"
С. Хантингтон родился 18
апреля 1927 года в г. Нью-Йорке (США). Учился в Йельском и Чикагском университетах.
В 1951 году защитил диссертацию в Гарварде, там же преподавал в 1950-1958
гг. С 1959 по 1962 годы занимал пост директора в Институте изучения войны
и мира при Колумбийском университете. Затем вновь работал в Гарварде, занимал
различные административные и научные посты. В 1977-78 гг. С.Хантингтон был
координатором отдела планирования Совета Национальной Безопасности при президенте
США. В 1978-89 годах был директором Центра международных отношений. В 1989
году стал главой Института стратегических исследований. В 1970 году Сэмюэл П. Хантингтон основал ежеквартальный журнал "Foreign Policy" ("Внешняя политика") и был его редактором до 1977 года.С.Хантингтон - автор многих научных трудов, среди которых: "The Soldier and the State: The Theory and Politics of Civil-Military Relations" (1957), "The Common Defense: Strategy Programs in National Politics" (1961), "American Politics: The Power of Disharmony" (1981), "The Third Wave: Democratization in the Late Twentieth Century" (1991). |
Политические системы с демократическими характеристиками не являются исключительно
приметой нашего времени. Во многих уголках мира веками выбирали племенных вождей,
а в некоторых местах демократические политические институты долго существовали
на уровне села. Кроме того, понятие демократии, разумеется, было известно еще
в древнем мире. Однако демократия древних греков и римлян отстраняла от участия
в политической жизни женщин, рабов, а зачастую и другие категории населения,
например проживающих в данном государстве чужестранцев. Степень ответственности
правящих органов даже перед столь ограниченным кругом людей на практике тоже
чаще всего была невысока.
Современная демократия — это не просто демократия села, племени или города,
государства; это демократия национального государства, и возникновение ее тесно
связано с развитием последнего. Первоначальный импульс развитию демократии на
Западе был дан в первой половине XVII в. Демократические идеи и демократические
движения являлись весьма существенной, хотя и не главной чертой английской революции.
Основные Законоположения Коннектикута, принятые гражданами Хартфорда и близлежащих
городков 14 января 1638 г., стали первой письменной конституцией современной
демократии. В общем и целом, однако, пуританские перевороты не оставили наследия
в плане демократических институтов ни в Англии, ни в Америке. Более ста лет
после 1660 г. система правления в обеих странах неуклонно становилась даже более
закрытой и менее представляющей широкие слои населения, чем прежде. Самыми разными
путями происходила аристократическая и олигархическая реставрация. В 1750 г.
в западном мире не существовало никаких общенациональных демократических институтов.
В 1900 г. такие институты были во многих странах. Еще больше государств обрели
демократические институты к концу XX в., и возникали они во времена волн демократизации
(см. схему 1.1).
Волна демократизации — это группа переходов от недемократических режимов к демократическим,
происходящих в определенный период времени, количество которых значительно превышает
количество переходов в противоположном направлении в данный период. К этой волне
обычно относится также либерализация или частичная демократизация в тех политических
системах, которые не становятся полностью демократическими. В современном мире
имели место три волны демократизации. Каждая из них затрагивала сравнительно
небольшое число стран, и во время каждой совершались переходы и в недемократическом
направлении. Вдобавок не все переходы к демократии происходили в рамках этих
волн. История не отличается упорядоченностью, и политические изменения невозможно
разложить по удобным историческим полочкам. История также не является однонаправленной.
