СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПОСЛЕДСТВИЯ СОВРЕМЕННОГО КРИЗИСА
И ПРОБЛЕМЫ КРИЗИСНОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ

Круглый стол журнала "Полис" и ИМЭМО РАН

Материал подготовлен в рамках проекта РГНФ № 09-03-14010г.

От редакции. Настоящий Круглый стол состоялся 26 октября 2009 г. как совместное мероприятие постоянно действующего научного семинара "Фундаментальные проблемы политологии" журнала "Полис" и научного семинара Центра сравнительных социально-экономических и социально-политических исследований ИМЭМО РАН. В повестке дня был анализ особенностей современного кризиса и его влияния на качество современной демократии, выявление основных социально-политических рисков и ресурсов выхода из кризиса, оценка перспектив и определение контуров новой модели развития для мира и для России.

В дискуссии приняли участие:
ГАЛКИН Александр Абрамович, доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник ИС РАН (для связи: galkin@uniset.ru);
ХОЛОДКОВСКИЙ Кирилл Георгиевич, доктор исторических наук, главный научный сотрудник ИМЭМО РАН (для связи: holgrig@mail.ru);
ПАНТИН Владимир Игоревич, доктор философских наук, зав.отделом ЦЭСПИ ИМЭМО РАН (для связи: v.pantin@mail.ru);
ЗАГЛАДИН Никита Вадимович, доктор исторических наук, руководитель ЦЭСПИ ИМЭМО РАН (для связи: zagladin@imemo.ru);
ВАЙНШТЕЙН Григорий Ильич, доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник ИМЭМО РАН (для связи: Gvoitek@yandex.ru);
САДОВАЯ Елена Сергеевна, кандидат экономических наук, зав.сектором ЦЭСПИ ИМЭМО РАН (для связи: osti@imemo.ru);
СЕМЕНЕНКО Ирина Станиславовна, доктор политических наук, зав.сектором ЦЭСПИ ИМЭМО РАН (для связи: isemenenko@mail.ru);
ЛАПКИН Владимир Валентинович, ведущий научный сотрудник ИМЭМО РАН (для связи: vvlh@politstudies.ru);
КРАСИН Юрий Андреевич, доктор философских наук, главный научный сотрудник ИС РАН (для связи: krasinyua@mtu-net.ru);
ЯСИН Евгений Григорьевич, доктор экономических наук, научный руководитель ГУ-ВШЭ (для связи: yassin@hse.ru);
ГОНТМАХЕР Евгений Шлемович, доктор экономических наук, зам. директора ИМЭМО РАН (для связи: e.gont@mail.ru);
ШЕЙНИС Виктор Леонидович, доктор экономических наук, главный научный сотрудник ИМЭМО РАН (для связи: nazimova@mtu-net.ru);
ПЕРЕГУДОВ Сергей Петрович, доктор исторических наук, главный научный сотрудник ИМЭМО РАН (для связи: peregood1@rambler.ru);
ФАДЕЕВА Любовь Александровна, доктор исторических наук, профессор, зав.кафедрой политических наук Пермского ГУ (для связи: polsci@yandex.ru);
МАГАРИЛ Сергей Александрович, кандидат экономических наук, факультет социологии РГГУ (для связи: magaril@yandex.ru);
ГОРИЧЕВА Людмила Григорьевна, кандидат экономических наук, старший научный сотрудник ИМЭМО РАН (для связи: lyudmilagori@yandex.ru).
Тематически материал разделен на две части: первая посвящена мировому контексту кризиса и оценке места России, вторая - в основном российским проблемам.

С полным мультимедийным отчетом о прошедшем обсуждении и полными версиями выступлений участников читатели могут познакомиться на новом Интернет-портале www.polisportal.ru, в разделе "Семинары".

Ключевые слова: социальные риски, международные режимы регулирования, кризис, инновационный тип развития, "альтернативный капитализм", идентичность.

Часть I. МИР И РОССИЯ

А.А. Галкин.
КРИЗИС ХХI ВЕКА: С ЧЕМ, СОБСТВЕННО, МЫ ИМЕЕМ ДЕЛО
Дать объективную оценку ситуации и определить эффективную систему поведения можно, лишь сообразуясь с реальными обстоятельствами. А они сейчас крайне запутаны. Мы, по сути, имеем дело сразу с четырьмя кризисами. Возникнув почти одновременно, они своеобразно наложились друг на друга. Их взаимодействие, сказавшись как на характере кризисных процессов, так и на их протекании, существенно смазало общую картину происходящего, нарушив ее сходство с моделями, описанными в учебниках, по которым усваивало экономику большинство нынешних экспертов-экономистов.
О каких кризисах следует, как мне кажется, вести речь?
Во-первых, об обычном, очередном циклическом кризисе, который назревал уже длительное время и несколько задержался ввиду ряда обстоятельств. О том, как и почему возникают такие кризисы, знают (или, по меньшей мере, должны знать) уже студенты первых курсов гуманитарных факультетов.
Во-вторых, о кризисе, отражающем экономические перемены более фундаментального характера, обусловленные назревшей сменой техники и технологий, порожденной научно-технологическим развитием (особенно в тех случаях, когда оно приобретает такое ускорение, что его определяют как научно-технологическую революцию). Экономисты обычно именуют такие перемены кондратьевскими циклами.
В-третьих, о кризисе, обусловленном специфическим развитием мировой экономики в рамках утвердившейся в последние десятилетия модели глобализации и последствиями так наз. информационной революции. Оба эти обстоятельства способствовали тому, что финансовый сегмент мировой экономической системы, призванный, в первую очередь, обслуживать ее стержень, не только глобализировался в значительно большей степени, чем экономика в целом, но и "ушел в самостоятельное плавание", оторвавшись от ее материальной основы. Иными словами, наряду с реальной, возникла иная, виртуальная экономика, которая лишь частично работает на первую. Более того, руководствуясь собственными интересами, она то и дело вступает с ней в конкуренцию. Очевидно, что такая ситуация не могла не вызвать череды кризисов, что и произошло, в частности, в рассматриваемом случае.
Наконец, в-четвертых, о назревавшем на протяжении ряда послевоенных десятилетий ценностном кризисе - одном из тех, которые обычно являются продуктом смены глубинной парадигмы развития человеческого общества, при которой материальные факторы при всей их значимости отступают на второй план по сравнению с нематериальными.
Разумеется, каждый из названных кризисов может рассматриваться отдельно. Так сейчас, чаще всего, и происходит. Это вполне объяснимо. Каждый специалист обычно обращает внимание на ту сторону процесса, которая ему профессионально ближе. Но в этом таятся и серьезные опасности. Дело не только в том, что те, кто рассматривают, по сути, разные, хотя и параллельно протекающие кризисы, анализируя их, не могут найти общего языка. Важнее то, что предлагаемые антикризисные меры, будучи рассчитаны на преодоление одного из кризисов, не могут быть в должной мере эффективными, поскольку игнорируют негативные процессы, происходящие одновременно, но имеющие иную основу.
Приведу несколько примеров.
Обычный циклический кризис, как правило, наносит серьезный ущерб финансовой системе. Возникает дефицит ликвидности, замораживается кредитная активность. Естественной реакцией на это становится паническое изъятие банковских вкладов. Ответом обычно оказывается временная подпитка финансовых институтов за счет государственных ресурсов.
Если иметь дело только с очередным циклическим кризисом, подобные меры срабатывают. Но в условиях прогрессирующего отрыва финансовой составляющей от реального стержня экономики эффективность такого подхода весьма относительна. Государственные средства, предоставляемые банкам, в значительной степени уходят на сторону, не попадая в те каналы, для которых первоначально предназначены. Чтобы этого не происходило, необходимы иные, нетрадиционные антикризисные меры.
Другой пример. Совокупность кризисных процессов ставит в крайне сложное положение не только мелкие и средние, но и крупные (а нередко, и очень крупные) предприятия. Их окончательный крах может повлечь за собой очень серьезные социальные и политические последствия. Не реагировать на это не вправе ни государство, ни общество. Вопрос заключается в том, как реагировать.
В прошлом, когда речь шла лишь о циклическом кризисе, в таких случаях применялся набор издавна опробованных мер: списание долгов, прямые финансовые вливания, система временных льгот, стимулирующих спрос на производимую продукцию. Сейчас, в условиях назревших технологических перемен, существенно меняющих не только характер производства, но и структуру массового потребления, всего этого явно недостаточно. Система финансовых преференций чаще всего не дает ожидаемого эффекта. Напротив, в ряде случаев они оказывают обратное, негативное воздействие, тормозя техническое и технологическое обновление производства и переход на выпуск более современной продукции.
Аналогичных примеров можно привести десятки. И все они свидетельствуют о том, что в нынешних условиях антикризисная политика может быть действительно эффективной, способной вывести страну из возникшей, крайне неблагоприятной ситуации, лишь в том случае, если будет действительно системной. То есть реагирующей не на отдельные кризисные явления, но учитывающей всю совокупность кризисов, с которыми приходится иметь ныне дело. Только в этом случае мы можем рассчитывать на то, что экономические неприятности, которые, судя по всему, будут продолжаться еще достаточно долго, не обернутся для нашего общества серьезными социальными и политическими потрясениями.

