популярное аналитико-публицистическое приложение к официальному
печатному органу ЦИК России
"Вестник Центральной избирательной комиссии Российской Федерации"
Журнал ставит своей целью препарирование и осмысление избирательного процесса в контексте содержательно-временной динамики его развития, с учетом традиций и новаций, прошлого опыта и прогнозируемых тенденций дальнейшей эволюции. Такой целостно-системный подход к основной проблематике журнала должен исключить при рассмотрении и анализе института выборов как хаотичную информационность, так и поверхностную описательность, присущие иным отечественным масс-медиа.
Следование подобной методологии позволит журнальному приложению к вестнику ЦИК отслеживать сопряжение избирательного процесса и процесса общереформационного. В конкретной практике издания это выразится в подаче выборов всех уровней - от общероссийских до местных: в деревне, городе, регионе - в контексте общероссийской, и в известной мере мировой, политики. При этом коэффициент результативности выборов как важнейшего средства преобразовательных усилий общества и власти, обозначится уровнем благоустройства жизни - стержневой целью искомой "национальной идеи". Такого рода целеполагание может отличить новый журнал от изданий, отличающихся технократическим подходом к выборам, как к некой самоцели.
Издание предназначено тем, кто профессионально занимается проблемами избирательного процесса, а также всем интересующимся данной тематикой.
Редколлегия "Журнала о выборах"
ВЫБОРЫ
- ЛАБОРАТОРИЯ ИЛИ "КУХНЯ" ИЗБИРАТЕЛЬНОГО ПРОЦЕССА?
Борис МАКАРЕНКО
Поспорим с автором опубликованного на одном популярном сайте материала, который написал: "РR не бывает черным, а если он черный, то это не РR". Увы, в реальности дела обстоят с точностью до наоборот. Для российского "политического обывателя" стало почти не нужным употреблять прилагательные "черный" и "грязный" при понятиях "РR" и "избирательная технология" - и так все понятно. Высокопоставленный правительственный чиновник жалуется: "Они там в фойе пиар развернули..." (это о раздаче листовок в Думе группами "зеленых") - и ясно, что подразумевается "нечестность" приема, примененного против правительственного проекта.
Почему же эти понятия приобретают недобрую славу? Причин, как всегда, несколько, и не будем полностью снимать, вины с недобросовестных "пиарщиков" и "технологов", деяния которых получили широкую огласку. Но главное, представляется, все же в другом.
Во-первых, за десять лет далеко не все в истеблишменте и в обществе привыкли к тому, что политика в России стала делом публичным. Наши руководители осваивают навыки общения с народом медленно и не всегда успешно. Если законодателей, губернаторов и мэров жизнь (точнее, регулярные перевыборы) чему-то учат, то в исполнительной власти старая повадка закрытости, забюрокраченности, зарежимленности оказывается удивительно живучей. Умелое публичное поведение таких министров как А.Лившиц или А.Починок - это почти исключение, порожденное их личными талантами, а не общим стилем. Общий же стиль заставляет считать приемы и законы публичной политики досадной помехой работе бюрократов, а потому негативный общественный резонанс на их работу объясняется ими происками пиарщиков и технологов. Разумеется, грязных и черных.
На Западе не только избранный на должность политик, но любой мало-мальски опытный чиновник способен рассуждать о скучных правительственных планах на языке публичной политики, подчеркивать выигрышные моменты действий правительства и камуфлировать негативные. Он знает, что отсутствие такого навыка будет чревато нежелательными последствиями: либо парламент (состоящий из публичных политиков) не даст денег на публично проигрышное дело, либо его индивидуальный или, так сказать, коллективный политический шеф (президент или правящая партия) проиграет следующие выборы. У нас же и механизм действий исполнительной власти, и процедура принятия бюджета и т. д. происходят по столь многоплановым и усложненным правилам, что публичные навыки чиновников оказываются крайне малозначимыми.