За каждой из первых двух волн демократизации следовал откат, во время которого
некоторые, хотя и не все, страны, совершившие прежде переход к демократии, возвращались
к недемократическому правлению. Чаще всего определить момент перехода от одного
режима к другому можно лишь условно. Условно определяются и даты волн демократизации
и откатов. Тем не менее, доля условности нередко бывает полезна, так что даты
волн<%0> смен режима выглядят примерно следующим образом:
— Первая, длинная волна демократизации 1828-1926
— Первый откат 1922 -1942
— Вторая, короткая волна демократизации 1943-1962
— Второй откат 1958-1975
— Третья волна демократизации 1974- Е
Первая волна демократизации. Корни первой волны — в американской и французской революциях. Однако действительное возникновение национальных демократических институтов — это феномен XIX века. В большинстве стран демократические институты постепенно развивались в течение всего столетия, поэтому определить конкретную дату, после которой некая политическая система может считаться демократической, весьма трудно и возможно лишь с долей условности. Тем не менее, Джонатан Саншайн выдвигает два веских критерия, позволяющих установить, когда политические системы XIX в. достигали демократического минимума в контексте той эпохи: 1) 50% взрослого мужского населения имеет право голоса; 2) ответственный глава исполнительной власти должен либо сохранять за собой поддержку большинства в выборном парламенте либо избираться в ходе периодических всенародных выборов. Если принять эти критерии на вооружение, применяя их достаточно свободно, можно сказать, что первая волна демократизации началась с Соединенных Штатов около 1828 г.11. Отмена имущественного ценза в старых штатах и присоединение новых штатов с избирательным правом для всех взрослых мужчин помогли довести долю белых мужчин, действительно голосовавших на президентских выборах 1828 г., более чем до 50%. В последующие десятилетия и другие страны постепенно расширяли свое избирательное право, сокращали возможность подачи голоса одним лицом в нескольких избирательных округах, вводили тайное голосование и устанавливали ответственность премьер-министров и кабинетов перед парламентами. Швейцария, заморские британские доминионы, Франция, Великобритания и несколько мелких европейских стран совершили переход к демократии к концу столетия. Незадолго до Первой мировой войны более или менее демократические режимы установили у себя Италия и Аргентина. После войны демократическими были только что обретшие независимость Ирландия и Исландия, массовое движение к демократии разворачивалось в государствах, ставших преемниками империй Романовых, Габсбургов и Гогенцоллернов. В самом начале 1930-х гг., когда первая волна уже успешно завершилась, демократические ряды пополнили Испания и Чили. В общем и целом за сто лет свыше тридцати стран ввели у себя по крайней мере минимальные общенациональные демократические институты. В 1830-х гг. Токвиль предсказал этот тренд, когда он только зарождался. В 1920 г. Джеймс Брайс, рассматривая его историю, размышлял о том, не является ли тенденция к демократии, просматривающаяся ныне повсеместно, естественной тенденцией, в силу общего закона социального прогресса.
Первый откат. Однако уже в то время, когда Брайс размышлял о будущем демократической тенденции, она сходила на нет и превращалась в свою противоположность. Доминантой политического развития 1920-1930-х гг. были уход от демократии и либо возврат к традиционным формам авторитарного правления, либо установление новых, массовых, гораздо более жестоких и всеобъемлющих форм тоталитаризма. Такое движение вспять происходило главным образом в тех странах, которые восприняли демократические формы буквально накануне Первой мировой войны или сразу после нее, для которых не только демократия, но и, во многих случаях, нация были чем-то новым. Из дюжины стран, создавших у себя демократические институты до 1910 г., лишь одна — Греция — пережила после 1920 г. откат. Из семнадцати стран, воспринявших демократические институты в 1910-1931 гг., лишь четыре сохранили их на протяжении 1920-1930-х гг.
Первый откат начался в 1922 г. с месяца марта в Риме, когда Муссолини с легкостью получил в свое распоряжение непрочную и порядком коррумпированную итальянскую демократию. Чуть больше десятилетия понадобилось, чтобы едва оперившиеся демократические институты в Литве, Польше, Латвии и Эстонии были свергнуты в результате военных переворотов. Такие страны, как Югославия и Болгария, никогда не знавшие реальной демократии, подчинились новым формам более жесткой диктатуры. Захват власти Гитлером в 1933 г. покончил с демократией в Германии, сделал неизбежной гибель австрийской демократии в следующем году и, разумеется, в итоге положил в 1938 г. конец чешской демократии. Греческая демократия, уже в 1915 г. расшатанная Национальным Расколом, была окончательно похоронена в 1936 г. Португалия в 1926 г. стала жертвой военного переворота, повлекшего за собой долгую диктатуру Салазара. Военные путчи произошли в 1930 г. в Бразилии и Аргентине. Уругвай вернулся к авторитаризму в 1933 г. Военный переворот 1936 г. привел к гражданской войне в Испании и гибели Испанской республики в 1939 г. Новая, ограниченная демократия, установленная в 1920-е гг. в Японии, в начале 1930-х гг. оказалась вытеснена военным правлением.