К.Г. Холодковский.
О СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИХ ПОСЛЕДСТВИЯХ СОВРЕМЕННОГО КРИЗИСА
Современному кризису противостоит достаточно развитый арсенал государственных мер, позволяющий в той или иной мере демпфировать его удар, влиять на траекторию его развития. Тем не менее, в большинстве стран кризис выявил не столько провал или недостаточность политического контроля над экономикой, сколько его неудовлетворительность - запаздывание, колебания, противоречивость или недостаточную адекватность принимаемых мер. В целом, однако, это не главная причина кризиса. Да и вмешательство оказалось достаточно решительным, а его эффективность ограничивала не столько политическая несостоятельность, сколько недостаточность ресурсов и рычагов влияния в рамках существующего экономического механизма, в первую очередь международного.
Более того, в ходе кризиса предпринимались более или менее серьезные попытки изменения этого механизма: прямое, но все же осторожное и ограниченное вторжение в права собственности, широкое маневрирование государственными финансами, ограничение банковской тайны, меры по усилению международного регулирования и пр. Отношения государства и бизнеса, как правило, строились уже не как "игра с нулевой суммой", а как более сложное взаимодействие, где гибкое вмешательство государства не отрицает чисто рыночных механизмов, но направлено на их поддержку и вместе с тем - на корректировку и совершенствование.
Предпринятые меры позволили уже через год после начала кризиса оздоровить мировую конъюнктуру, однако кризис не преодолен. Пока что не устранены первопричины, его вызвавшие - спекулятивный характер мировой экономики, ставка на сверхпотребление, слабое и противоречивое международное регулирование и т.д. Основным ресурсом для полноценного выхода из кризиса могло бы стать эффективное регулирование в мировом и региональном масштабах, скорейшее вовлечение в производство новейших научно-технологических достижений. Модель желаемого будущего развития мира - ограничение сверхпотребления, экологический императив, распространение энергосберегающих, нано-, био- и информационных технологий, превращение их в основу передового производства во всех регионах мира, создание механизма согласования интересов и их регулирования в международном масштабе. При этом ведущая роль США в мировом экономическом развитии вероятнее всего сохранится, но при ином, исключающем отношения диктата, взаимодействии с другими странами.
В ходе кризиса на фоне развитых и значительной части развивающихся стран в невыгодном свете предстает Россия. Кризис выявил наибольшую - среди стран "двадцатки" - слабость ее экономического механизма. Падение ее ВВП оказалось самым глубоким в этой лидирующей группе стран. Уязвимость России обусловлена - и это уже признано почти всеми - ее ролью (усугубившейся за последнее десятилетие) сырьевого придатка развитых стран. Источник огромных непроизводительных издержек - монополизм и слабость конкурентных начал в ее экономике, незащищенность прав собственности, сильнейшая зависимость бизнеса от власти, разгул коррупции и т.д. Величина такого рода издержек при отсутствии последовательной программы социально-политических преобразований, и, что, может быть, еще важнее, при неготовности к ним общественных настроений, обессмысливает усилия по повышению эффективности ее экономики.
Кризис отчетливо выявил негибкость российской власти, ее зависимость от клановых интересов. Государство с запозданием реагировало на кризис, многие антикризисные меры оказались неадекватными и неэффективными. Провозглашенные властями широковещательные программы во многом носили декларативный характер: при вербальной ставке на модернизацию лишь малая часть антикризисных мер и средств была направлена на ее реальные потребности. Преувеличенная боязнь непредсказуемой реакции "низов" (прежде всего пенсионеров) вынудила ради сохранения "социального" (также в значительной мере мнимого) характера политики во многом пожертвовать интересами повышения технического и технологического уровня производства.
Реакцией массовых слоев российского общества на кризис стало усиление глухого недовольства в сочетании со стремлением "прислониться" к государству, найти у него защиту (выражаемом, прежде всего, в высоком рейтинге двух верховных лидеров). При дальнейшем развитии кризиса в тех или иных локусах не исключен рост экстремизма, погромных настроений. Но что вряд ли возможно при непосредственном, без опосредующих факторов, влиянии кризиса - так это расширение массовой базы либерализма.
В некоторых слоях российской элиты кризис породил смутное ощущение неэффективности политической системы, о чем, в частности, свидетельствует выдвижение тезисов об изживании "суверенной демократии", необходимости модификации "вертикали власти", развития состязательности и т.п. Возрастают риски утраты контакта "верхов" с массами, замыкания политики в бесплодной внутриэлитной полемике и междоусобных трениях. Существует опасность усиления наиболее ретроградных течений, апеллирующих к великодержавным и националистическим ценностям, призывающих к "охоте на ведьм" и использующих в своих интересах находящиеся под их влиянием молодежные организации.
России в еще большей степени, чем в других странах, для преодоления кризиса недостаточно чисто экономических мер. Прежде всего, необходима реальная перемена вектора общественного развития: значимые шаги в сторону снятия бюрократических препон, прекращения использования "административного ресурса", стимулирования не пассивной, а активной общественной поддержки, ориентированной на удовлетворение реальных интересов бизнеса и массовых слоев населения. Нужны демонополизация, развитие конкуренции, решительные антикоррупционные меры, в дальнейшем - создание независимой судебной системы, повышение уровня правосознания, реальное разделение властей, обеспечение свободы общественной инициативы.

В.И.Пантин.
ГЛОБАЛЬНЫЙ КРИЗИС И СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ СДВИГИ В МИРЕ
Одно из важных отличий кризиса эпохи глобализации от прежних кризисов состоит в быстрых и подчас неожиданных экономических и социально-политических сдвигах в разных странах, обусловленных общим нестабильным состоянием мировой финансовой и экономической системы. Глобальный кризис 2008-2009 гг. уже привел к важным политическим переменам в целом ряде стран. В США кризис способствовал поражению неоконсерваторов на выборах в ноябре 2008 г., именно из-за кризиса президентом США впервые за всю историю стал потомок африканца Барак Обама. Еще раньше в Италии в апреле 2008 г. левоцентристская коалиция уступила власть правым партиям во главе с С.Берлускони. В Японии на парламентских выборах 2009 г. впервые за много лет потерпела поражение Либерально-демократическая партия, и к власти пришла оппозиционная Демократическая партия. В результате кризиса в Греции в октябре 2009 г. состоялись досрочные парламентские выборы, на которых победили социалисты (партия ПАСОК). В ходе кризиса произошли политические сдвиги в Чехии, Латвии, Литве и целом ряде других государств. Следует отметить, что эти политические изменения означают не просто рокировку политических партий, они дают возможность использовать новые методы государственного регулирования.
Вместе с тем инициированные кризисом сдвиги влияют на качество и содержание современной демократии, выявляя ее ограниченность и недостаточную гибкость доминирующих политических институтов. Провалы неолиберальной идеологии и политики в определенной мере дискредитируют современную западную либеральную демократию, которая выдавалась за единственный образец демократии как таковой. К тому же кризис наглядно демонстрирует отрыв элитных группировок от основной массы населения. В то же время государственное регулирования экономики в авторитарном (если не тоталитарном) Китае пока что выглядит успешным, подавая пример для ряда азиатских, африканских и латиноамериканских стран.
Качественные характеристики новой модели мирового развития пока что почти не просматриваются, но они уже формируются в ходе циклически-волновых процессов мировой динамики. В нынешней понижательной фазе кондратьевского цикла, с одной стороны, видоизменяются и усиливаются методы государственного регулирования, а с другой - происходит трансформация неолиберализма. В то же время сейчас заметны главным образом процессы деградации политических институтов, поскольку новая модель мирового развития и демократии еще не сформировалась. Одной из доминирующих, по-видимому, станет модель развития - "сильное государство, глубоко интегрированное в глобальный рынок", уже сегодня характеризующая США, Японию, "тигров" ЮВА, Китай.
Циклически-волновые процессы в мировой экономике и мировой политике, вызвавшие глобальный кризис 2008-2009 гг., оказывают заметное влияние на российскую внутреннюю и внешнюю политику. Наступившая понижательная волна кондратьевского цикла (фаза великих потрясений в мировой экономике и политике) демонстрирует отсталый, несовременный характер российской экономики, ее сырьевую направленность и полную зависимость от мировых цен на нефть. При этом все попытки решить назревшие задачи экономической модернизации с помощью косного и коррумпированного бюрократического аппарата заведомо обречены на неудачу и ставят вопрос о модернизации российской политической системы, в частности, о необходимости перехода к реальной, а не фиктивной политической конкуренции. Проблема, однако, заключается в том, что в российском обществе все еще не созрели необходимые условия для полноценной политической модернизации, причем правящая элита тормозит процессы созревания этих условий. В связи с этим последствия нынешнего (2008-2009 гг.) и будущих (2012-2013 гг., 2015-2017 гг.) кризисов для России будут тяжелыми: в ситуации формирования нового технологического уклада Россия со своей неэффективной бюрократической системой может необратимо отстать не только от развитых, но и от многих развивающихся стран. В этом случае возможны самые негативные социально-политические последствия вплоть до распада России. Особенно трудным для России будет период 2017-2025 гг., когда в мире произойдет переход от понижательной волны кондратьевского цикла к повышательной, и России начнут угрожать резко усилившиеся Китай, США, Европейский Союз. Если российская политическая элита и российское общество не извлекут никаких уроков из нынешнего и последующих кризисов и не приступят к реальной модернизации страны, судьба России может оказаться незавидной: ее раздавят усилившиеся конкуренты с Запада и с Востока.

