СУЩЕСТВУЮТ ЛИ ОБЩИЕ ПРИНЦИПЫ ЭВОЛЮЦИИ?

М.М. Ильин

ИЛЬИН Михаил Васильевич, доктор политических наук,
заведующий кафедрой сравнительной политологии МГИМО МИД России,
руководитель Центра перспективных методологий социально-гуманитарных исследований ИНИОН РАН.

В пионерской работе об общих принципах и законах макроэволюции в природе и обществе [Гринин, Марков, Коротаев 2008] дан весьма полный и содержательный обзор соответствующих концепций, идей и научных направлений. В развитие проделанного авторами исследования можно было бы предложить взглянуть на соотношение биологической и социальной эволюции под несколько новым углом зрения. Предлагается вырваться за пределы задаваемого самой формулой биологическое versus социальное разграничения и противопоставления биологических организмов и человеческих сообществ. Это, в частности, предполагает критику и преодоление господствующей в нашем мышлении метафорики.

Метафора общества как организма господствует в общественной мысли со времен римского сенатора Менения Агриппы Ланата (Agrippa Menenius Lanatus). Как известно из сообщений Тита Ливия (Ab Urbe condita libri: II. 16, 32, 33) и Плутарха (Bioi parallèloi. Γαιος Μαρκιοσ, VI), во время беспорядков 494 г. до н.э. Менений убедил бунтующий плебс, что сенат, патриции и консулы важны для благополучия всего римского народа и каждой из его частей. При этом он сравнивал различные социальные и политические роли с органами тела, как это живо описано буквально в первой же сцене шекспировского «Кориолана». С тех пор эта метафора широко использовалась для концептуализации разного рода политий как живых существ. Ярчайший пример – гоббсовский Левиафан. Метафора даже терминологизировалась, дав выражения body politic, corps politique etc.

В современной науке установление аналогий между организмами и социальными системами осуществляется за счет таких общих характеристик, как автопойэзис, или ‘самотворение’ [Maturana & Varela 1980; Луман 1991; Матурана 1995; Матурана и Варела 2001], а также эквифинальность, или способность достигать искомого состояния независимо от помех [Bertalanffy 1968]. Действительно, архетипами эквифинальных и автопоэтических систем являются живые организмы, обладающие программой самоосуществления (генотипом) и целесообразным поведением.

Более убедительно, однако, искать архетипические структуры самоорганизации на уровне не организма, а клетки, одноклеточного организма. Логика взаимодействия функций на уровне клетки, может быть распространена на организмы, экосистемы и даже на человеческие сообщества и создаваемые ими искусственные системы [Miller 1978]. Однако мне приходилось уже отмечать: «Функциональная модель Миллера могла бы с успехом применяться для описания политий, если бы не механическое перенесение 19 субсистем на 7 уровней организации ‘живущих систем’, что позволяет обеспечить редукцию культурной или политической сложности к базовым отношениям и функциям, возникающим уже на уровне клетки. Тем самым Миллер смотрит на организацию жизни с точки зрения базово необходимого минимума, вынося за скобки все те качественные новации, которые приносит восхождение по уровням организации. Это тем более справедливо по отношению к хронополитическим уровням сложности политических систем» [Ильин 1995: 74].

В конечном счете, тщательный критический анализ даже наиболее удачных примеров использования метафоры ‘организм = общество’ от Томаса Гоббса до Джеймса Миллера подтверждает, что эта метафора обманчива. Все сходства между организмом и обществом [Hallpike 1986: 33] всего лишь общие системные, в лучшем случае кибернетические свойства. Куда более подходящей биологической аналогией для человеческого сообщества является природное ‘сообщество’ в виде экосистем [1] или биогеоценозов [2] .

Для совокупного обозначения как человеческих, так и природных сообществ было бы уместно использовать слово ойкос (от греческого οικος – ‘домохозяйство’, кстати, тот же корень, что в русском слове весь). Соответственно для совокупного обозначения образующих эти сообщества ‘существ’ здесь и далее будет использоваться слово (инди)вид.

Аналогия между экосистемой и обществом, как и всякая другая, безусловно ‘хромает’. Она, пожалуй, будет более уместна для геополитических систем, то есть политий вписанных в географическую, а фактически в биосферно-ноосферную среду. Взятая же в своей аналитической обособленности полития предстает как чисто кибернетический артефакт. Являясь информационными системами per se, ориентированными на качественную оценку информации, на ее смысл, политии нуждаются в веществе и энергии фактически только как в субстрате, носителе своей информационной деятельности.

В самом общем виде различие между природой и обществом, между биосферой и ноосферой можно свести к философскому различению реальности и действительности. Это противопоставление имеет не только философское и научное выражение – оно лежит в основе обыденного языка и фундаментальных, спонтанно действующих начал мысли. Обыденный язык (точнее, многие новоевропейские языки) отличает вещную реальность (от лат. res –‘вещь’) и, соответственно, reality, realité, die Realität, etc. от энергийной действительности – actuality, actualité, etc. (от лат. actio – ‘действие’), die Wirklichkeit (от wirken – ‘действовать’) [3] .

Антитеза действительности и реальности является фундаментальной пресуппозицией современного научного знания и лежит в основе информационно-энергийной онтологии человеческого мира, представленной, например, Т.Парсонсом в виде модели социальной системы [Parsons 1966]. Так он назвал целостный человеческий мир, ограничивая его двумя запредельностями: физико-органической средой (physical - organic environment) и так наз. ‘Конечной Реальностью’ (‘Ultimate Reality’). Социальную систему пронизывают два структурообразующих и взаимодополняющих ‘кибернетических’ параметра: энергетическое нарастание контролирующих факторов (hierarchy of controlling factors) в сторону физико-органической среды и информационное нарастание обуславливающих факторов (hierarchy of conditioning factors) в сторону ‘Конечной Реальности’ [схему см. Parsons 1966: 28].