Эти смены режимов отражали расцвет коммунистических, фашистских и милитаристских идеологий. Во Франции, Великобритании и других странах, где демократические институты сохранились, антидемократические движения набирали силу, черпая ее в отчуждении 1920-х гг. и депрессии 1930-х гг. Война, которая велась ради того, чтобы завоевать мир для демократии, вместо этого стимулировала движения, как справа, так и слева, настойчиво стремящиеся уничтожить.
Вторая волна демократизации. Вторая мировая война положила начало второй, короткой волне демократизации. Союзническая оккупация способствовала введению демократических институтов в Западной Германии, Италии, Австрии, Японии и Корее, хотя в то же время Советы задушили зарождавшуюся было демократию в Чехословакии и Венгрии. В конце 1940-х — начале 1950-х гг. пришли к демократии Турция и Греция. В Латинской Америке Уругвай вернулся к демократии во время войны, а в Бразилии и Коста-Рике демократические перемены произошли в конце 1940-х гг. В четырех других латиноамериканских странах — Аргентине, Колумбии, Перу и Венесуэле — выборы 1945 и 1946 гг. привели к власти всенародно избранные правительства. Однако во всех четырех демократическая практика оказалась недолгой, и к началу 1950-х гг. там утвердились диктатуры. Аргентина и Перу во второй половине 1950-х гг. вернулись к ограниченной демократии, правда, очень нестабильной из-за конфликта между военными кругами и популистскими движениями апристов и перонистов. В Колумбии же и Венесуэле элиты в конце 1950-х гг. договорились о мерах, призванных покончить с военными диктатурами в этих странах и ввести демократические институты, которые остались бы надолго.
Между тем, начало конца западной колониальной системы породило на свет ряд новых государств. Во многих из них не делалось никаких реальных попыток ввести демократические институты. В некоторых демократия была весьма скудная: в Пакистане, к примеру, демократические институты никогда по-настоящему не пользовались властью и были формально отменены в 1958 г. Малайзия, став независимой в 1957 г., сохранила свою "квази-демократию", за исключением краткого периода чрезвычайного положения в 1969-1971 гг. В Индонезии некая непонятная форма парламентской демократии существовала с 1950 по 1957 г. В нескольких новых государствах — Индии, Шри-Ланке, на Филиппинах, в Израиле — демократические институты продержались лет десять и более, а в 1960 г. крупнейшее государство Африки, Нигерия, вступило в жизнь как демократическое.
Второй откат. К началу 1960-х гг. вторая волна демократизации исчерпала себя. В конце 1950-х политическое развитие и транзит режимов приняли отчетливо авторитарный характер. Наиболее крутые перемены произошли в Латинской Америке. Сдвиг в сторону авторитаризма начался в 1962 г. в Перу, когда военные вмешались в ход выборов с целью изменить их результаты. На следующий год президентом был избран штатский, устраивавший военных, но военный переворот 1968 г. сместил и его. В 1964 г. военные перевороты свергли гражданские правительства в Бразилии и Боливии. Аргентина последовала их примеру в 1966 г., Эквадор — в 1972-м. В 1973 г. военные режимы пришли к власти в Уругвае и Чили. Согласно одной теории, военные правительства Бразилии, Аргентины, а также (что несколько более спорно) Чили и Уругвая представляли собой примеры нового типа политической системы — бюрократического авторитаризма.
В Азии в 1958 г. военные установили режим военного положения в Пакистане. В конце 1950-х гг. Ли Сын Ман повел подкоп под демократические процедуры в Корее, а демократический режим, пришедший ему на смену в 1960 г., был свергнут в результате военного переворота в 1961-м. Этот новый полуавторитарный режим был легитимирован выборами 1963 г., а полностью в крайне авторитарную систему превратился в 1973 г. В 1957 г. Сукарно заменил парламентскую демократию управляемой демократией в Индонезии, а в 1965 г. индонезийские военные уничтожили и управляемую демократию, взяв бразды правления страной в свои руки. Президент Фердинанд Маркос ввел в 1972 г. военное положение на Филиппинах, в 1975 г. Индира Ганди, временно отказавшись от демократической практики, объявила чрезвычайное положение в Индии. На Тайване недемократический гоминьдановский режим кое-как терпел либеральных диссидентов в 1950-е гг., но в мрачную эпоху1960х гг. разгромил их и заставил смолкнуть политический дискурс любого рода.