Н.В. Загладин.
ЗАКОНОМЕРНЫЙ ЭТАП ЦИКЛИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ
Современный кризис по своим сущностным характеристикам ничем не отличается от экономических потрясений прошлого века, он является закономерным следствием цикличности развития рыночной экономики. Его специфика состоит в том, что постепенно создававшиеся в ведущих странах мира после Великого кризиса 1929-32 гг. механизмы амортизации кризисных явлений (в послевоенные годы они позволяли ограничивать их масштабы) оказались недостаточно эффективными.
Кризис в ближайшей перспективе едва ли скажется на функционировании политических институтов стран зрелой демократии. В то же время государства со слабой экономикой, особенно те, где отсутствуют демократические традиции, могут пойти по пути принятия авторитарных мер для смягчения социальных последствий кризиса, причем - с одобрения и согласия достаточно широких масс населения. Подобная перспектива выглядит реальной, в частности, для Пакистана, Филиппин, Индонезии, ряда стран Латинской Америки. Не исключено и увеличение числа "несостоятельных" государств на африканском континенте.
Иллюзии относительно способности рыночной экономики функционировать на глобальном уровне в режиме саморегулирования развеялись. В этих условиях государства начинают "возвращаться" в экономическую сферу общественной жизни, используя в основном финансово-кредитные рычаги, при этом корпорациям и банкам, получающим помощь, предъявляются определенные требования, направленные на санацию их деятельности. В то же время пока существенных "национализаций" не проходило, да и предпринимаемые меры характеризуются как временные.
Новой практикой в условиях кризиса стало согласование экономической политики ведущих государств мира, теперь уже не "восьмерки", а "двадцатки", включившей крупнейшие развивающиеся страны. Однако этот институт не вносит качественно новых элементов в функционирование политических институтов, да и решения "двадцатки" не носят обязательного характера.
В России кризис и связанное с ним падение цен на нефть, металл и т.д., необходимость поддержки банковской системы ограничили возможности дотирования производственной сферы за счет бюджета, а приток кредитов существенно сократился. Перспектива закрытия ряда градообразующих предприятий (как временная мера - увольнение части занятых, бессрочные отпуска, переход на неполную рабочую неделю), разумеется, может вызвать во многих регионах страны рост социальной напряженности. Тем не менее, пока никаких существенных сдвигов в настроениях россиян не произошло, рейтинг первых лиц государства остается высоким. Видимо, сохраняется вера в их заверения о готовности и возможности обеспечить социальную защиту населения.
Если нынешний кризис, как полагают многие американские аналитики, завершится в 2010 г., а цены на энергоносители (в частности, благодаря растущему спросу на них в Китае) поднимутся, никаких особых политических последствий кризис для России иметь не будет. Постепенные, эволюционные перемены, рост динамизма политической жизни возможны по инициативе "сверху", исходящей от президента РФ Д.А.Медведева.
Другой вопрос, что текущий кризис, видимо, далеко не последний. Основные причины, его породившие (стихийность и хаотичность развития глобализированной экономики, большая доходность спекулятивных операций и т.д.), пока не преодолены и не будут преодолены в ближайшей перспективе. Соответственно можно предположить, что даже если спад в ведущих странах мира в 2010 г. сменится умеренным подъемом, новый глобальный кризис не заставит себя долго ждать. Повторный глобальный кризис (или его "вторая волна") может оказаться намного более тяжелым с точки зрения его социальных и политических последствий, особенно для России с ее архаичным производственным сектором.
Единственно возможный путь модернизации пока нащупывается скорее эмпирически, чем в рамках продуманной стратегии. Так, уже де-факто признано, что спасение неконкурентоспособного ВАЗа требует привлечения зарубежных партнеров, а развитие дальневосточных регионов - очень тесного сотрудничества с Китаем. Проблемы адекватной современным реальностям модели развития для мира и России дифференцированы. России давно пора сформулировать концепцию постоянного со-развития с ведущими центрами мировой силы.
В целом же мир нуждается в упорядочении процессов экономической глобализации, создании если не "мирового правительства", то хотя бы глобальных институтов, способных выявлять и пресекать злоупотребления в международной экономической деятельности (своего рода международном следственном комитете, прокуратуре и суде по экономическим преступлениям). Россия может быть одним из инициаторов создания подобных структур, но лишь в заранее согласованном "соавторстве" с более влиятельными центрами мирового развития, такими как Евросоюз или Китай.


Г.И. Вайнштейн.
ПОЛИТИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ СОВРЕМЕННОГО МИРА В УСЛОВИЯХ КРИЗИСА
Сегодня весьма широкое распространение получил тезис о том, что кризис стал неким поворотным событием в жизни современного мира и особенно мира развитых стран. Между тем, этот тезис требует определенного уточнения. Действительно, нынешний кризис представляет собой существенную веху в мировом экономическом развитии, открывающую, похоже, новую страницу в организации экономического миропорядка и вносящую радикальные изменения в господствовавшую до сих пор либеральную модель рыночной экономики. Однако, масштабы и сущность перемен, происходящих в связи с кризисом в политической жизни современного мира и, в частности, в жизни экономически развитых стран, представляются далеко не столь значительными.
По сути дела, вопреки многим предположениям, звучавшим на начальном этапе кризиса, он не повлек за собой никаких драматических событий в политической сфере, и, думается, уже не повлечет их (по крайней мере, если иметь в виду нынешний этап кризиса). События в Исландии и массовые беспорядки в нескольких других странах остались лишь эпизодом, практически не получившим повторения и не оказавшим сколько-нибудь существенного воздействия на расстановку политических сил. Безусловно, это не означает, что кризис вовсе не повлиял на внутриполитическую жизнь современного общества. Конкретный характер этого влияния может быть предметом отдельного разговора. Сейчас же хотелось бы подчеркнуть, что кризис не внес в политическое развитие современных обществ изменений, сопоставимых с теми, которые он внес в их экономическое развитие, и оказался, главным образом, катализатором некоторых ранее выявившихся политических тенденций.
Думается, что эта относительная слабость политического резонанса кризиса далеко не в последнюю очередь обусловлена оперативностью государственного вмешательства в функционирование экономических институтов. Если говорить о политической эффективности этих действий, то они, как мне кажется, продемонстрировали свою результативность. Осуществленные государством вливания пока, конечно, не смогли по-настоящему "расшевелить" экономику. Однако они явно предотвратили ее катастрофическую рецессию, воспрепятствовав развитию событий по худшему сценарию со всеми его возможными драматическими последствиями политического характера.
В свете происходящего встает несколько вопросов. Во-первых - вопрос о сущности изменений, переживаемых сегодня капиталистической экономикой. Высказываемые в последнее время не только многими экспертами, но и довольно авторитетными и высокопоставленными политиками утверждения о кризисе рыночной модели экономики представляются излишне категоричными. Нынешний кризис свидетельствует, на мой взгляд, отнюдь не о провале рыночных механизмов регулирования экономического развития, а о порочности сугубо либеральной модели этого регулирования, абсолютизирующей эффективность неограниченной свободы рынка. Потенциал рыночного регулирования вряд ли можно считать исчерпанным, но одного механизма рыночного регулирования явно недостаточно. Он нуждается в дополнении механизмами, обеспечивающими определенную регламентацию поведения субъектов рынка и контроль за соблюдением установленных правил поведения. Такая регламентация вовсе не подразумевает антирыночный характер регулирования. Речь идет не о замене рыночных механизмов регулирования государственными, а лишь об активизации государства с целью противодействия эгоистическому поведению субъектов рынка и их злоупотреблению рыночными свободами, что, как выясняется, чревато последствиями, негативными для рыночной экономики.
Второй вопрос касается перспектив происходящих сегодня изменений: ограничится ли все временной активизацией государства как субъекта антикризисного регулирования и свертыванием этой активности после того, как оно выполнит роль "спасителя рынка", или же в повестку дня будет поставлена задача трансформации антикризисного государственного вмешательства в перманентное регулирование, предполагающее формализованное и институционализированное участие государства в повседневном функционировании рыночной экономики с целью предотвращения форс-мажорных ситуаций в будущем.
Как мы знаем, прошлые экономические кризисы тоже приводили, как правило, к усилению государственного вмешательства в экономику. Однако затем роль государства сворачивалась, или же под давлением элитных групп бизнеса выхолащивалась. Думается, что на этот раз усиление экономической роли государства окажется гораздо более долговременным.
Задача перехода к практике формализованного и постоянного участия государства в регулировании экономических процессов находит сегодня широкую общественную поддержку. Формирование весьма широкого общественного консенсуса по поводу усиления экономической роли государства является одной из характерных тенденций нынешней эволюции общественных настроений. И именно в этой эволюции состоит наиболее существенное проявление политических изменений, происходящих в развитых странах под влиянием кризиса. Эта эволюция, объективно ведущая к стиранию прежних различий между позициями левых и правых, позволяет прогнозировать сохранение возросшей роли государства в долгосрочной перспективе. Сторонниками государственного вмешательства оказываются его недавние противники. Показательно, что сегодняшние изменения в общественном сознании не приводят к политическому полевению. Однако кризис вызвал существенное и, судя по всему, долговременное ослабление либерального компонента в экономической жизни развитых стран.