Во-вторых, по тем же самым причинам политическим "технологам", как и "пиарщикам" в России объективно приходится выполнять более широкие функции, чем их западным коллегам. У нас слабые партии и неопытные кандидаты - значит, консультантам приходится и предвыборную программу написать (заменить "мозговой штаб" партии), и каналы ее доведения до избирателя выстроить (заменить сеть активистов), и речь с кандидатом отрепетировать (потому что кандидат до этого только перед тещей на кухне ораторствовал). В такой ситуации миф о силе "избирательных технологий" (силе, естественно, злой) получает подпитывающий его материал.
В-третьих, понятие "избирательная технология" оказывается удобным эвфемизмом для оправдания нечистоплотных приемов, в том числе, применяемых и самой властью. Сняли неугодного кандидата на ту или иную должность с регистрации, перекрыли ему доступ на телевидение, конфисковали тираж его листовок - это не закон нарушен, а избирательная технология применена... И поди возрази!
Имея в виду такую, мягко говоря, неоднозначность репутации политических технологий порассуждаем о некоторых "технологических" сторонах недавних выборов и поправках в избирательное законодательство - уже вступивших в силу или предлагающихся.
Нет оппонента - нет проблемы
В последнее время получает все более широкое распространение такая "избирательная технология", как снятие с дистанции неугодного кандидата (или ее модификация - недопущение его регистрации). Откровенно говоря, было бы удивительно, если бы такой прием не появился. Российская элита четко усвоила новое правило: власть обретается через выборы. И если есть опасность, что выборы выиграет кто-то другой, значит нужно, чтобы его фамилия исчезла из избирательного бюллетеня. Автором этой, с позволения сказать, "технологии" следует признать Иосифа Виссарионовича, которому приписывается известная фраза: "Нет человека - нет проблемы". К счастью, сейчас речь идет о политическом, а не о физическом устранении.
И так, о методе "снятия оппонента". Еще в 1995 и 1996 годах в Калмыкии и Татарстане состоялись безальтернативные выборы разного уровня - ни одному оппозиционному кандидату "административный ресурс" так и не дал зарегистрироваться. В 1998 году в Башкирии до выборов не были допущены сразу два потенциально сильных кандидата; причем когда Верховный Суд России признал необоснованным отказ от регистрации по одному поводу, эти кандидаты тут же были отвергнуты по другому. Вполне что называется, перспективные кандидаты на пост губернатора были сняты с выборов в Ханты-Мансийском АО и Саратовской области весной 2000 года.
Однако в последнее время дурной пример оказался особенно заразительным. Буквально накануне выборов были сняты с дистанции курский губернатор А.Руцкой и депутат Госдумы В.Черепков; еще один пример подобного рода - "самоснятие" кандидатуры А.Самошина на выборах в Туле, чтобы сорвать выборы с практически предрешенной победой губернатора В.Стародубцева. (Замысел оппонентов В.Стародубцева о "коллективном снятии" всех оппонентов сорвался, так как следующий за А.Самошиным кандидат В.Соколовский не успел в срок подать заявление с отказом от участия в выборах). В Ростовской области (правда, за целый месяц до выборов, а не за несколько дней, как в других случаях) снят с дистанции сильный кандидат Л.Иванченко.
Мы не будем пытаться оспорить юридические основания для такого рода решений, утверждая, что все эти кандидаты абсолютно безгрешно вели избирательную кампанию (или собирали подписи). В большинстве случаев претензии к снятым кандидатам были небезосновательными. Правда, для первого отказа в Башкирии основанием стало неконституционное требование об обязательном знании кандидатами башкирского языка, а претензии к В.Черепкову (неоплаченное выступление на "Эхе Москвы") выглядят "притянутыми за уши". Но, допустим, нарушения со стороны кандидатов имели место. Вопрос состоит в том, в каком качестве они обозначились - повода или причины?