В Средиземноморье греческая демократия пала под ударами монархического переворота 1965 г. и военного 1967 г. Турецкие военные свергли гражданское правительство страны в 1960 г., возвратили власть выборному правительству в 1961-м, вновь совершили "полупереворот" в 1971-м, позволили вернуть выборное правительство в 1973-м и, наконец, осуществили полномасштабный военный переворот в 1980 г.
В 1960-е гг. несколько неафриканских колоний Великобритании получили независимость и установили демократические режимы, продержавшиеся у власти значительный период времени. Это Ямайка и Тринидад-и-Тобаго (1962), Мальта (1964), Барбадос (1966) и Маврикий (1968). Однако большая часть новых стран, ставших независимыми в 1960-е гг., находилась в Африке. Наиболее важная из них — Нигерия — начала свой путь как демократия, но в 1966 г. пала жертвой военного переворота. Единственной африканской страной, стойко придерживавшейся демократической практики, была Ботсвана. Тридцать три других африканских государства, получивших независимость между 1956 и 1970 гг., стали авторитарными в тот же самый момент или очень скоро после него. Деколонизация Африки привела к сильнейшему в истории увеличению числа независимых авторитарных правительств.
Глобальный поворот прочь от демократии в 1960-х — начале 1970-х гг. приобрел
впечатляющие размеры. По одному подсчету, в 1962 г. плодами государственных
переворотов во всем мире являлись тринадцать правительств; к 1975 г. — тридцать
восемь. По другой оценке, треть из 32 действующих демократий, существовавших
в мире в 1958 г., превратилась в авторитарные режимы к середине 1970-х16. В
1960 г. в девяти из десяти южноамериканских испаноязычных стран были демократически
избранные правительства; в 1973 г. — только в двух, Венесуэле и Колумбии. Эта
волна переходов от демократии к авторитаризму тем более поразительна, что увлекла
за собой некоторые страны, такие как Чили, Уругвай ("Швейцария Южной Америки"),
Индия и Филиппины, где демократические режимы держались четверть века и дольше.
Авторитарные транзиты подобного рода не только вызвали к жизни теорию бюрократического
авторитаризма, призванную объяснить перемены, происходящие в Латинской Америке.
Они породили значительно более пессимистический взгляд на пригодность демократии
для развивающихся стран и усилили озабоченность жизне — и работоспособностью
демократии в странах развитых, где она существовала многие годы.
Третья волна демократизации. И вновь диалектика истории опрокинула теоретические
конструкции, созданные социальной наукой. В течение пятнадцати лет после падения
португальской диктатуры в 1974 г. демократические режимы пришли на смену авторитарным
почти в тридцати странах Европы, Азии и Латинской Америки. В некоторых странах
произошла значительная либерализация авторитарных режимов. В других движения,
выступающие за демократию, обрели силу и легальность. Совершенно очевидно, что
существовало сопротивление, бывали неудачи, как, например, в Китае в 1989 г.,
но, несмотря на все это, движение к демократии, казалось, приобрело характер
неудержимой глобальной приливной волны, катящейся от одной победы к другой.
Сначала этот демократический прилив проявил себя в Южной Европе. Через три
месяца после португальского переворота рухнул военный режим, правивший Грецией
с 1967 г., и там пришло к власти гражданское правительство, возглавляемое Константине
Караманлисом. В ноябре 1974 г. в ходе жаркого избирательного соревнования греческий
народ отдал решающее большинство голосов Караманлису и его партии, а в следующем
месяце подавляющим большинством проголосовал за то, чтобы не реставрировать
монархию. 20 ноября 1975 г., всего за пять дней до того, как Эанеш разгромил
марксистов-ленинистов в Португалии, смерть генерала Франсиско Франко положила
конец его тридцатишестилетнему правлению в Испании. В течение следующих восемнадцати
месяцев новый испанский король Хуан Карлос при поддержке своего премьер-министра
Адольфо Суареса добился одобрения парламентом и народом закона о политической
реформе, что повлекло за собой избрание нового законодательного собрания. Законодательное
собрание составило проект новой конституции, которая была ратифицирована референдумом
в декабре 1978 г. и на основе которой в марте 1979 г. прошли парламентские выборы.