Е.С. Садовая.
КРИЗИС И ПРОБЛЕМЫ РЕГУЛИРОВАНИЯ СОЦИАЛЬНЫХ ОТНОШЕНИЙ
Тема кризиса, его глубины, последствий, а главное - проблема институциональной конфигурации посткризисного политического, экономического, социального и т.д. пространства находится в центре внимания политиков и научного сообщества. Это вполне объяснимо, поскольку кризис явился хорошим "информационным поводом", позволяющим заострить проблему дальнейшего мирового развития: поиска его путей и целей, наличия или отсутствия потенциала соответствующей парадигмы, его возможных вариантов и перспективы. В этой связи многие исследователи ставят вопрос о необходимости замены существовавшей до сего момента модели общественного развития, а соответственно и методов ее реализации.
Значительная часть дискуссий и обсуждений укладывается при этом в рамки ставшей уже привычной дихотомии: либеральное рыночное хозяйство vs усиление роли государства. На наш взгляд, такое противопоставление не является в полной мере оправданным. Современные государства давно овладели рыночными рычагами для осуществления своего "вмешательства" в экономику, и если при этом не ставить задачу поиска теоретически чистой модели, то можно сказать, что многие институционализированные формы регулирования общемировых процессов уже сейчас включают в себя некий симбиоз государственного вмешательства с рыночными инструментами. Причем инструменты эти сформировались как результат определенного консенсуса между многими "игроками" - участниками процессов мирового развития. В условиях структурно усложняющегося современного общества роль государства, несомненно, повышается, но сводится она скорее не к усилению функции прямого участника процессов в противовес механизмам саморазвития, а к роли "диспетчера", согласовывающего все усложняющиеся многообразные интересы в условиях роста и обострения общемировых проблем.
Другое дело, что кризис в условиях глобализации потребует дальнейшего развития институтов такого "вмешательства" на наднациональном уровне, поскольку до сих пор, как справедливо отмечают некоторые исследователи, экономическая глобализация заметно обгоняла глобализацию политическую. Кризис также достаточно остро ставит вопрос о необходимости формирования более справедливых, прозрачных "правил игры", которые распространялись бы на гораздо большее, чем было до сих пор, число участников. При этом поиск новых целей развития и выработка новых правил взаимодействия подразумевают нахождение баланса интересов участников.
Так, нарастание нестабильности в социально-трудовой сфере вновь актуализирует основные институты, сформировавшиеся на поле ее международного регулирования. На вопрос, возможны ли системные преобразования в рамках сложившихся институтов регулирования, ответ будет скорее положительным. До сих пор международная правовая база и международные институты (как система взаимодействия власти, бизнеса и наемных работников), эволюционируя, справлялись с поставленными перед ними задачами, адаптируясь к трансформациям. В условиях кризиса конструктивный потенциал сложившихся технологий регулирования социально-трудовых отношений сохраняется, во-первых, именно как потенциал институционально сформировавшихся систем, а, во-вторых, как механизм согласования интересов в социально-трудовой сфере, результаты действия которого вполне легитимны в глазах общества. Именно в этом смысле эти технологии будут востребованы, по крайней мере, в среднесрочной перспективе, поскольку в противном случае конфликты, всегда существующие в социально-трудовых отношениях, а в период кризиса обострившиеся до предела, могут приобрести нерегулируемый характер и выйти за рамки правового поля. При этом если в недалеком прошлом основной задачей такого регулирования считалась ликвидация конкуренции на рынке труда путем введения общих трудовых стандартов, то в настоящее время, с расширением в условиях глобализации числа участников процесса за счет развивающихся стран, более актуальной становится задача снижения наиболее жестких последствий обострившейся конкуренции. Решение же основной стратегической задачи - с одной стороны, социализировать мировую экономику, а, с другой, повышать ее эффективность, по-прежнему остается в повестке дня.

И.С. Семененко.
О РЕСУРСАХ ВЫХОДА ИЗ КРИЗИСА И КОНТУРАХ НОВОЙ ПАРАДИГМЫ РАЗВИТИЯ
Бурную дискуссию в экспертном сообществе на волне, или, вернее, на слаломе кризисного спада осени 2008 - весны 2009 гг. вызвал вопрос о возможном наступлении "конца капитализма". Надежды на преодоление рецессии, о которых заговорили в развитых странах во второй половине истекшего года, заметно снизили накал таких парадигмальных споров. В России рост мировых цен на нефть и отсутствие ожидавшихся на волне кризисного падения социальных потрясений способствовал, как известно, некоторому "приободрению" политической и экономической элиты.
Отложенный спрос на решение долговременных проблем, вызвавших к жизни нынешний кризис, только острее ставит проблему эффективного использования наличных ресурсов и стимулирования появления новых, оптимальных для решения задач национального развития в глобальном мире. В том числе речь идет о преодолении сохраняющихся разрывов между богатыми и бедными странами, между богатством и бедностью внутри большинства национальных сообществ (и в России, где бедность вновь стала стремительно расти в условиях экономического спада).
Кризис выявил глубину и масштабы рисков развития и, похоже, его тень будет теперь постоянно витать над развитым миром, живущим в ожидании нового спада. Тем более что контуры новой модели развития пока не приобрели ясных очертаний, и никаких гарантий того, что более глубоких ударов кризиса уже не будет, нет. Понимание развития как прогресса к середине истекшего века сменилось концептом "роста", затем в конце ХХ в. в центре внимания оказалось "развитие как свобода" (стоит вспомнить известную книгу Нобелевского лауреата А.Сена). Свобода личного выбора невозможна вне достойного человека качества жизни, однако обеспечить такое качество жизни неуправляемая неолиберальная модель оказалась не в состоянии. Неслучайно катализатором нынешних потрясений стал ударивший по благосостоянию миллионов семей в развитом мире ипотечный кризис, который усугубила колоссальная задолженность домохозяйств при беспрецедентно низком уровне сбережений ("кризис перепотребления" ведущих экономик мира).
Вектор поиска компенсаторных механизмов, способных смягчить последствия кризисного развития мира на исходе первого десятилетия ХХ в., задало "возвращение" государства. По вопросу о выделении этого вектора в качестве ключевого направления антикризисного регулирования в экспертном и научном сообществе существует сегодня завидный консенсус. Однако он отнюдь не распространяется на оценку перспектив государственного участия и, тем более, параметров взаимодействия политических и неполитических акторов в решении задач развития.
В центре дискуссий вновь оказывается вопрос о механизмах управления рисками развития, о роли государства и негосударственных акторов, о путях их возможного взаимодействия в решении проблем развития на разных уровнях политического процесса - от локального и национального до макрорегионального и мирового. В рамках этой дискуссии обсуждаются перспективы становления международных режимов регулирования. Существующие сегодня или находящиеся в процессе становления режимы такого рода имеют разную конфигурацию, но в самом общем плане можно говорить о режимах территориальных (режим регулирования регионального моря, режим Арктики) и внетерриториальных (режимы нераспространения ядерного оружия, ядерных и ракетных технологий, Киотский протокол и др.). Особенно остро проявившееся в условиях кризиса падение доверия к традиционным институтам экономического регулирования (таким международным финансовым структурам, как МВФ и ВБ) и растущая критика эффективности действующих под эгидой ООН гуманитарных организаций будет способствовать перенесению центра тяжести при обсуждении самых острых проблем развития на уровень менее формализованных институтов. Речь идет не только и не столько об известных элитных форматах типа "семерки"/"восьмерки" или "двадцатки", сколько о различных переговорных площадках и сетевых сообществах, которые могут сводить для обсуждения проблем представителей госструктур, международных организаций, бизнеса, научного и экспертного сообщества, некоммерческого сектора. Потребность в согласовании позиций по проблемам климата и экологии, регулирования миграционных потоков, бедности, исчерпания водных ресурсов, предотвращения чрезвычайных ситуаций и других сравнимого масштаба вопросов очевидна. Неочевидно, как перевести формат обсуждения и согласования в формат решений. Так, поиски механизмов стимулирования корпоративной социальной ответственности привели к определенным результатам по распространению лучших практик, но кризис высветил дилемму обязательного и добровольного ("мягкого") регулирования и необходимость выработки соответствующей повестки дня, по которой нет согласия между бизнес-сообществом и государством.
Наиболее эффективных результатов в согласовании некоторых мер регулирования удалось пока добиться на макрорегиональном уровне, в частности, в рамках Евросоюза. В сегодняшней повестке дня ЕС - перестройка институционального обеспечения управления европейским финансовым рынком. Территориальная привязка таких мер для решения выходящих за рамки компетенции государства проблем (например, регулирования миграции) может принести в обозримой перспективе более ощутимые плоды постольку, поскольку она даст синергетический эффект при комплексном использовании ресурсов государства, наднациональных институтов, хозяйствующих субъектов и организованных групп интересов. Появление такого рода механизмов вероятно в Азии (потребность велика и на пространстве СНГ). Но поступательное развитие таких процессов находится в прямой зависимости от становления новой модели развития, сочетающей вовлеченность разных акторов (как государств и их институтов, так и негосударственных структур) и развитие разных уровней политического действия, важнейшим из которых остается уровень локальный. Именно здесь политическая идентичность современного человека может претворяться (или не претворяться) в заинтересованное политическое и социальное участие.

