ВСТУПАЯ В НОВУЮ ЭПОХУ ВЕЛИКИХ ПОТРЯСЕНИЙ:
ПОПЫТКА ОПЕРЕЖАЮЩЕЙ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ РЕФЛЕКСИИ

В.В.Лапкин

ЛАПКИН Владимир Валентинович, ведущий научный сотрудник ИМЭМО РАН.

Все последние месяцы 2008 г. постиндустриальный мир охвачен паническим ужасом. Эпоха процветания – беспрецедентная по своей протяженности и масштабам преумножения богатства – завершилась и, по-видимому, всерьез и надолго. Стремительно разрастающийся финансово-экономический кризис, острая фаза которого обозначилась с августа-сентября 2008 г., лишает привычных оснований деятельность прежде процветавших биржевых спекулянтов, финансистов, политиков, бизнесменов, строивших амбициозные планы почти безграничного приращения своих капиталов, своего влияния и контроля. А в последнее время ужасные предчувствия начинают распространяться и среди рядовых обывателей глобализованного мира-экономики. При этом в кратчайшие сроки очевидным для всех стало то, что личного опыта столкновения с вызовами такого масштаба и такой фундаментальности ни у кого из живущих в нынешнюю эпоху нет и быть не может.

Более того, судя по реакции экспертного и профессионального научного сообществ на первые серьезные удары кризиса и первые попытки властей (как отечественных, так и зарубежных) «откупиться» от него многомиллиардными вливаниями преимущественно в ту же финансово-банковскую сферу, которая его и породила, ситуация куда более драматична, нежели может себе представить даже весьма развитое воображение. Если позволить себе довольно смелое сравнение, картина напоминает финальную «немую сцену» из «Ревизора» Н.В.Гоголя.

Бесспорно, существуют многочисленные модели экономических циклов, колебаний рыночной конъюнктуры и биржевых котировок. Многие из них вполне эффективны в плане принятия тактических, а еще лучше – сиюминутных решений. Но их потенциал стратегического прогнозирования оказался ничтожен, лучшим подтверждением чему является колоссальный ущерб, который терпят сегодня большинство ключевых экономических и политических институтов во всем мире. Еще хуже обстоит дело в вопросах теории и методологии оценки возможных социально-политических последствий текущего глобального финансового кризиса. В известной мере следует констатировать отсутствие базового инструментария, пригодного для междисциплинарных исследований взаимосвязи такого масштаба финансово-экономического кризиса и драматических изменений в социальной или международной политике. (Это тем более поразительно, что на фоне беспомощности базовых теорий предшествующего периода многие наблюдатели уже при первых серьезных признаках финансовой катастрофы интуитивно уловили в ней аналогию с биржевым кризисом октября 1929 г., ставшим началом Великой депрессии 1930-х годов.)

Ситуация осложняется тем обстоятельством, что сегодня мы переживаем лишь начальную стадию глобального кризиса, когда его разрушительные последствия испытывают на себе преимущественно финансовые институты, крупные биржевые игроки, а также политические структуры, ответственные за проведение государственной финансовой политики. Конечно, реальный сектор экономики уже ощутил крайне неприятные последствия финансового коллапса, но его неизбежные социальные последствия (рост безработицы, спад потребительской активности) еще не стали актуальной угрозой социальным институтам, а ставшие нормой социальные обязательства государства еще не рассматриваются в качестве непосильной для него ноши. Общество (как у нас в России, так и в большинстве стран благополучного Запада) как бы застыло в ожидании: может быть все как-то «само рассосется». Однако аналитики рынка (прежде всего – в США и Западной Европе) почти единодушны в том, что «не рассосется», по крайней мере, в ближайшие год-два, и прогнозы эти имеют тенденцию ухудшаться.