В конце 1970-х гг. демократическая волна докатилась до Латинской Америки. В
1977 г. военные лидеры в Эквадоре заявили о своем желании уйти из политики;
в 1978 г. там был составлен проект новой конституции; в 1979-м в результате
выборов было сформировано гражданское правительство. Сходный процесс ухода военных
со сцены в Перу в 1978 г. привел к выборам в учредительное собрание, в 1979-м
— к принятию новой конституции, в 1980-м — к избранию гражданского президента.
В Боливии отступление военных повлекло за собой четыре сумбурных года переворотов
и срывавшихся выборов; началось все это в 1978 г., но в итоге все же завершилось
в 1982 г. избранием гражданского президента. В том же году поражение в войне
с Великобританией подорвало позиции аргентинского военного правительства и привело
к избранию гражданского президента и правительства в 1983 г. Переговоры между
военными и политическими лидерами в Уругвае закончились избранием гражданского
президента в ноябре 1984 г. Два месяца спустя долгий процесс abertura ("открытия"),
начавшийся в Бразилии в 1974 г., достиг критической точки с избранием первого
гражданского президента этой страны начиная с 1964 г. Между тем военные покидали
руководящие посты и в Центральной Америке. В Гондурасе гражданский президент
появился в январе 1982 г.; сальвадорские избиратели в ходе остро соревновательных
выборов в мае 1984 г. избрали президентом Хосе Наполеона Дуарте; Гватемала провела
выборы учредительного собрания в 1984 г., гражданского президента — в 1985-м.
Демократическое движение заявило о себе и в Азии. В начале 1977 г. первая демократия
третьего мира — Индия — прожив полтора года в условиях чрезвычайного положения,
вернулась на демократический путь. В 1980 г. турецкие военные в ответ на разгул
насилия и терроризма в третий раз захватили бразды правления страной. Однако
в 1983 г. они ушли со сцены, и в результате выборов было сформировано гражданское
правительство. В том же году убийство Бениньо Акино положило начало цепи событий,
которые в конце концов привели в феврале 1986 г. к уничтожению диктатуры Маркоса
и восстановлению демократии на Филиппинах. В 1987 г. военное правительство Южной
Кореи выдвинуло своего кандидата на пост президента, который после острого соревнования
в ходе предвыборной кампании победил на относительно справедливых выборах. На
следующий год оппозиция добилась контроля над южнокорейским парламентом. В 1987
и 1988 гг. правительство Тайваня значительно смягчило ограничения, наложенные
на политическую деятельность в этой стране, и взяло на себя обязательство создать
демократическую политическую систему. В 1988 г. закончилось правление военных
в Пакистане, и оппозиция, возглавляемая женщиной, победив на выборах, получила
контроль над правительством.
В конце десятилетия демократическая волна захлестнула коммунистический мир.
В 1988 г. в Венгрии начался переход к многопартийной системе. В 1989 г. выборы
на съезд народных депутатов СССР принесли поражение нескольким высокопоставленным
партийным лидерам и позволили создать весьма независимый Верховный Совет. В
начале 1990 г. стали развиваться многопартийные системы в Прибалтийских республиках,
а коммунистическая партия Советского Союза отказалась от руководящей роли. В
Польше "Солидарность" одержала в 1989 г. полную победу на выборах
в государственный сейм, и на свет появилось некоммунистическое правительство.
В 1990 г. лидер "Солидарности" Лех Валенса был избран президентом,
сменив на этом посту коммуниста генерала Войцеха Ярузельского. В последние месяцы
1989 г. рухнули коммунистические режимы в Восточной Германии, Чехословакии и
Румынии, и в 1990 г. в этих странах прошли соревновательные выборы. В Болгарии
коммунистический режим также начал либерализоваться, народные движения, выступающие
за демократию, появились в Монголии. В 1990 г. в обеих этих странах состоялись,
как кажется, достаточно беспристрастные выборы.