Приведем аргумент в пользу того, что суть "дела о снятии" состояла не в "торжестве юстиции", а досрочном решении вопроса об исходе выборов. Во всех упомянутых выше случаях, кроме двух (Курск и Приморье) "судебный ресурс" применялся против сильных противников действующего главы региона, и после снятия глава "победно" переизбирался на новый срок. Таким образом, избирательная комиссия и/или судебная власть становились частью "административного ресурса" губернатора. В Курске "сработал" административный ресурс "центра": в выборах участвовал федеральный инспектор по области как свидетельство того, что Москва не благоволила губернатору. В Приморье перед вторым туром был снят кандидат менее, как говорится, удобный для центра: его соперника принимали в коридорах власти в Москве; к тому же, после снятия В.Черепкова "освободившееся" место в избирательном бюллетене занял высокопоставленный чиновник уровня федерального округа. В Туле "самоснятие" оппонента губернатора ставило В.Стародубцева в крайне уязвимое положение: к тому времени уже истек четырехлетний срок его пребывания у власти, и соперники первого лица области открыто уповали на то, что губернаторская "нелегитимность" подвигнет Москву на назначение другого человека исполняющим обязанности губернатора. Причем на срок, что называется, до новых выборов (обоснованность этих надежд оставим на совести их авторов, а от себя заметим, что прецедентов подобного рода в России не было).
Оговоримся: мы не утверждаем, что суды или избирательные комиссии принимали незаконные решения - такой вердикт вправе вынести только судебная инстанция соответствующего уровня. Однако как минимум два фактора порождали у избирателей серьезные сомнения в справедливости подобных решений: а) их "чрезвычайный характер" (за несколько дней до выборов, когда возможности для апелляции крайне затруднены) и б) легко угадывавшийся обывателем ответ на известный в юриспруденции вопрос: "Кому выгодно?"
А вот реакцию общества на подобного рода сомнения в честности "выборов после снятия" легко замерить по показателю голосования "против всех кандидатов". В Башкирии в 1998 году равнялся 17 процентам (что абсолютно нехарактерно для других голосований в этой республике), в Калмыкии в 1995 - 15%; в Приморье - рекордным 33,7 процента. Высок был уровень подобного голосования и в Саратове. Если же при всем том у избирателя и оставался реальный выбор, то высокие результаты показывал тот кандидат, который не был причастен к "судебным маневрам": губернатор Стародубцев получил на выборах 71,4%, а в Курске уверенно победил коммунистический кандидат А.Михайлов.
Казалось бы, можно утверждать, что "технология снятия" при сомнительной законности и этичности тем не менее оказывается эффективной - в большинстве случаев победа "нужного кандидата" достигалась. Однако ценой этой победы всегда была подорванная легитимность - нет, не выборов (их интрига быстро забывалась), но самой власти. У избирателей оставалось ощущение не только того, что власть с ними поступила не вполне честно, но и что она слаба, раз ей приходится идти на подобные ухищрения. Кстати, насколько позволяют судить социологические данные по многим из упомянутых кампаний, действующие главы регионов и в честной конкурентной борьбе имели неплохие шансы на победу. Следовательно, "снимая" соперников, перестраховываясь, они испытывали неуверенность в собственных силах - верный признак именно слабости власти, несмотря на обладание ею пресловутым административным ресурсом.
Таким образом, реальной ценой "победы через снятие" становится подрыв доверия общества к власти, рост нигилизма и протестных настроений, торможение политической и гражданской активности граждан. Не слишком ли высокая цена за одноразовую победу?
Итак, диагноз болезни ясен. К счастью, усилиями Центризбиркома появляется и лекарство. Речь идет о поправке к федеральному закону "Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдумах граждан Российской Федерации" четко регламентирующей порядок снятия кандидатов (в том числе - вводящей полный запрет на снятие за три дня до выборов). На естественный вопрос - что делать, если кандидат совершит грубое нарушение именно в эти три дня - есть и ответ. Такого рода действия (вкупе с итогами выборов) можно будет оспорить в суде. Только в этом случае для пересмотра уже состоявшихся выборов потребуются действительно серьезные основания, а суд будет меньше "оглядываться" на административный ресурс.