Теоретический инструментарий, мало-мальски адекватный вызовам происходящего можно обнаружить лишь в стороне от mainstream’а; ограничусь здесь лишь двумя наиболее очевидными для российского читателя примерами. Среди экономистов это, конечно, М.Хазин, длительное время компрометировавший себя в среде по преиуществу либерально насроенных коллег упорными и весьма частыми напоминаниями о неизбежности грядущих экономических потрясений и крахе экономики доллара [см. напр. Кобяков, Хазин 2003] [2] . Он задолго до нынешнего кризиса обращал внимание на симптомы системного неблагополучия «процветающей» американской экономики 1990-х годов, а летом 2008 г. представил теоретическую модель перерастания латентного структурного кризиса в очевидный для всех финансовый [см. Хазин б.г.], в основе которой – констатируемое эмпирически нарастание симптомов неблагополучия и дестабилизации американской экономики в период 1980-2008 гг. Однако прогностические возможности такой модели весьма ограничены. Ни оценок того, как и в какие сроки мировая экономика будет выходить из кризиса, ни подходов к описанию его возможных социально-политических последствий она не содержит. Фактически, модель дает полуэмпирическое многопараметрическое описание траектории движения американской экономики, неотвратимо влекущее ее к некоей «сингулярной точке» (которая обозначает катастрофическое изменение характера движения), но не имеет ни средств, ни претензий на описание того, что будет «после того…».

Среди исследователей, описывающих глобальную социально-политическую динамику, – на фоне почти безраздельного господства установок, фактически не допускавших даже постановки вопросов о временны΄х пределах геополитического господства Pax Americana и неотвратимо приближающемся глобальном экономическом коллапсе – выделяются адепты миро-системного подхода, в рамках которого было наиболее глубоко проработано теоретическое описание циклической природы глобальных экономических и социально-политических процессов. Однако обратим внимание на то, что в рамках этого подхода экономические циклы (50-60-летние циклы Кондратьева) и циклы международной политики (100-150-летние так наз. «циклы гегемонии») разведены, и корреляция между ними не всегда прослеживается. Так, например, в своей книге 1995 г. «После либерализма» И.Валлерстайн «финальную острую субфазу» фазы «Б» экономического цикла (или так наз понижательной волны Кондратьевского цикла), «сравнимую с периодами 1932-1939, …или 1842-1849…», датирует 1990-ми годами [цит. по Валлерстайн 2003a: 33], тогда как период радикальной перестройки сформированного США миропорядка («день расплаты Америки») отодвинут им на «2025 или 2050 гг.» [там же: 193; см. также Валлерстайн 2003b: 65-67; Модельски 2005: 63-64]. Обращаясь к этой проблеме, мы в содружестве с В.И.Пантиным уже имели возможность дать развернутые критические оценки этим и ряду других теоретических и методологических аспектов миро-системного анализа [3] . Резюмируя кратко: во-первых, вслед за Н.Д.Кондратьевым миро-системный анализ исходит из неизменной продолжительности циклов, что в последние десятилетия входит в непосредственное противоречие с практикой и тем самым резко снижает прогностическую ценность соответствующих построений; а во-вторых, теоретическое разведение глобальных экономических циклов и «циклов гегемонии» подрывает возможности комплексного подхода к проблеме, искусственно разделяя вопросы финансово-экономической и международно-политической гегемонии, что тем более странно в современном глобализованном мире.

Между тем, разрабатываемая нами с В.И.Пантиным теория эволюционных циклов международной экономической и политической системы [4] исходит из модели четырехфазных эволюционных циклов (сдвоенных кондратьевских циклов с функциональным различением каждой из четырех фаз и пошаговым сокращением длительности понижательных волн при постоянной длительности повышательных волн). При этом данные эволюционные циклы представляют собою универсальный механизм социальной эволюции, в рамках которого аналитически вычленяемы экономическая и политическая составляющие.

Эти принципиальные новации позволяют существенно повысить прогностический потенциал теории. Применительно к текущим событиям нас прежде всего интересуют переход от фазы технологического переворота к фазе великих потрясений, а также детализация структуры последней. Сравнительная датировка соответствующих периодов трех последних эволюционных циклов приведена в таблице.