В.В. Лапкин.
РЕТРО-ФУТУРИСТИЧЕСКОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ К ИТОГАМ МИРОВОЙ ТРАНСФОРМАЦИИ 2008-2017 гг.
Вначале, кратко, о природе кризиса. Финансовые потрясения осени 2008 г. очень скоро обозначили кризис всей глобальной системы, причем в первую очередь кризис управляемости, т.е. кризис политический и институциональный. Реакция на этот кризис лишь привела к усилению его политико-институциональной составляющей, поскольку самое активное вмешательство государства в финансово-экономическую сферу, конвертация его репутационных ресурсов, ресурсов общественного доверия в конкретную поддержку банковской сферы стремительно трансформировала ситуацию очередного финансового потрясения в глубокий политический кризис глобального масштаба с непредсказуемыми последствиями и весьма туманными перспективами разрешения.
Аналогия текущего глобального кризиса с кризисной эпохой, инициированной биржевым крахом 25.10.1929, неслучайна. Как не случайно и то, что эмпирически мотивированные наблюдатели уже при первых серьезных признаках финансовой катастрофы интуитивно уловили в ней эту аналогию с кризисом 1929 г., ставшим началом Великой депрессии 1930-х годов. Тем самым на наших глазах завершился полный цикл эволюционного развития глобальной экономической и социально-политической системы, охватывающий весь этот восьмидесятилетний период. Существо этого цикла выражается емким понятием Pax Americana. Оно включает представления о последовательном утверждении в мире многочисленных форматов американской гегемонии: и финансово-экономической (берущей начало с Бреттон-Вудских соглашений 1944 г.), и международно-политической (окончательно утвердившейся с распадом - в 1991 г. - СССР), и культурно-информационной (задавшей всему миру образцы так наз. массовой культуры и привычку "подражать всему успешному, американскому…"), и, наконец, инновационно-технологической (на основе концентрации в США громадного большинства мировой научной элиты и ключевых инновационных разработок).
Но ясно и то, что Великая депрессия 1930-х годов не только дала начало эпохе глобальной американской гегемонии, но и обозначила окончательное завершение прежней эпохи Pax Britannica, длительное время характеризовавшейся не менее выразительным доминированием в тех же сферах Великобритании.
Иными словами, в ходе Великой депрессии произошла окончательная смена глобального лидерства: прежний мировой лидер, Великобритания, уступила место новому лидеру, США. Процесс этот был отнюдь не одномоментным и весьма болезненным не только для "уходящего, старого лидера", но и для обретающих полноценное лидерство США, а также, и может быть в наибольшей степени, - для всего остального мира, как бы утратившего в этот период всеобщее интегрирующее начало. Повсеместной практикой стали экономическая автаркия и межгосударственные военные конфликты (так наз. передел мира).
Во-первых, смена лидерства сама по себе составила целую эпоху (с начала ХХ в. по 1941-45 гг.) и по отдельным своим составляющим протекала асинхронно: раньше - в сфере технологий, и позднее всего - в сфере международной политики. Вместе с тем, эту смену характеризует сочетание преемственности и радикального обновления основных принципов мирового порядка. А во-вторых, распавшийся в 1930-х годов прежний мировой порядок пришлось восстанавливать на новых основаниях немалыми усилиями. Причем то, что было сделано к 1945 г. за счет военной силы, стало возможным благодаря политике "Нового курса", подготовившей США к тому, чтобы предложить послевоенному миру (и если необходимо, навязать - по праву глобального гегемона) модели нового мирового порядка.
Иными словами, возвращаясь к сегодняшним сюжетам, текущий кризис функционально должен завершить уходящий глобальный эволюционный цикл, стимулировать радикальное изменение парадигмы глобального лидерства, довершить формирование будущего субъекта-новатора, которому суждено транслировать основные новации по всему глобальному пространству в качестве новой базовой нормы политического, социального, культурного и экономического порядка.
При этом сохраняется возможность, что на сей раз такую задачу сможет выполнить и старый лидер - обнаружив в себе ресурсы прежде всего для собственного радикального обновления, подобно тому, как это произошло в первой половине XIX в. с Великобританией, которая дополнила свой статус ведущей торговой державы мира еще более значимым статусом ее "мастерской", диктующей миру направление его научно-технологического развития. Впрочем, возможности столь глубокой трансформации современных Соединенных Штатов вызывают большие сомнения.
Альтернативный вариант, сопряженный с появлением нового глобального лидера, также представляется пока весьма проблематичным в силу отсутствия на данный момент реального претендента на роль преемника глобального лидерства (Китай - не в счет, поскольку функционально он может претендовать лишь на роль лидера глобальной альтернативы существующему капиталистическому миропорядку, но не на роль преемника, призванного осуществить его восстановление через обновление капитализма).
Ирония истории состоит в том, что накопленный потенциал позволяет США эффективно сдерживать процессы формирования новых мировых центров мощи, прежде всего - способных стать преемником нынешнего лидера. При этом, кажущаяся безальтернативность американского лидерства лишь усугубляет драматизм проблем текущего кризиса и ставит под вопрос наличие эволюционного потенциала глобальной системы. Последовательно нарастает потенциал международной конфликтности, а нормы и институты международного порядка подвергаются интенсивной эрозии.
По целому ряду ключевых направлений глобального развития сохранение наметившихся в последние десятилетия тенденций, прежде всего - стремительно растущего неравенства в ресурсных притязаниях "благополучных" и "бедных" (стран, регионов, сообществ), представляется одним из наиболее серьезных вызовов порядку, стабильности и эволюционным перспективам современной цивилизации. Эффективный ответ на такого рода вызовы может быть получен только при условии радикального изменения парадигмы глобального лидерства. "Сопротивление" этому закономерному процессу с привлечением колоссальных возможностей ресурсной мобилизации, которыми обладает нынешний мировой лидер, в конечном счете лишь усилит драматизм развязки.

Часть II. РОССИЯ В МИРЕ

Ю.А. Красин.
КРИЗИС И ПОСТКРИЗИСНЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ РОССИИ
Специфика нынешнего циклического кризиса, объясняющая многие его особенности, состоит, по-моему, в том, что он накладывается на результаты и последствия долговременного крутого сдвига, происходящего в самом фундаменте общественного бытия и сознания человечества. Начало этого сдвига было зафиксировано теоретическим сознанием еще в 60-х годах прошлого века в различных вариантах концепции "постиндустриального общества". За полвека это общество в сколько-нибудь завершенном виде нигде не появилось. Не только на периферии мировой системы, но и в ее центре плоды научных достижений и передовых технологий, меняющих среду и образ жизни человека, соседствуют и уживаются со структурами и стереотипами индустриального и традиционалистского общества и даже с архаикой далекого прошлого. С этой точки зрения, мне кажется, правильней было бы говорить не о "постиндустриальном", "информационном", "инновационном", "технотронном" или каком-либо ином обществе, а об инновационном (креативном) типе развития, преобразующем жизнедеятельность социума.
Ясно, что креативный тип развития, базирующийся на "экономике знаний и творчества", не может быть просто фоном для циклического кризиса. Он влияет на сам механизм цикла, на глубину кризиса и пути выхода из него. Высказывается даже предположение, что Россия не сможет выйти из нынешнего кризиса, не переходя к инновационному типу развития. Может быть, это преувеличение. Вероятно, при восстановлении высоких цен на энергоносители консервативная часть правящей элиты сумеет использовать богатые природные ресурсы страны для сохранения отвечающего ее корпоративным интересам "инерционного способа развития". Но подобный выход из кризиса лишает страну стратегической перспективы. Каждый последующий циклический кризис будет ставить ее перед более трудными проблемами, закрывая пути выдвижения на ведущие позиции в глобальном мире. Вот почему болевые точки российского социума, ярко высвеченные кризисом, должны подвигнуть нас к поиску такого выхода из кризиса, который расчистит инновационный путь развития экономики и, что не менее важно, политической системы общества.
Институциональным стержнем политической системы является государство. Кризис наглядно показал необходимость государственного регулирования, а значит и роли государства, как в международном, так и в национальном масштабе. Нам могут возразить, что такой вывод относится к нормальному государству, представляющему и защищающему публичный общенациональный интерес; в России же государство насквозь коррумпировано, оно, по сути дела, "приватизировано" государственной бюрократией, выражающей частные интересы верхушки правящей элиты и крупного капитала. Да, российское государство коррумпировано и бюрократизировано. Но из этого следует, что надо добиваться его демократической трансформации, используя все возникающие возможности.
Кризисная ситуация создает эти возможности, ставя власть в такое положение, при котором она не может управлять по-старому. Успешный выход из кризиса требует гибких творческих решений, подрывающих жесткость административной вертикали, требует гражданской инициативы и массового энтузиазма, противостоящих авторитарным методам правления. Механизмы ручного управления все чаще дают сбои, порождая у правящей верхушки неуверенность в своей способности справиться с кризисом, растерянность в ее рядах. Она вынуждена маневрировать, советоваться с "аутсайдерами", невольно расширяя круг участников политического процесса, допуская в него умеренных оппонентов власти.
Словом, авторитарный режим перестает быть монолитным, размягчается. В нем образуются трещины, позволяющие расширять публичную сферу, арену общественной рефлексии вокруг проблем развития российского социума. Эти пока еще слабо наметившиеся тенденции порождают некоторую надежду - я бы сказал, содержат намек - на демократическую эволюцию сложившейся в России политической системы, на постепенную консолидацию в ее рамках конструктивных течений политической оппозиции. В более широком плане это открыло бы возможности создания в стране конкурентной среды, столь необходимой для адекватных ответов на вызовы экономических кризисов, утверждения инновационного типа социально-экономического развития и формирования устойчивой российской демократии.