Между тем в Западном полушарии мексиканская правящая партия в 1988 г. впервые
выиграла президентские выборы лишь с самым минимальным перевесом, а в 1989 г.
впервые потеряла власть в государстве. Чилийская общественность в 1988 г. проголосовала
во время референдума за то, чтобы положить конец затянувшемуся пребыванию у
власти генерала Аугусто Пиночета и на следующий год избрала гражданского президента.
Военная интервенция США в 1983 г. уничтожила марксистско-ленинистскую диктатуру
в Гренаде, а в 1989 г. — военную диктатуру генерала Мануэля Норьеги в Панаме.
В феврале 1990 г. потерпел поражение на выборах марксистско-ленинистский режим
в Никарагуа, в декабре — было избрано демократическое правительство на Гаити.
1970-е и начало 1980-х гг. стали также финальной фазой европейской деколонизации.
Конец португальской империи породил пять недемократических правительств. Однако
в 1975 г. Папуа — Новая Гвинея стала независимой с демократической политической
системой. Ликвидация остатков британской империи, главным образом на островах,
произвела на свет дюжину крошечных новых наций, и почти все они сохранили демократические
институты, хотя в Гренаде эти институты пришлось восстанавливать с помощью военной
интервенции из-за рубежа. В 1990 г. получила независимость Намибия, причем ее
правительство было избрано на выборах, проходивших под контролем международных
наблюдателей.
В Африке и на Среднем Востоке движение к демократии в 1980-е гг. происходило
в ограниченных пределах. Нигерия в 1979 г. сменила военный режим на демократически
избранное правительство, но последнее, в свою очередь, было свергнуто в результате
военного переворота в начале 1984 г. К 1990 г. некоторая либерализация произошла
в Сенегале, Тунисе, Алжире, Египте и Иордании. Южноафриканское правительство
в 1978 г. начало медленный процесс свертывания апартеида и расширения политического
участия в пользу цветных меньшинств, однако не в пользу подавляющего большинства
чернокожего населения страны. После некоторой паузы, а затем — избрания президентом
Ф.В. де Клерка этот процесс в 1990 г. был возобновлен переговорами между правительством
и Африканским национальным конгрессом. К 1990 г. стали раздаваться требования
демократии в Непале, Албании и других странах, имевших прежде весьма скромный
демократический опыт или не имевших его вовсе.
В целом движение к демократии носило глобальный характер. За пятнадцать лет
демократическая волна прокатилась по Южной Европе, затопила Латинскую Америку,
дошла до Азии и уничтожила диктатуру в Советском блоке. В 1974 г. восемь из
десяти южноамериканских стран управлялись недемократическими правительствами,
в 1990 г. — в девяти правительства были демократически избраны. В 1973 г., по
данным Фридом-Хауза, 32% мирового населения проживало в свободных странах;
в 1976 г., из-за введения чрезвычайного положения в Индии, — менее 20%. В 1990-м,
однако, в свободных обществах жило почти 39% человечества.
В каком-то смысле волны демократизации и откаты укладываются в схему "два
шага вперед — шаг назад". До настоящего времени каждый откат аннулировал
некоторые, но не все переходы к демократии, совершившиеся в предыдущую волну
демократизации. Правда, последняя колонка в табл. 1.1 предполагает менее оптимистичный
прогноз на будущее. Государства многократно меняли очертания и размеры, за десятилетия,
прошедшие после Второй мировой войны, число независимых государств удвоилось,
а доля демократических государств в мире изменялась с завидной регулярностью.
В низших точках двух откатов 19,7% и 24,6% стран в мире были демократическими.
На пиках двух волн демократизации — 45,3% и 32,4%. В 1990 г. демократические
системы были примерно в 45,4% независимых государств мира — практически как
в 1922 г.
Совершенно очевидно, что вопрос о наличии демократии в Гренаде менее важен,
чем вопрос о наличии ее в Китае, и не все соотношения общего числа стран и числа
демократических государств в равной степени значимы. Кроме того, в 1973-1990
гг. абсолютное количество авторитарных государств впервые снизилось, хотя к
1990 г. третья волна демократизации еще не привела к увеличению процентной доли
демократических государств в мире по сравнению с предыдущим пиком, достигнутым
шестьдесят восемь лет назад.