Таблица

Приведенные в таблице даты говорят сами за себя. Что же касается текущего цикла, то стоит привести две цитаты из упоминавшейся выше книги 2006 г. «…Руководствуясь принципом подобия, можно прогнозировать, что после небольшого политического и экономического кризиса 2004-2005 гг., связанного с неудачами США в Ираке, временным ростом цен на нефть, падением доллара и т.п.) в период 2005-2009 гг. (первая часть нынешней фазы великих потрясений) будет наблюдаться неустойчивый экономический рост при общем нарастании политической, экономической и социальной нестабильности как в развивающихся, так и в развитых странах мира. Завершится же эта первая часть глубоким мировым экономическим кризисом, который разразится в 2008-2010 гг. и станет рубежом в мировом экономическом и политическом развитии. Именно этот кризис скорее всего нанесет решающий удар по мировой финансовой пирамиде США…» [Пантин, Лапкин 2006: 315]. «Вторая часть современной фазы великих потрясений – это период 2009-2013 гг., а ‘низшая точка’, чреватая самыми драматическими политическими событиями, – это 2011 г. (или, говоря более корректно, интервал 2010-2012 гг.). Серьезный экономический кризис, который будет сопровождаться крахом американской финансовой пирамиды, если руководствоваться рассматриваемой концепцией, должен разразиться около 2009 г., после чего в мире, как снежный ком, будут нарастать и множиться важные политические события… В низшей точке (около 2011 г.) в США, Японии и, возможно, в некоторых европейских странах скорее всего произойдут важные политические и социальные реформы, которые в последующем будут иметь значение не только для этих стран, но и для многих других государств, для международного сообщества в целом» [там же: 318].

Итак, вопреки большинству экономических прогнозов, но в соответствии с предсказаниями теории эволюционных циклов в диапазоне 2004-2006 гг. мировое сообщество вступило в чрезвычайно бурную и динамичную фазу «великих потрясений», во многом подобную двум прежним (1813-1849 и 1921-1945 гг.) и характеризующуюся резким ростом политической и экономической нестабильности в мире. А в 2008 г. спекулятивно-финансовый и спровоцированный им экономический кризисы, в хорошем соответствии со сценарием начала 1930-х годов, сработали в качестве своего рода спускового крючка, запустившего фундаментальные процессы преобразования всего прежнего социально-политического миропорядка, – путем разложения скреп стабильности, прежде десятки лет надежно защищавших общество. Прежний глобальный миропорядок (в его финансовых, шире, экономических, а также внутри- и внешнеполитических проявлениях) стремительно разрушается, а ресурсов и политической воли, необходимых для выработки новой архитектуры глобального миропорядка, преемственной, но в то же время и альтернативной прежней, пока что обнаружить не удается. Действия ключевых глобальных акторов сводятся пока что преимущественно к косметическому ремонту старой конструкции (в формате «двадцатки») или же к поиску сепаратных региональных решений (что демонстрируют члены ЕС, а также Китай, Япония и Южная Корея). Распад тем временем продолжается почти бесконтрольно. Безусловно, в конечном счете кризис выполнит свою функциональную роль в глобальном эволюционном процессе и довершит формирование будущего субъекта-новатора, которому суждено транслировать основные новации по всему пространству мир-системы в качестве новой базовой нормы политического, социального, культурного и экономического порядка. Но при этом важны и нюансы «переходного периода», того, как и с какими потерями будет пройден период великой депрессии и последующей общей дестабилизации.