Можно раздвинуть границы парсонсовского континуума, чтобы он охватил и живую часть физико-органической реальности. Тогда внутри природного сегмента континуума также выявятся противонаправленные нарастания энергетического и информационного факторов. Это позволяет разглядеть параллельное существование разных по степени вещной и деятельной нагруженности ойкосов и включенных в них (инди)видов.

Сохранение биологических аналогий при их переакцентировке с материально-энергетического плана на информационный позволяет определить политию как целостный и самопрограммирующийся носитель обобщенных возможностей целедостижения, как самоподдерживающуюся и самоорганизующуюся информационную систему, в которой функционально взаимосвязаны друг с другом источники и приемники информации (институционализованные ролевые комплексы), материально-энергетические ресурсы коммуникации, включающие человеческие организмы и их биопсихологические возможности, а также структуры обмена веществом, энергией и информацией с образованиями внутренней внешней среды.

Что может быть подходящей аналогией для биологического вида? Можно предположить, что это – социальная роль: «Единицами, образующими социальные системы, являются роли» [Almond & Powell 1966: 21]. Иными словами человечество одновременно и биологический вид, и социальная система или ойкос. Данное обстоятельство объясняет двусмысленность различения биологической и социальной эволюции. Более четкое различение, вероятно, можно было бы провести между эволюцией (инди)видов и ойкосов. Тут возникают возможности отчетливо зафиксировать основания для различения. Однако систематически подобное различение, насколько мне известно, пока не проводилось ни в общественных, ни в биологических науках.

Таким образом ключевая мысль данных заметок заключается в том, что различать можно и нужно не только биологическую и социальную эволюцию, но также эволюцию (инди)видов и ойкосов любых разновидностей от простейших биоценозов до мировой системы государств. И те, и другие присутствуют и в телесной реальности природы, и в коммуникативной действительности человечества. Да и само различение реальности и действительности при всей его важности не может отменить того факта, что в биосфере эволюционируют как виды, так и экосистемы, а в ноосфере – социальные роли людей и человеческие сообщества.

Можно предположить, что (инди)вид и ойкос эволюционируют по-разному. Для первого, возможно, характерно использование «дарвиновский» логики с естественным отбором, а для второго – «ламарковской» с логикой стихийной адаптации экосистем и ее более рационализованной версией сознательного сохранения и использования приобретенных свойств и возможностей.

Для проверки данного предположения желательно попытаться сравнить четыре различных объекта изучения. В линии ‘существ’ или (инди)видов это организмы или, точнее, биологические виды, а также типы человеческих ролей. В линии ‘сообществ’ или ойкосов – это разновидности экосистем и типы человеческих сообществ. У каждого из этих объектов свои способы, возможности и пределы (закономерности) развития. Систематическое сопоставление могло бы позволить выявить, как сходства, так и различия в их эволюции. При этом потребуется решить важную методологическую задачу – при сравнении (инди)видов максимально элиминировать эффекты развития ойкоса, а при сравнении ойкосов – эффекты индивидуального развития. Эта задача тем более трудна, что фактически (инди)виды и ойкосы эволюционируют, вероятно, согласованно, в единых ритмах.

Рациональное зерно предлагаемого здесь подхода заключается в попытке очертить возможности и пределы изучения четырех объектов различной природы. Однако эти объекты связаны попарно как сходствами, так и контрастами. Эти сходства и контрасты создаются двумя измерениями. Одно связано с континуумом вещности – деятельностности и соответствует традиционному различению биологического и социального. Второе не менее важно. Оно связано с различением в природе и в обществе базовых единиц и их комплексов, элементов и систем.

На вынесенный в заголовок вопрос можно ответить следующим образом. Общие принципы развития могут быть сформулированы на языке философии и системной теории. Эти принципы вряд ли можно прямо использовать при конкретном анализе тех или иных примеров эволюции, развития, трансформации, изменений. В зависимости от степени детализации изучения тех или иных объектов исследования потребуется выработать специфические инструменты анализа, основанные на соответствующих закономерностях. Однако каждой из таких специфических закономерностей будет в определенной мере соответствовать другая закономерность, симметричная по одному из предложенных здесь измерений и во многом аналогичная первой.

_______________________________

Гринин Л.Е., Марков А.В., Коротаев А.В. 2008. Макроэволюция в живой природе и обществе. М.: УРСС.

Ильин М.В. 1995. Очерки хронополитической типологии. Часть первая. Основания хронополитики. М.: МГИМО.

Луман Н. 1991. Тавтология и парадокс в самоописаниях современного общества. – Социо-логос. Социология. Антропология. Метафизика. М.

Матурана У. 1995. Биология познания. – Язык и интеллект. М.

Матурана У., Варела Ф. 2001. Древо познания: биологические корни человеческого понимания. М.

Реймерс Н.Ф. 1988. Основные биологические понятия и термины. М.

Almond G. & Powell G. 1966. Comparative Politics: A Developmental Approach. Boston: Little, Brown & Co.

Bertalanffy L. von. 1968. General Systems Theory. N.Y.

Hallpike C.P. 1986. Principles of Social Evolution. Oxford: Clarendon.

Maturana H. & Varela F. 1980. Autopoiesis and Cognition: The Realization of the Living. Dordrecht.

Miller J.G. 1978. Living Systems. N.Y.

Parsons T. 1966. Societies. Evolutionary and Comparative Perspective. Englewood Cliffs.