ВОПРОСЫ, ПОРОЖДАЕМЫЕ ДЕМОКРАТИЗАЦИЕЙ
Верховный суд руководствуется результатами выборов; обществоведы вечно стараются
догнать историю, разрабатывая теории, призванные объяснить, почему то, что случилось,
должно было случиться. Они пытались объяснить откат от демократии в 1960-1970-х
гг., указывая на непригодность демократии для бедных стран, на преимущества,
какие имеет авторитаризм для политического порядка и экономического роста, на
причины, по которым само экономическое развитие имело тенденцию порождать новую,
более устойчивую форму бюрократического авторитаризма. Уже в то время, когда
разрабатывались такие теории, вновь начался переход различных стран к демократии.
Неотступно следуя этому повороту, обществоведы сменили тактику и создали обширную
литературу, посвященную предпосылкам демократизации, процессам ее осуществления,
а со временем — и проблемам упрочения новых демократических режимов. Подобные
исследования значительно обогатили имеющиеся знания о процессах демократизации
и способствовали общему их осмыслению.
К середине 1980-х гг. демократический транзит породил также волну оптимизма
по поводу перспектив демократии. Коммунизм стали называть (довольно верно) "великой
неудачей", пользуясь выражением Збигнева Бжезински. Кое-кто пошел дальше,
утверждая, что "жизнеспособные системные альтернативы исчерпаны" и
это означает "уверенную победу экономического и политического либерализма".
"Демократия победила!" — бросал клич один автор. Оптимизм в отношении
демократии, говорил другой, "более обоснован, чем пессимизм, царивший в
1975 г.". Более резкий контраст, чем тот, что наблюдался между взглядами
на будущее демократии середины 1970-х и конца 1980-х гг., трудно вообразить.
Такие колебания мнений специалистов вновь вызвали к жизни кардинальные вопросы,
связанные с отношениями между политической демократией и историческим развитием.
Главные из них касаются пространства и прочности демократии. Существует ли необратимая
в основе своей, долгосрочная, глобальная тенденция к распространению демократических
политических систем по всему миру, как полагали Токвиль и Брайс? Или политическая
демократия — это форма правления, ограниченная, за немногими исключениями, пределами
меньшинства богатых и/или западных обществ? А может быть, для значительного
числа стран политическая демократия — явление временное, периодически чередующееся
с различными формами авторитарного правления?
Так ли важны эти вопросы?
Кто-то может заявить, что нет, поскольку для того или иного народа либо его
соседей нет особой разницы — демократическими или недемократическими методами
управляется его страна. В весьма обширной научной литературе высказывается,
к примеру, предположение, что на формирование публичной политики в большинстве
случаев сильнее влияет уровень экономического развития страны, чем характер
ее режима. Коррупция, неэффективность, некомпетентность, господство узкого круга
особых интересов обнаруживаются во всех обществах, независимо от формы правления.
Одна книга по сравнительной политике, пользующаяся большим читательским спросом,
даже начинается с фразы: "Важнейшее политическое различие между странами
заключается не в форме правления, а в уровне управления".
В этих аргументах есть доля истины. Форма правления — не единственная важная
для страны вещь, и, может быть, даже не самая важная. Разница между порядком
и анархией носит более фундаментальный характер, чем разница между демократией
и диктатурой. И все же эта последняя по некоторым причинам тоже имеет решающее
значение.
Во-первых, политическая демократия тесно связана со свободой личности. Демократии
могут злоупотреблять и злоупотребляли индивидуальными правами и свободами человека,
а хорошо отрегулированное авторитарное государство может в весьма значительной
степени обеспечивать своим гражданам безопасность и порядок. Однако в целом
корреляция между существованием демократии и существованием личной свободы чрезвычайно
велика. Определенная доля последней представляет собой существеннейший компонент
первой. И наоборот, длительное следование демократической политике способствует
расширению и углублению свободы личности. Свобода в некотором смысле — особое
преимущество демократии. Если человек заинтересован в свободе как основополагающей
социальной ценности, он должен быть заинтересован и в судьбе демократии.