Справедливо, что только обнаружение «дна падения» сможет побудить общество и его элиты к отказу от роковой в данных обстоятельствах приверженности старым принципам организации социального порядка и, прежде всего, глобальной финансовой системы. Только это сможет всерьез поставить на повестку дня проблему выработки стратегических альтернатив монопольно господствовавшим моделям прежнего миропорядка. Но верно и то, что момент «обнаружения дна» не тождественен физическому «падению на дно». Другими словами, от нашего теоретического, интеллектуального оснащения или пусть даже только рефлексивной чувствительности зависит то, в какой момент «падения» мы осознаем невозможность и бесперспективность следования прежним парадигмам, диктующим нам формы восприятия социальной реальности, включая и наши жизненные интересы.

В свое время, в начале 1940-х годов К.Полани в своей эпохальной книге «Великая трансформация…», анализируя причины Великой депрессии 1930-х годов и условия, позволившие США реализовать эффективную стратегию его преодоления, указал на решающую роль, соответственно, утраты и способности общества вернуть себе контроль над рыночной стихией. Общество вынуждено вернуть себе функцию саморегулирования, не полагаясь на фикцию «саморегулирующегося рынка» [см. напр. Поланьи 2002: 272]. Существо его теоретического осмысления предшествующего опыта социальной эволюции в условиях торжества политики автаркии и деградации мирового рынка заключено в тезисе о принципиально разрушительном воздействии института самоорганизующегося рынка на человеческую и природную субстанцию общества [там же: 13-14]. Полани смог чрезвычайно точно выразить подлинный драматизм императива социальной эволюции, обеспечить которую способно лишь динамическое противоборство частной инициативы индивидов, сконцентрировавших в своих руках колоссальные ресурсы собственности и власти, – с одной стороны, и общественной самоорганизации ответственных граждан, – с другой. При этом критически важной оказывается способность общества к самоорганизации для защиты своих интересов, его способность противостоять «превращению… в придаток рынка...», когда «не экономика ‘встраивается’ в систему социальных связей, а социальные связи – в экономическую систему» и в результате «рыночная экономика… пересоздает общество под себя» [там же: 70].

Сегодня, в канун зреющих колоссальных трансформаций миропорядка идеи Полани побуждают критически отнестись к иллюзиям и предрассудкам безальтернативности институциональной структуры современного мира. По существу, если попытаться переложить сказанное Полани к сегодняшней ситуации, речь идет том, что глобальная мощь крупнейших финансовых монополий и транснациональных корпораций нуждается в институциональном контроле со стороны адекватных по своим возможностям глобального представительства структур пресловутого «глобального гражданского общества». Отсутствие таковых сегодня делает еще более настоятельным их формирование в самое ближайшее время. Это своего рода императив выхода из нынешнего кризиса, пока что, к сожалению, остающийся вне поля зрения как «реальной политики», так и политической теории.

___________________________________

Валлерстайн И. 2003a. После либерализма. М.: Едиториал УРСС.

Валлерстайн И. 2003b. Конец знакомого мира. Социология XXI века. М.: Логос.

Кобяков А.Б., Хазин М.Л. 2003. Закат империи доллара и конец "Pax Americana". М.: Вече; см. также http://paxamericana.narod.ru/book/paxamericana.zip

Лапкин В.В. 2002. Циклы, ритмы, волны: проблемы моделирования политического развития. – Волны и циклы политического развития (Заочный круглый стол) Полис, № 4.

Лапкин В.В., Пантин В.И. 2006. Концепция эволюционного усложнения мировой политической системы (Взгляд из России). – Полис, № 1.

Модельски Дж. 2005. Эволюция глобальной политики (I). – Полис, № 3.

Пантин В.И., Лапкин В.В. 2006. Философия исторического прогнозирования: ритмы истории и перспективы мирового развития. Дубна: Феникс+.

Поланьи К. 2002. Великая трансформация. Политические и экономические истоки нашего времени. С-Пб: Алетейя.

Умов В.И., Лапкин В.В. 1992. Кондратьевские циклы и Россия: прогноз реформ. – Полис, № 4.

Хазин М. б.г. Теория кризиса. – http://worldcrisis.ru/crisis/khazin