Приветствуя такую коррекцию избирательного законодательства, упомянем и об одном, на наш взгляд, спорном моменте. Проект новой редакции вышеупомянутого закона содержит новый запрет - на "распространение призывов к отказу от участия в голосовании". Но ведь в законе речь идет о гарантиях прав избирателей. А если эти права нарушены, например, грубым использованием такого же административного ресурса? Можно возразить, что закон не запрещает агитацию "против всех", но здесь есть некий нюанс: выборы со значительным голосованием "против всех" будут считаться состоявшимися (и легитимными), если хоть один кандидат наберет хоть на один голос больше, чем "кандидат против всех". А снижение количества избирателей, приходящих на выборы (в том числе в результате призывов к их бойкоту) может привести к тому, что не будет достигнут минимальный уровень явки, и выборы не состоятся. Оговорюсь: я сам твердо уверен, что бойкот выборов - мера неконструктивная. Но в чрезвычайных ситуациях грубого нарушения прав избирателей срыв выборов низкой явкой может оказаться наименьшим злом.
Один и два тура - разные правила игры
Речь, как и в предыдущем разделе, пойдет о губернаторских выборах. И реальным предметом анализа опять становится "поле для маневра" действующих глав регионов при переизбрании на новый срок. Уже вступила в силу законодательная норма, запрещающая губернаторам баллотироваться на новый срок в случае добровольного и досрочного сложения своих полномочий. Об эффективности этой, с позволения сказать, избирательной технологии, свидетельствует тот факт, что ни разу губернатор, сознательно шедший на досрочные перевыборы, не проигрывал их. Даже в единственном случае, когда действующий глава региона действительно ушел в отставку (К.Титов в Самаре летом 2000 года), итогом досрочных выборов становилась уверенная победа "отставника".
Напомним аксиоматику вопроса о различии однотуровых и двухтуровых выборов. При выборах в один тур для победы нужно оказаться "на один голос впереди" всех соперников. В такой ситуации "инкумбент", то есть лицо, уже занимающее эту должность, обладает явным преимуществом - более высокой известностью, симпатиями конформистских избирателей (которые изначально склонны не менять власть), не говоря уже о властных ресурсах. При двухтуровой системе во втором туре главным становится мотив голосования "за наименьшее зло": за кандидата "А" многие голосуют потому, что не хотят победы кандидата "Б". Классический пример подобного голосования - второй тур президентских выборов в России 1996 года. Проведенный по горячим следам опрос ВЦИОМ показал, что 45% избирателей Б.Ельцина голосовали "против Зюганова", а в электорате последнего 35% голосовали "против Ельцина".
По этим правилам игры в однотуровой системе у действующего первого лица того или иного региона шансы предпочтительнее. Как свидетельствует статистика губернаторских выборов, "нормальный" губернатор в первом туре получает не менее 30% голосов. Исключения, разумеется, есть, и отнюдь не единичные, но они свидетельствуют, как правило, о полном провале деятельности главы региона. Итак, у губернатора 30% или более - а если оппонентов у него несколько, то любому из них трудно набрать больше. Исход выборов очевиден. Не удивительно, что в нескольких регионах (например, в Псковской, Волгоградской, Брянской областях) после первых нелегких выборов двухтуровая система была заменена на однотуровую. Итоги состоявшихся по новым правилам выборов дали инкумбентам победу, но отнюдь не сокрушительную: в среднем порядка 35%. А гадать, что бы случилось во втором туре, уже бессмысленно.
Между тем по итогам нескольких недавних двухтуровых кампаний можно оценить насколько сложной становится задача для действующего губернатора. Переток голосов во втором туре - сложный процесс. В странах с развитой демократической системой, со сложившимися партиями он происходит почти автоматически: более слабые кандидаты (или партии) схожей идейно-политической ориентации высказываются в поддержку более сильного, и голоса перетекают почти автоматически, поскольку вступает в силу так называемая негативная мотивация - не допустить победы идейного антагониста. Единственный раз, когда похожий процесс имел место в России - все те же президентские выборы 1996 года: К Ельцину "пришло" подавляющее большинство избирателей Г.Явлинского, больше половины избирателей А.Лебедя, а к Г.Зюганову - меньшинство от Лебедя и более половины "жириновцев". Однако последних выборах в регионах мы видели ряд примеров несколько иной модели. Там негативная мотивация принимала форму голосования против действующего губернатора.
