Борис КАПУСТИН

ПОЛИТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ НА РОССИЙСКОМ РЫНКЕ ИДЕЙ

С момента своего образования (или преобразования из «Рабочего класса и современного мира») журнал «Полис» находится в центре формирования политической науки в России. Точнее, журнал непосредственно влияет на то, как проходит становление этой новой для нашей страны отрасли обществоведения. С этой точки зрения эволюция самого «Полиса» за минувшие десять лет и важна, и показательна для состояния и перспектив отечественного политического знания.

Профессионально меня более всего волнует та его отрасль, которую я предпочитаю называть политической философией. На рубеже 80-90-х годов складывалось впечатление, что «Полис» намерен столь же активно способствовать её формированию, как и таких субдисциплин как компаративная политика, политический процесс и политические институты в России, прикладная политология... В этом убеждал не только целый ряд статей отечественных авторов по политико-философской тематике, но и великолепные переводы западной классики (Констан, де Местр, Дьюи и т.д.), которые в буквальном смысле слова подводили фундамент под развитие политической теории в нашей стране.

Во второй половине 90-х годов положение заметно изменилось. Политико-философская тематика оказалась на периферии. Кстати, не только она. Очень мало статей и по теории компаративной политики, её методам и концептуальному аппарату, т.е. по тому, что образует «костяк» этой отрасли политического знания.

Такие сдвиги в содержании журнала, несомненно, отражают общее положение дел с политологией в России. Политическая философия, несомненно, является у нас наименее развитой отраслью политического знания. Я вполне согласен с той оценкой её состояния, которую год назад высказал на страницах «Полиса» президент РАПН М. Ильин, отметивший «общую несостоятельность политической теории и политической философии в России» [Ильин 1999: 142].

Это удручающее состояние политической философии, конечно, имеет ряд «объективных» причин. Ясно, в каком нежном отроческом возрасте находится вся наша политология. Ясно, что хронически нет денег (в том числе и доступных западных грантов) на фундаментальную гуманитарную и обществоведческую теорию. Ясно, что гораздо проще имитировать те западные образцы, которые предполагают технологическое, а не рефлективное усвоение и к тому же имеют понятную «товарную стоимость» на российском политическом рынке. Ясно, что в условиях первобытной борьбы за выживание, характерной для нашего общества в целом, «пиар» и «электоральные технологии» - гораздо более эффективные орудия, чем тонкое понимание аристотелевской теории полиса или оригинальная концепция политического обязательства. Всё это и многое другое совершенно ясно. Однако остаётся вопрос: должен ли ведущий, а по богатству традиций - уникальный академический политический журнал России лишь приспосабливаться к сложившейся конъюнктуре, интеллектуальным модам и даже таким институциональным императивам как Госстандарт по политологии или же на новом этапе продолжить ту в лучшем смысле миссионерскую деятельность, какую он вёл на рубеже 80-90-х годов, когда речь шла о самом возникновении и существовании политологии?

Если выбор в пользу первого, то разработка политической теории скорее всего отойдёт на страницы «Вопросов философии», «Логоса», «Общественных наук и современности», и останется лишь пожелать им успехов в выполнении этой «непрофильной» для них работы. Если выбирается второе, то «Полису» предстоит создать целую стратегию «вытягивания» политической философии из её сегодняшнего провала. Очевидно, что размышления над такой стратегией, не говоря уже о её реализации, вызвали бы столкновения мнений и подходов к самой политической философии. Однако мне кажется, что при этом некоторые вопросы, независимо от того, как бы они решались, должны быть поставлены в обязательном порядке. Попытаюсь обозначить те из них, которые считаю первостепенными.

1. Является ли политическая философия лишь приложением к «миру политического» того, что можно назвать «общей философией», или это - особый род знания, сколь бы обширны не были присущие ему заимствования из последней (как впрочем, и из других видов знания - исторического, социологического и т.д.)? Иными словами (и упрощая): конституирует ли политическую философию характерный для неё способ рассмотрения политического или же её (генетические? функциональные?) связи с «общей философией»?

2. В чём отличия политической философии от политической науки и в чём их взаимосвязь? Рассмотрение данного вопроса не может сводиться к банальной (и во многом неверной) оппозиции «нормативной» - в смысле лишь оценивающей - и «объясняющей» теории. Речь должна идти о разных способах объяснения «мира политического», присущего той и другой, равным образом и о том, какую роль «оценивание» (явное или скрываемое) играет в каждой из них. Как бы не решался этот вопрос, очевидна необходимость расстаться с представлением о том, что Цицерон, Ницше и Истон, используя слово политика, говорят об одном и том же предмете.

3. Какова роль истории идей (того, что у нас именуется «историей политической мысли») в собственно политической теории? С одной стороны, ясно, что доколе политическая философия у нас (особенно в учебных программах) будет сводиться к истории идей, политическая теория останется «несостоятельной». Ведь её задача, в конце концов, не в тысячный раз повторить (или даже уточнить) то, что Локк писал об «общественном договоре», а Гегель - о «всеобщем сословии», а ответить на вопросы типа «что такое политическая рациональность?», «что такое политическая свобода?», «как в политическом обязательстве соединяются частный и общий интересы?» и т.п. и как через призму всего этого объяснить победы и провалы демократии, расцвет и упадок государств, великие революции и ничего по большому счёту не значащие электоральные победы. Но с другой стороны, очевидно и то, что для политической философии её история играет совсем другую роль, чем, скажем, для физики - её история. Политико-философское знание не аккумулируется подобно естественно-научному и не обесценивается, превращаясь в музей данной науки, каждым новым её теоретическим рывком. Обсудить, что значит та же «политическая рациональность» сегодня - подразумевает необходимость как-то вступить в диалог и с Платоном, который, конечно же, сообщит нам нечто гораздо более важное, чем лидер очередной «ведущей школы» современной политической мысли.

Беда отечественной политической философии в том, что она даже не поставила этих вопросов, не поняла значения их обсуждения в западной политической мысли, не отрефлектировала собственный предмет и удовлетворилась скромной ролью «служанки» политической науки и «пиара», т.е. статусом курсов по истории политической мысли, которые читаются на первых годах обучения, или в лучшем случае неким общим курсом «философии политики». Позднее всё это уступило место серьёзным наукам о том, как организовывать избирательные кампании или как сравнивать достоинства президентских и парламентских республик.

Курьёз ситуации в том, что при «несостоятельной» политической философии второсортными и эпигонскими остаются и собственно политические науки. Дело здесь не в том, что «несостоятельная» политическая философия не может сыграть роль их методологического и мировоззренческого фундамента. Отнюдь нет. Каждая отрасль политического знания создаёт свой фундамент и для этого не нуждается в услугах «царицы наук», которая по этой самой причине (и совершенно справедливо!) лишается монархического достоинства. Дело в том, что наиболее основательные методологические и концептуальные проблемы, стимулирующие дальнейшее развитие и науки, и философии, возникают в дуге их сопряжения, в столкновении разных способов видения политического, в их взаимоотрицании и взаимополагании. Если политическая философия вследствие своей чахлости не способна бросить вызов политической науке, то последняя и останется в том состоянии, в котором её собственная граница, скажем, с политической журналистикой или так называемой экспертной аналитикой не прочерчена. Мелькание по телевизору по-прежнему будет главным критерием политнаучной авторитетности . И всё останется тем, что есть, - политологией.

Ильин М.В. 1999. Десять лет академической политологии — новые масштабы научного знания // «Полис», № 6.