Е.Г. Ясин.
РОЛЬ И ВОЗМОЖНОСТИ РОССИИ В ПОСТКРИЗИСНОМ МИРЕ
Мировая экономика проходит этап глубоких структурных изменений, связанных не только с развитием финансовой системы, но с изменением роли и удельного веса различных стран в мировой экономике, подъемом Китая, Индии, других развивающихся стран. В эти страны перемещается значительная часть обрабатывающей промышленности, услуг, в то время как сами развитые страны вступают в инновационную экономику, особые закономерности которой пока еще плохо изучены. Упрощенно говоря, в будущем мире Китай станет мировой фабрикой, Бразилия - мировой фермой, Россия - мировым рудником, Соединенный Штаты будут мировой лабораторией. Вот таким складывается новое глобальное разделение труда.
Я, понятно, не считаю Россию какой-то особой страной, выпадающей из общей картины мира. Но она сегодня очень чувствительна к событиям на мировых сырьевых и финансовых рынках, а вместе с тем, практически не участвует в тех структурных изменениях, которые происходят в мире. Она всего лишь выполняет свои функции мирового рудника и реагирует на любые изменения спроса. Спрос повышается, цены растут, страна приходит в сознание. Но дальше она так жить не сможет, это - принципиальный вопрос стратегии развития.
Если же анализировать текущую конъюнктуру, то особенность нашего вхождения в кризис состояла в том, что у нас были резервы, которые в течение определенного времени позволяли делать вид, что кризис пройдет стороной. Важно также то, что в представлении российских руководителей, промышленников и даже населения высокая инфляция - это 150% годовых, а 15% - это немного. Но на самом деле это очень много для нормальной экономики. При этом высокая инфляция в значительной степени обусловлена низкой деловой активностью нашего бизнеса, что, в свою очередь, вызвано характером взаимоотношений между бизнесом и властью.
Время кризиса по традиционной схеме - это время снижения цен. И этим воспользовались многие страны, решая свои проблемы, связанные с кризисом. Если есть такая возможность, то, конечно, ею можно воспользоваться. Но мы почему-то себе такого позволить не можем. Напротив, идет укрепление рубля параллельно с инфляцией. И вскоре, возможно, придется принимать радикальные решения по допущению сил кризиса к их реальному действию (закрывать крупные предприятия, прекращать их господдержку и пр.). При этом резервы, накопленные господином Кудриным, играют с нами злую шутку, потому что они еще есть, и пока они есть, мы будем латать ими наши дыры.
Теперь о том, как мы могли бы выйти из кризиса. С моей точки зрения, в руках у правительства и даже у моих друзей в либеральной части этого правительства нет подходящих инструментов. Нахождение каких-то решений для посткризисного развития связано с тем, чтобы дать кризису сыграть свою позитивную, очистительную роль. Но, как это не печально, в этом - громадные политические риски. Мы по существу так и не довели до конца разрушительную часть работы по структурной перестройке российской экономики (пример АВТОВАЗа здесь показателен). В этом смысле мы в течение последних десяти лет ничего для модернизации экономики не делали. Кризис может побудить нас сделать первый шаг. Одновременно следует предоставить большую свободу бизнесу и реальную защиту прав собственности, убедить его в том, что правительство серьезно относится к его опасениям и озабоченностям. Иначе значительных инвестиций не будет, а значит, не будет и модернизации.
Страна не решает самую главную задачу, которую должна решать. Мы должны научиться делать что-то еще, кроме нефти, газа, чтобы на рынках появилась уверенность, что русские могут производить не только сырье. Мы очень сильно отстаем и по техническому оснащению, и по уровню квалификации рабочей силы, в том числе интеллектуальной, и по созданию условий для работы интеллектуалов высшего класса, которые могут обеспечивать какие-то инновационные достижения. Может быть это не нужно? Но я тогда не вижу другой возможности для России занять уважаемое место в мировом разделении труда. Мы в этом случае должны будем брать курс на изоляцию, либо навсегда согласиться с позицией сырьевого придатка. Как экономист либерального толка я за экспортную ориентацию, а не за импортозамещение. Но как практик я считаю, что сейчас у нас есть возможности развития импортозамещения, вытеснения с российского рынка некоторых товаров, которые мы могли бы производить и продавать сами.
Линия на инновационное развитие и на использование того культурного, умственного потенциала, которые имеет нация, - это совершенно правильные решения. Но мы должны отдавать себе отчет, что больших заделов у российской науки нет. Их надо нарабатывать. Для этого нужна интеграция в сферах образования и науки с западными странами, организация потоков российских студентов для обучения в западные вузы. Плюс к этому необходимо как можно более быстрое повышение заработной платы школьным учителям. Сама по себе мысль о том, что интересно заниматься наукой, что-то придумывать, сама привычка или установка на то, что можно этим зарабатывать на жизнь и пользоваться уважением окружающих, возникает еще в детстве, и это - забота молодых учителей, умных, способных увлечь детей.
Необходимо дальнейшее развитие рыночных отношений, освоение ими мало затронутых ранее областей российской экономики: сельского хозяйства (производство экологически чистой продукции), жилищного строительства (создание реального рынка доступного жилья), медицинского страхования, сферы инноваций. В этих сферах есть некоторое продвижение, но радоваться рано, масштабы его какие-то жалкие.

Е.Ш. Гонтмахер.
КРИЗИС ВЫЯВИЛ ГЛУБОКУЮ ОТСТАЛОСТЬ РОССИИ
Нынешний кризис, как и прежде, выбраковывает неэффективные производства и, тем самым, имеет очистительный характер. В странах свершившейся демократии проблем, как представляется, немного. Там слишком прочно укрепились демократические институты (разделение властей, независимость суда, честные выборы и т.п.). О возвращении государства в экономику в качестве инвестора и собственника в развитых странах говорить не приходится. Тем более, в качестве "главного" субъекта регулирования. Мне представляется, что сейчас будет усиливаться роль законодательной ветви власти (парламентов), опирающейся на гражданское общество (общественное мнение). Интенсифицируется законотворчество - в основном для решения социальных вопросов. В этом смысле государство может усилить свое присутствие в качестве перераспределительного механизма в отношении "общественного пирога". Но конкуренция и создание выбора будут оставаться основополагающими принципами и политического процесса, и экономики.
Глобализация делает циклические кризисы более глубокими и масштабными, но, в известном смысле, отменяет саму цикличность. Если смотреть на ситуацию глобально, то пока рано делать какие-либо конкретные выводы, так как кризис еще далеко не закончился. Но думаю, что наибольшую эффективность должны показать именно демократические институты и институты самоорганизации, которые наиболее чувствительно реагируют на происходящие изменения. Говоря о развитых странах, полагаю, прежние модели развития сохранятся. При этом возрастет степень демократизма, прозрачности и справедливости, как в политической, так и в будничной жизни. Что касается России, то наше желаемое будущее вполне вписывается в эту евроатлантическую модель. Но шансы начать движение к ней пока довольно призрачны.
Кризис выявил глубокую отсталость России как в технологическом, так и в гуманитарном смыслах. Наша экономика не просто сырьевая, она по своему типу относится в лучшем случае к середине прошлого века. Наш человек - болен физически, малообразован и, главное, пассивен в отношении собственной судьбы. Это предопределяет массовые настроения упадничества, уныния, озлобленности и, как итог, приводит к растущей маргинализации народа.
На рост политической конкуренции в России можно смотреть весьма пессимистически. Тем более, что власти за последние годы сделали очень многое для того, чтобы этой конкуренции не допустить. Именно поэтому исходным толчком для модернизации в стране может быть не инициатива снизу, а message сверху. К сожалению, для России единственным шансом остается сценарий "просвещенного монарха".
Циклически-волновые процессы в мировой экономике и мировой политике обнажают органическую отсталость России, обостряя экономический кризис в большей степени, чем в развитых странах. Соответственно и социально-политические последствия могут быть в широком диапазоне: от эволюционной модернизации "сверху" до новой смуты по югославскому варианту. Для выхода из кризиса наш основной ресурс - найти свое место в глобализирующемся мире в плане идентичности. На этой основе только и можно создавать и наращивать институты современного экономического, политического и социального развития.

В.Л. Шейнис.
ГЛОБАЛЬНЫЙ КРИЗИС И ПЕРСПЕКТИВЫ ПРЕОДОЛЕНИЯ АВТОРИТАРНОГО РЕЖИМА
После Второй мировой войны тремя большими волнами во многих странах совершался переход от авторитаризма (тоталитаризма) к демократии. После 1985 г. на этот путь вступила и Россия. Однако демократический транзит здесь был прерван, и основные конструкции авторитарного режима стали восстанавливаться. И хотя установленный социально-политический порядок показал устойчивость также и перед лицом экономического кризиса, сохранение режима "управляемой" (а на деле имитированной, дефективной) демократии в долговременном историческом плане бесперспективно. Консервируя этот режим, невозможно ни уберечь страну от ударов будущих кризисов, ни осуществить действительную модернизацию, ни сохранить позиции страны в мире, к чему особенно чувствительна правящая элита. Чтобы решать стратегические задачи развития, надо вывести законодательную и судебную власть из-под контроля власти исполнительной, разграничить власть и собственность, сделать отправление власти публичным и прозрачным, обеспечить свободу СМИ.
Мировой исторический опыт ХХ в. позволяет выделить три главных фактора, под воздействием которых происходит крушение (или начинается размягчение с последующим демонтажем) авторитарных режимов. Это неспособность экономической системы, пронизанной государственным вмешательством в частный бизнес, справиться с вызовами современного развития; внешние факторы во всем их многообразии; революционные и реформистские социальные движения. Специфика современной ситуации в России - в том, что эти факторы не действуют, действуют слабо или - парадоксальным образом - работают на консервацию существующего режима. Поэтому изменение вектора общественного развития в обозримый период проблематично.
В России существуют социальные силы демократических перемен. В том или ином виде присутствуют (или могут проявиться) на всех этажах общественной и государственной пирамиды группы и слои, потенциально заинтересованные в расширении пространства гражданских свобод и установлении демократического правопорядка. Аналитическая задача заключается в том, чтобы эти силы выявить, оценить их инновационный потенциал, определить условия, при которых этот потенциал может быть переведен в энергию социального движения (действия), наметить возможные варианты их взаимодействия. Необходимо учитывать, однако, что этот креативный политический потенциал массовых слоев в настоящее время низок, группы развития (в первую очередь - социально ответственная часть интеллигенции) дезориентированы и не видят возможности автономного действия, а в господствующем классе доминируют группы, заинтересованные в сохранении status quo и противящиеся переменам.
И все же исходный пункт мирного и легалистского демонтажа авторитарного режима - это раскол в правящей элите, изменение баланса сил в высшем эшелоне власти, доминирующих в нем установок и намерений под сильным воздействием не контролируемых властями событий экономического и внешнеэкономического характера.
В заключение, фантазируя, попробую предложить оптимальный сценарий демократического транзита в начале ХХI в. - в качестве одного из вероятных (маловероятных или даже исключенных) вариантов возвращения страны на демократический путь развития. Последовательность событий может выглядеть примерно так: 1. Нарастающее давление на власть и общество объективных процессов, в первую очередь мировых. 2. Формирование запроса на политические демократические перемены в креативной части общества. В ответ интеллектуальная элита должна предложить концепцию демократического транзита, отвечающего условиям места и времени. 3. Раскол правящей элиты на принципиальной политической основе при преобладании реформаторов в верхнем эшелоне власти. 4. Сигналы власти обществу, подкрепленные действиями (ослабление государственного контроля над сферой массовой информации и коммуникации, открывающее пространство для публичной дискуссии, отмена дискриминационных избирательных норм, судебная реформа и т.п.). 5. Упрочение правовой и политической базы деятельности организаций гражданского общества. 6. Создание демократической коалиции реформ как самостоятельного, оппонирующего власти политического актора. 7. Проведение свободных (для начала - полусвободных, как в 1989 и 1990 гг.) состязательных выборов. Переход власти на выборах к оппонирующим политическим силам будет означать, что ход событий приобретает собственную логику и основу.
Пока дистанция до такого (или аналогичного) сценария представляется достаточно протяженной (если вообще проходимой). И единственное, что остается либеральному и демократическому меньшинству - учиться жить в такой социально-психологической атмосфере, которая не обещает быстрых и радикальных перемен и, работая на завтрашний (или даже послезавтрашний) день, формировать в обществе запрос на демократические перемены.