Самая большая сенсация пришлась на Амурскую область. Случилось это весной 2001 года. После первого тура губернатор А.Белоногов уверенно лидировал с 44% голосов, его оппонент Л.Коротков набрал менее 21 процента. Но во втором туре при практически такой же явке (всего на полпроцента ниже, чем в первом туре) Коротков уверенно опередил главу области: 49,42% против 42,86 процента, то есть, Белоногов набрал даже меньше голосов чем в первом туре. Разумеется, сказался опыт его соперника, который до этого трижды с 1993 года выигрывал парламентские выборы на всей территории области, но все же приращение в 28 пунктов можно считать абсолютным (возможно, неповторимым) рекордом. При этом оба кандидата по российской классификации - "левые": Белоногов четыре года назад победил прежнего губернатора при поддержке КПРФ; Коротков лишь сравнительно недавно вышел из этой партии. Иначе говоря, противостояние строилось не по оси "левые - правые", а по принципу "за или против власти".
На этом фоне менее эффектным выглядит вызвавший многочисленные комментарии успех левого кандидата С.Левченко во втором туре выборов губернатора Иркутской области. Он тоже "прибавил" более 22 пунктов относительно первого тура и сократил свое отставание от победителя, губернатора Б.Говорина с 22 до 2 пунктов. Но все же С.Левченко проиграл, к тому же на выборах была низкая явка. Тем не менее, и здесь мы имеем дело с ярким примером "антивластной мобилизации" электората во втором туре.
Еще один пример подобного рода - выборы в Нижегородской области. Там губернатор на три с половиной пункта отставал от своего соперника, коммуниста Г.Ходырева уже после первого тура. Казалось бы, шансы на победу у главы администрации сохранялись. Из трех "преследователей" двое - депутаты Думы от СПС Д.Савельев и группы "Народный депутат" В.Булавинов - никак не могли быть отнесены к числу "левых" (а они в сумме набрали более 30% голосов); лишь электорат скандально известного предпринимателя А.Климентьева (10,5% голосов) по протестному принципу "автоматически" отходил в лагерь противника губернатора. Тем не менее, во втором туре Г.Ходырев получил вдвое больше голосов, чем И.Скляров. Разумеется, сыграла свою роль и позиция "третьих кандидатов": В.Булавинов выражал сомнения в честности подсчета голосов (он отстал от И.Склярова менее, чем на 2 пункта), а СМИ, лояльные Д.Савельеву, активно критиковали губернатора. Но тем не менее, и здесь главной причиной поражения стала мобилизация против власти.
Таким образом, однотуровая система оказывается более благоприятной для действующих глав регионов, а двухтуровая система создает возможность для антивластной мобилизации. Но это только частный вывод, вырисовывающийся в последние годы. В более широком плане - двухтуровая система минимизирует случайности и исключает крайности. Уже только по этой причине она предпочтительна для выборов с высокой мотивацией голосования - президентских и губернаторских. Поэтому принятие поправки к закону "Об общих принципах организации государственной власти субъектов РФ", исключающей однотуровые выборы губернаторов, было бы полезно для повышения авторитета института выборов.
Антикоммунизм как избирательная технология
При рассмотрении недавних губернаторских выборов неоднократно возникала тема побед кандидатов, поддержанных КПРФ, над действующими главами регионов. Действительно, весь цикл губернаторских кампаний 2000-2001 годов прошел для левых достаточно удачно. Из поддержанных ими четырьмя годами ранее кандидатов проиграло лишь несколько, причем двое (А.Руцкой в Курске и Л.Горбенко в Калининграде) лишились поддержки КПРФ в нынешние выборы. Зато левые кандидаты в 2000 году пришли к власти в той же Курской, Ивановской, Камчатской областях, а в 2001 году одержали знаковую победу в Нижегородской области. Плюс успех С.Левченко в Иркутске. Неудивительно, что действующая власть вспомнила о несколько "запылившемся" электоральном оружии - теме антикоммунизма. Но в отличие от избирательной кампании Б.Ельцина в 1996 году это оружие не сработало. Представляется, что на то есть ряд причин.