Во-вторых, политическая стабильность и форма правления, как указывалось выше,
— две разные вещи. Однако между ними существует и взаимосвязь. Жизнь при демократии
часто бывает беспокойная, но для нее нечасто характерно политическое насилие.
В современном мире демократические системы менее подвержены гражданскому насилию,
чем недемократические. Демократические правительства гораздо реже применяют
насилие против своих граждан, чем авторитарные. Демократии также создают общеупотребительные
каналы для выражения несогласия и оппозиционных настроений внутри системы. Таким
образом, и у правительства, и у оппозиции меньше поводов применять насилие друг
против друга. Демократия способствует стабильности еще и тем, что обеспечивает
возможность регулярной смены политических лидеров и изменения публичной политики.
В демократиях перемены редко случаются внезапно, за одну ночь; почти всегда
они происходят малозаметно и постепенно. Демократические системы гораздо лучше
защищены от крупных революционных переворотов, чем авторитарные. Как сказал
некогда Че Гевара, не может быть успешной революции там, где правительство "пришло
к власти в результате народного волеизъявления в той или иной форме, пусть даже
путем махинаций, и сохраняет хотя бы видимость конституционной законности".
В-третьих, распространение демократии оказывает влияние на международные отношения.
Демократии в истории вели войны не реже, чем авторитарные страны. Последние
воевали с демократическими странами и друг с другом. Демократии же с начала
XIX в. и до 1990 г., за очень незначительными или чисто формальными исключениями,
не воевали с другими демократиями22. Пока такое положение вещей сохраняется,
распространение демократии означает расширение зоны мира во всем мире. Судя
по опыту прошлого, преимущественно демократический мир способен быть миром,
сравнительно свободным от международного насилия. Если в особенности Советский
Союз и Китай станут демократиями, подобно другим крупным державам, вероятность
широкомасштабного межгосударственного насилия значительно снизится.
С другой стороны, мир, перманентно разделенный, скорее всего будет миром насилия.
Развитие экономики и средств коммуникации интенсифицирует взаимодействие между
странами. Авраам Линкольн в 1858 г. утверждал, что "не сможет устоять дом,
разделенный в себе самом. Это государство не может вечно быть наполовину рабским,
наполовину свободным". Мир в конце XX в. не является единым домом, но он
все сильнее и сильнее интегрируется. Взаимозависимость — лавная тенденция времени.
Сколь долго сможет существовать все более взаимозависимый мир, будучи наполовину
демократическим, наполовину авторитарным?
И наконец, в более узком, местническом смысле, будущее демократии в мире имеет
особое значение для американцев. Соединенные Штаты — первая демократическая
страна современного мира, и ее самосознание как нации неотделимо от приверженности
к либеральным и демократическим ценностям. Другие нации могут кардинально менять
свои политические системы, продолжая при этом существовать как нации. У Соединенных
Штатов такой возможности нет. Поэтому американцы особенно заинтересованы в развитии
глобальной окружающей среды, благоприятной для демократии.
Итак, будущее свободы, стабильности, мира и Соединенных Штатов в определенной
степени зависит от будущего демократии. Данное исследование — не попытка предсказать
это будущее. Это попытка пролить на него некоторый свет, анализируя волну демократизации,
которая началась в 1974 г., попытка выявить причины данного ряда транзитов (глава
2), процессы их осуществления, стратегии сторонников и противников демократии
(главы 3 и 4), проблемы, встающие перед новыми демократиями (глава 5). Завершают
ее размышления о перспективах дальнейшей экспансии демократических режимов в
мире (глава 6).
При рассмотрении этих тем привлекаются существующие общественнонаучные теории
и постулаты, дабы увидеть, какие из них могут помочь при объяснении недавних
транзитов. Однако цель данной книги не в том, чтобы разработать некую общую
теорию предпосылок демократии или процессов демократизации. Это не попытка объяснить,
почему некоторые страны являются демократиями уже свыше столетия, тогда так
другие остаются диктатурами. Ее задача более скромна — попробовать объяснить,
почему, как и с какими последствиями в 1970-1980-е гг. произошел ряд почти одновременных
переходов к демократии, а также понять, что могут значить эти переходы для будущего
мировой демократии.