С.П. Перегудов.
К НОВОМУ ФОРМАТУ ОТНОШЕНИЙ БИЗНЕСА И ВЛАСТИ?
Отношения между бизнесом (преимущественно крупным, корпоративным) и политической властью, степень доверия или недоверия между ними во многом определяют не только общественно-политический климат в стране, но и, что не менее существенно, состояние и перспективы развития ее экономики. После известных событий 2003 г., связанных с так наз. делом ЮКОСа, и некоторых последующих "наездов" правоохранительных органов на крупные компании, в деятельности и поведении корпоративного бизнеса достаточно четко выявились два, прямо противоположных тренда - позитивный и негативный. Что касается позитивного тренда, то он основательно прослежен и исследован в известных работах Я.Паппэ и, в частности, в его последней книге [Паппэ, Галунина 2008]. Негативный же тренд не менее выпукло отражен в целом ряде публикаций самого последнего времени в деловой и популярной прессе. Об "изъянах" в экономической деятельности крупных корпораций, их нежелании идти по пути диверсификации своего бизнеса и инновационнного развития заговорили в последнее время даже ключевые политические деятели, включая президента (см. его известную статью "Россия - вперед" на сайте "kremlin.ru"). Могу, кстати, напомнить также о заседании год-полтора тому назад Ученого совета ИМЭМО РАН, где прозвучал тревожный тезис об "инновационной апатии" российского бизнеса, о явном нежелании руководства крупных корпораций всерьез "раскошелиться" на технологические обновления и собственного бизнеса, и бизнеса смежных отраслей.
В отличие от многих аналитиков я полагаю, что главная причина данного негативного тренда в поведении российского крупного бизнеса - не в его эгоизме, рвачестве и т.п. неприглядных чертах ментальности и поведения, но прежде всего в тех отношениях с властью, о которых я упомянул в самом начале. Во многом это стало своего рода ответной реакцией на демонстрацию власти способности поставить бизнес-сообщество в положение послушного "подданного", лишить его возможности быть полноправным хозяином своего бизнеса, осуществлять свою предпринимательскую деятельность без команд извне. "Апатия" как реакция бизнеса на такие действия властей является своего рода демонстрацией его способности применить так наз. власть вето или, как принято ее именовать в мировой науке, структурную власть [подробнее Перегудов 2007: 20-25].
Проявления структурной власти российского корпоративного бизнеса, реализующиеся в условиях его явного политического подчинения, существенно отличны от того, что способен сделать западный бизнес в ответ на действия властей, попирающие его интересы. Это не означает, что он лишен возможности повлиять на социально-экономическую ситуацию, как это делает в упомянутых случаях бизнес стран с развитой рыночной экономикой. Больше того, его возможности такого влияния даже больше, чем у бизнеса западного. Не с этим ли сталкиваемся мы в последние годы и не в этом ли одна из главных причин тех негативных явлений и той "инновационной апатии", о которых речь шла выше?
Не скажу, что вывоз капиталов за рубеж, поражающие воображение излишества в личном потреблении, сверхвысокие дивиденды, скупка люксовой недвижимости за рубежом и т.п. действия, существенным образом ограничившие потенциал развития российской экономики, явились только лишь результатом недоверия к власти. Но однозначно сводить причины всего этого к низкой корпоративной этике и личной неразборчивости "олигархов" я бы не стал. Эффект всех этих и других подобных действий был бы намного умереннее, если бы государство и его руководители установили вместо иерархических, "вертикальных" отношений с "олигархами" отношения партнерские, доверительные, гарантировав в ответ на обязательства и встречные шаги с их стороны права собственности и другие условия для нормальной предпринимательской деятельности.
И в упомянутых выше публикациях, и в заявлениях видных представителей правительственных и околоправительственных кругов все настойчивее звучит призыв заставить, "принудить" бизнес к активной инновационной деятельности. В статье под характерным названием "Без кнута нет прогресса" Е.Шохина приводит ряд поясняющих этот заголовок высказываний С.Иванова, В.Фадеева и некоторых других участников экономического форума, проведенного журналом в начале октября 2009 г. [Шохина 2009]. Согласно публикации, С.Иванов, в частности, сказал: "…будем заставлять компании заниматься инновациями, но не бейсбольной битой, а экономическими мерами", а В.Фадеев, со своей стороны, заявил, что "…без принуждения бизнес перестраиваться не захочет". Не буду комментировать эти высказывания, скажу только, что считаю предлагаемую "принудиловку" контрпродуктивной, а в качестве альтернативы выдвигаю тезис о выработке бизнесом и властью некой взаимовыгодной основы отношений, базирующейся на совместных обязательствах сторон.
________________________
Паппэ Я., Галунина Я. 2008. Российский крупный бизнес. Первые пятнадцать лет. М.: Издательство ГУ-ВШЭ.
Перегудов С.П. 2007. Корпоративный капитал и политическая власть. - Внутриполитические трансформации в западных странах. М.: ИМЭМО РАН.
Шохина Е. 2009. Без кнута нет прогресса. - Эксперт, 19.10.

Л.А. Фадеева.
"В ТО, ЧТО БУДЕТ ЛУЧШЕ, НЕ ВЕРЮ!"
Одной из самых знаменитых речей периода Великой депрессии 1929-1933 гг. является "беседа у камина" Ф.Рузвельта о "маленьком забытом человеке, стоящем в основании экономической пирамиды". В ситуации современного кризиса о "маленьком человеке с улицы" вспоминают нечасто, да и то, как правило, рассуждая о странностях его сознания, делая акцент на высокий уровень доверия к лидерам страны. Между тем, массовое сознание подвержено циклическим переменам, сопоставимым с цикличностью в экономике и политике.
Так, характеризуя первый постперестроечный кризисный перелом (1993 г.), Ю.Левада оценивал его как конец мобилизационного общества, когда "монополия власти выступает единственным источником общественной активности, политический лидер - главный фактор перемен, общество не структурировано, политические интересы не организованы" [Левада 2000: 25]. Одним из важнейших проявлений угасания мобилизации исследователь считал "недоверие к лидерам и институтам, ставшее универсальным" [там же: 237]. На новой волне мобилизационное общество оказалось реанимированным, как и высокий рейтинг первых лидеров.
Общеизвестно, что представления инициаторов реформ и основной массы населения о результатах реформ существенно расходились. Для первых это была рыночная система с ограниченным участием государства в регулировании экономической жизни, для вторых - общество, в котором существует свобода предпринимательства, действуют институты и процедуры, характерные для демократических государств, но при этом функционирует разветвленная система государственных социальных гарантий. Это различие фиксировалось в середине 1990-х годов социологами (пермскими, нижегородскими и т.д.) в виде уверенности респондентов в том, что страна идет в неправильном направлении, в то время как их собственный регион развивается правильно. Начало 2000-х годов поколебало эту уверенность. В конце первого срока президентства Путина росло убеждение в том, что ситуация в стране меняется к лучшему. Однако, при этом значительная (около 60%) часть респондентов отмечала, что их собственная жизнь и жизнь их семьи не улучшилась или даже стала хуже.
В оценках личного благополучия социологи фиксируют удивительное постоянство. Так, Ю.Левада обнаружил, что во всех без исключения адаптивных группах "…солидное большинство опрошенных утверждает, что их жизнь оказалась значительно хуже, чем это ожидалось" [там же: 481]. Та же ситуация воспроизводилась и по результатам глубинных исследований на рубеже веков и на рубеже двух сроков президентства Путина. В этом контексте ситуация кризиса не выглядит чем-то экстраординарным. Ощущения ухудшения жизни не носят циклического характера, скорее, их можно назвать константой массового сознания. Российский человек живет в состоянии постоянного кризисного напряжения: ожидания кризиса, переживания кризиса, преодоления кризиса и опасений по поводу нового. Это основная причина, по которой он чувствует себя так, как будто его жизнь не меняется в лучшую сторону. Выразительней всего это сформулировал М.Жванецкий: "В то, что будет хуже, верю сразу и безоговорочно. В то, что будет лучше, не верю". В данных соцопросов это отражено в том, что, при всей убежденности в долженствовании государства, россиянин надеется только на себя и своих близких.
По данным Левада-Центра, относящимся к сентябрю 2009 г., 62% респондентов говорили о том, что кризис "уже сказался на повседневной жизни семьи". При этом 39% россиян считают, что страна сейчас переживает "самые тяжелые времена", а 33% - что такие времена "еще впереди". Менее трети (28%) респондентов полагает, что у правительства есть "продуманная экономическая программа по выходу из кризиса" [Левада-центр 2009].
Поиск ресурсов инновационного развития побудил ФОМ провести анализ социальных новаторов, "людей XXI века". Выделяющими их критериями социологи назвали работоспособность, склонность максимально использовать технические новшества и готовность жертвовать свободным временем и досугом во имя профессиональных интересов. Однако, анализ результатов данного исследования показывает сосредоточенность этой группы на карьерном продвижении в ущерб гражданской и политической активности [Люди XXI века… б.г.]. Если так, то логичней называть эту группу адаптивной, но не новаторской.
В противовес мнению исследователей ФОМ, соглашусь с В.Пантиным в том, что российскому обществу больше всего нужны сейчас "'нормальные люди' - не 'сверхчеловеки', а обычные, но по-настоящему живые люди, способные верить, любить и творить" [Пантин 2009: 402]. Нужно сконцентрировать усилия на поиске стратегий и механизмов объединения таких людей.
_____________________
Левада Ю. 2000. От мнений к пониманию. Социологические очерки 1993-2000. М.: Московская школа политических исследований.
Левада-Центр. 2009. Россияне о кризисе. 14.10. Доступ: www.levada.ru
Люди XXI века. Обзор аналитического отчета. Доступ: www.fom.ru
Пантин В.И. 2009. Мировые циклы и перспективы России в первой половине XXI века: основные вызовы и возможные ответы. М.