- При втором Президенте России тема противостояния "реформа против коммунизма" была заметно деактуализирована. После того, как "Единство" и КПРФ составили основу коалиции, поделившей руководящие посты в Думе, барьер, отделявший в политическом пространстве КПРФ от всех остальных партий, существенно снизился. Антикоммунистические "страшилки" становятся все менее и менее эффективными, а коммунистические кандидаты в губернаторы выглядят все более респектабельно. Примечательно, что во всей массе комментариев в либеральных столичных СМИ и экспертном сообществе по поводу снятия кандидатуры Иванченко практически полностью отсутствовали идеологические мотивы -напротив, их общий тон был сочувственным, что было бы практически невозможным еще лет пять назад.
- На роль "оппонентов" КПРФ в Нижегородской и Иркутской областях выдвинулось "Единство". Но если КПРФ хорошо известна и понятна избирателям (причем, как сторонникам, так и противникам), то "Единство" как партия еще не состоялось. Связка "Путин и Единство", которая обеспечила этому списку внушительный успех на парламентских выборах, не работает на уровне губерний. Массовый избиратель в них до второго тура и понятия не имел о том, что их губернатор представляет "Единство". Наши главы регионов привыкли отрекаться от принадлежности к политическим партиям, утверждать, что они представляют все население области, выдвигаться "от групп избирателей". Поэтому на избирателя практически не действует внезапно взвившийся над губернаторским штабом флаг "Единства" (причем без поддержки Президента, хранящего на губернаторских выборах корректный нейтралитет).
- На губернаторских выборах, в отличие от голосования за людей, "спрятанных" в думских партийных списках, очень силен личностный фактор. Если он у того или иного губернатора не слишком выражен, то он проигрывает достаточно опытным и "раскрученным" коммунистическим публичным политикам.
- И, наконец, последнее. В условиях общего упадка старых партий и недостаточно убедительного партстроительства в "Единстве", КПРФ остается единственной реальной партией. Следовательно, заключает рядовой избиратель, если я недоволен властью, то надо голосовать за КПРФ... Таким вот образом наша провинция идет к двухпартийной системе. Правда, столица все равно возьмет свое, когда следующие парламентские выборы "восстановят" многопартийность, как это случилось и в прошлом избирательном цикле.
Партии между выборами и властью
Впрочем, какая разница, коммунист стал губернатором или нет, если он все равно отрекается от партии на время нахождения у власти? Вопрос, разумеется, риторический, но он наводит нас еще на одну немаловажную тему. В проекте новой редакции Федерального закона о гарантиях сохраняется жесткий запрет чиновникам категории "А" и выборным муниципальным лидерам проводить предвыборную агитацию. И здесь уже по логике нового закона о политических партиях, роль партий в политической жизни страны должна возрасти. Если это произойдет, то лидер (или выдвиженец) партий вполне может стать министром, губернатором или (страшно подумать!) даже президентом России. Но в этом случае он лишатся права агитировать за свою партию. Если бы Президенту Дж.Бушу сказали, что он не может публично поддержать кандидата в Конгресс от Республиканской партии, а Премьер-министру Франции Л.Жоспену - что он не имеет права агитировать за Соцпартию, они бы сочли это в лучшем случае неудачной шуткой. Сегодня же права на агитацию за свои собственные партии лишены лидер "Единства" С.Шойгу, лидер Партии социальной демократии К.Титов, лидер "Отечества" Ю.Лужков. Понятно, что законодатель руководствовался благими намерениями - не допустить злоупотреблений со стороны власти, но нельзя одной рукой укреплять партийную систему, а другой - ограничивать право лидеров партий заниматься публичной политикой.
* * *
И выборы, и избирательное законодательство - это живая ткань политической жизни. Избирательная практика постоянно обогащается и это требует творческой и продуманной реакции и со стороны избиркомов, и со стороны законодателей, и со стороны экспертов и тех, кто вопреки стереотипам продолжает считать себя "избирательным технологом". Если у нас общая цель - сделать выборы более честными и осмысленными, мы найдем общий язык, пусть иногда и будем спорить друг с другом.
Борис Иванович МАКАРЕНКО, первый заместитель генерального директора Центра
политических технологий
Статья была опубликована в №3 за 2001 г. "Журнала о выборах"
АРХИВ ВИРТУАЛЬНОГО ЭССЕ |
||||