С.А. Магарил.
РОССИИ НУЖНА РЕАЛЬНАЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ КОНКУРЕНЦИЯ
Рыночное регулирование экономики в принципе имеет ограниченную область эффективного применения, поскольку не в состоянии обеспечить смягчение последствий кризисов, успешную модернизацию и наращивание инфраструктуры. Однако "возвращение" коррумпированного государства, как показывает опыт современной России, также не способно решить задачи национальной модернизации. При этом представляется, что в особых антикризисных структурах управления нет необходимости, так как их формирование станет ни чем иным, как появлением параллельного правительства, второго центра власти. Антикризисной должна быть политика самого правительства, которое, при необходимости, должно быть усилено специалистами или переформировано.
Нынешний кризис вскрыл целый ряд проблем социально-экономического и политического развития России, которые отразились в массовом сознании в виде резкого роста негативных ожиданий и настроений. Особую тревогу вызывает сокращение занятости в реальном секторе экономики. Росстат сообщает о резком увеличении бедности в России. За первые три месяца 2009 г. число граждан с доходами ниже прожиточного минимума увеличилось на 6 млн. человек и достигло к началу второго квартала 24,5 млн. чел. Доля бедных от общей численности населения выросла с 13,1% по итогам 2008 г. до 17,4% в первые три месяца 2009 г. [Сергеев 2009]. По данным сентябрьского 2009 г. опроса ВЦИОМ положительно ситуацию в стране оценили лишь 10% сельских жителей и 4% москвичей и петербуржцев. В том, что "все плохо или ужасно", были убеждены 39% жителей столиц и 28% селян. При сохранении наблюдаемых тенденций значительная часть населения России может утратить большую долю средств к существованию. Согласно исследованию Агентства по страхованию вкладов "в Москве и Санкт-Петербурге доходы снизились у 49% населения, еще хуже обстоит ситуация в других городах с населением от 500 тыс. человек: доходы их жителей снизились на 53%" [Дементьева, Алешкина 2009].
В этих условиях повышается вероятность возникновения массовых протестных выступлений, а преодоление кризиса и возможности посткризисного развития в решающей степени зависят от модернизации политической системы России. Возникшие социально-властные отношения не обеспечивают развития экономики, поскольку опираются на политическую партию, доминирующую на грани монополии. В таких условиях вырождение качества стратегического государственного управления закономерно и является лишь вопросом времени, чему свидетельство - распад СССР.
Необходимость повышения качества государственного управления требует усиления кадрового состава правительства. Рекрутирование высших должностных лиц по принципу землячества или личной лояльности должно уступить место выбору по профессиональной компетентности. Однако последовательная реализация этого принципа с необходимостью требует развертывания процессов реальной политической конкуренции. Лидером иной, новой партии (условно, "Партии модернизации России"), соизмеримой по объему имеющихся ресурсов с правящей партией "Единая Россия", должен стать носитель первого государственного ранга - Президент РФ. Только такое политическое решение позволит вместо фиктивной многопартийности перейти к режиму реальной политической конкуренции, которая в среднесрочной перспективе будет способствовать становлению независимого суда и правоохранительных органов, а также очищению высших этажей государственного управления от коррупции.
_________________
Дементьева К., Алешкина Т. 2009. Кризис вкладчиков среднего возраста. - Коммерсантъ, 15.05.
Сергеев М. 2009. Погружение в нищету. - Независимая газета, 31.08.

Л.Г. Горичева.
ОСОЗНАТЬ СВОЮ ИДЕНТИЧНОСТЬ
Трудности преодоления Россией глобального кризиса связаны с недостаточным осознанием ею своей национальной идентичности, во многом определяющей институциональные условия хозяйствования и - в нашем случае - неадекватность существующей экономической политики задачам повышения благосостояния населения по всей территории страны. Мы по-прежнему не считаемся с собственной социальной природой, игнорируем тот факт, что Россия развивалась на других принципах хозяйствования, культивируя свой тип воспроизводства жизни нации. По "качеству личности" мы не отстаем от Западной Европы, мы, зачастую, просто другие. Нам необходимо осознать каналы воспроизводства жизни российского общества в их историческом развитии, искать свои пути либерализации на основе изучения особенностей социального сознания в России. Без понимания национальной идентичности трудно рассчитывать на успех в создании благоприятных условий развития творческого потенциала человека, осуществляющего хозяйственную деятельность, выработку мотиваций и формирование каналов проявления личной ответственности и творческой воли. Нужно также понимать, что для России характерна бо?льшая степень внеэкономических составляющих хозяйственного успеха. В связи с этим одна из целей практической социально-экономической политики - "становление стабильности национального духа" (Д.С.Лихачев). Кризис выявил настоятельную необходимость понимания типа национального российского хозяйства и соответствующей корректировки национального проекта развития.
Наиболее очевидные особенности хозяйства России - колоссальная территория продуктообмена, нелегкие климатические условия, неравномерность размещения минеральных ресурсов, расположенных вдали от индустриальных центров в труднодоступных, суровых условиях, неравномерность размещения производительных сил, низкая плотность и значительная неравномерность расселения. Все это позволяет определить основное типологическое свойство хозяйства России как пространственность, территориальность, геополитическую цель как сохранение территории страны, ее целостности, а государственную задачу как четкое понимание типа хозяйства страны, формирование продуманной стратегии его развития на перспективу и поэтапно. В последнем случае следует учесть и особую роль российского государства, не только регулирующую, но и инициирующую хозяйственные реформы, роль активного хозяйствующего субъекта.
От кризиса пострадали прежде всего те страны, экономика которых в наибольшей степени зависела от внешних рынков. Это - первый урок настоящего кризиса, и первоочередной задачей государственной политики должно стать сознательное предпочтение развития внутреннего рынка, его разумное поддержание и защита. Второй урок - негативные последствия политики, игнорирующей возможности накопления в среде мелкого бизнеса (в т.ч. в сельском хозяйстве). В результате - бегство рабочей силы в большие города, опустошение, сжатие хозяйственного пространства, процесс деиндустриализации и выдавливание элиты рабочей силы за границу. Вопреки официальной статистике Россия - провинциальная страна. Более 20 млн. человек, или треть экономически активного населения, заняты самообеспечением. Между тем, такое положение может быть использовано для расширения диапазона распространения малого и среднего бизнеса, с расчетом на товарность приусадебных участков, своего рода мини-фермерство. Оно может создать существенный резерв насыщения внутреннего рынка отечественной сельскохозяйственной продукцией. Это возможность создания новых рабочих мест, что особенно важно, так как безработица коснулась, прежде всего, провинции. Если Россия будет богатеть провинцией, хозяйственный подъем распространится на всю территорию страны.

В качестве заключения.
Панорамная картина проявлений и анализ причин современного кризиса позволили участникам дискуссии предложить свое видение перспектив мирового развития, наметить контуры и обсудить возможные качественные характеристики новой модели мирового развития. Подводя итоги дискуссии, И.С.Семененко в числе таких направлений отметила смену парадигмы потребления в развитых странах с соответствующими изменениями ценностных и этических мотиваций, утверждение позитивной социальной идентичности как ресурса национального развития, наращивание потенциала не только технологических инноваций, но и социальной креативности, становления конструктивного взаимодействия политических и неполитических субъектов - государства, бизнеса, гражданского общества, формирование международных режимов регулирования с участием этих субъектов, преодоление опасных для стабильного развития проявлений неравенства между странами и регионами мира и внутри национальных сообществ. Эти составляющие могут стать элементами будущей модели "альтернативного капитализма". Обсуждение выявило потребность в дальнейшем анализе конкретных изменений, происходящих в разных странах и регионах мира на основе намеченных в ходе дискуссии общих векторов. Вывод о том, что инерционный выход России из кризиса, возвращение ее к сырьевой модели, по сути, лишает страну перспектив развития, объединил всех выступавших. Кризис остро высветил проблему субъектов, механизмов и ресурсов инновационного развития. А востребованность такой интеллектуальной экспертизы является одним из важных показателей качества демократии и уровня развития демократических институтов.