№6-2008-SHIMOTOMAI

ХОЛОДНАЯ ВОЙНА В ВОСТОЧНОЙ АЗИИ И "ПРОБЛЕМА СЕВЕРНЫХ ТЕРРИТОРИЙ"

СИМОТОМАИ Нобуо, японский политолог и историк, профессор Университета Хосэй, Токио.

В настоящей статье рассматривается история "проблемы Северных территорий" (далее ПСТ) в контексте холодной войны в Азии. Особое внимание уделяется причинам, по которым данный вопрос не был решен.

История возникновения проблемы хорошо известна. Япония приняла условия Потсдамской декларации и сдалась союзникам в августе 1945 г. Декларация ограничивала суверенитет Японии островами Хонсю, Хоккайдо, Кюсю, Сикоку и меньшими островами, которые определены союзниками. Проблема заключалась в том, чтобы, исходя из новых политических реалий, провести государственную границу между Японией и Советским Союзом, а также закрепить ее в мирном договоре.

Однако союзники по коалиции уже начали втягиваться в холодную войну, и первые столкновения между США и СССР произошли в Восточной Азии вокруг Кореи и Японии. Таким образом, международное урегулирование японского вопроса не было доведено до конца. Согласно статье 2 Мирного договора, заключенного 8 сентября 1951 г., Япония отказывалась от всех прав, титула и претензий на Курильские острова и Южный Сахалин, однако в договоре не указывалось, в чью пользу был осуществлен этот отказ. Советский Союз принял участие в Мирной конференции, но от подписания договора отказался. В ходе конференции японский премьер-министр Ёсида Сигэру подчеркнул, что южные Курилы, Кунашир и Итуруп признавались Российской Империей в качестве японской территории, в то время как острова Шикотан и Хабомаи являлись частью Хоккайдо и, соответственно, Японии [Санфурансисуко 1951: 302-303]. С тех пор прошло более пятидесяти лет, однако мирный договор между Россией и Японией так и не был заключен.

Естественно, стороны неоднократно предпринимали попытки договориться. Помимо прочего, премьер-министр Хатояма Итиро вел переговоры с первым секретарем ЦК КПСС Никитой Хрущевым в 1955-1956 гг. Однако прийти к согласию по вопросу Мирного договора они так и не смогли, ограничившись подписанием Совместной декларации, по которой два меньших острова, гряда Хабомаи и Шикотан, должны были перейти к Японии вместе с подписанием Мирного договора. В 1960 г. Советский Союз в одностороннем порядке отказался от Совместной декларации, после того как Япония подписала новый Договор безопасности с США.

С тех пор комплекс Курильских островов стал предметом спора между двумя столицами, при этом японская сторона настаивала на том, что "Северные территории" не являлись частью уступленных Курильских островов. ПСТ в целом воспринимается в Японии, как "проблема четырех островов", в соответствии с Токийской декларацией, подписанной президентом Б.Ельциным и премьер-министром Хосокавой Морихиро в октябре 1993 г.

ПСТ стала объектом серьезных исследований многих ученых [см. Кимура 2001; Вада 1999; Ивасита 2005]. Однако большинство из них сосредоточились на рассмотрении двусторонних отношений Японии и СССР (с 1991 г. – Российской Федерации), в то время как позициям США и Великобритании, которые являлись основными инициаторами Сан-Францисского мирного договора, в лучшем случае уделялось совсем немного внимания. Таким образом, ПСТ до сих пор воспринимается как предмет двустороннего геополитического диалога.

Холодная война, безусловно, не сбрасывается со счетов и продолжает играть важную роль, однако считается периферийным фактором, который воспринимается большинством аналитиков как идеологическое и геополитическое противостояние между США и СССР, центром которого была Европа, в то время как Азия занимала второстепенное место. ПСТ не обязана своим появлением холодной войне, но в значительной степени испытала на себе ее влияние и во многом определялась ее событиями. Без понимания сути холодной войны в Азии и ее последствий для ПСТ нельзя понять происхождение, эволюцию и возможное решение указанной проблемы.

Холодной войне в Азии присущи специфические черты. В отличие от Европы, где после возникновения НАТО в 1949 г. и Варшавского блока в 1956 г. сложилась биполярная система, Азия прошла через ряд резких трансформаций, в рамках которых имели место национально-освободительные движения, деколонизация, гражданские войны и даже революции, а их апогеем стало создание Китайской Народной Республики (КНР) в октябре 1949 г. и вторжение коммунистической Северной Кореи в Южную в июне 1950 г. Корейская война стала поводом, из-за которого Япония не подписала Мирный договор со всеми заинтересованными сторонами.

Сан-Францисский мирный договор оставил нерешенными территориальные споры между Китаем, СССР и обеими Кореями. Завершение Корейской войны и новая доктрина "мирного сосуществования" Хрущева способствовали смягчению азиатского политического климата. Тем не менее, на смену активным боевым действиям пришла настоящая холодная война, как внутри самих государств, так и на международном уровне. В Японии внутренняя холодная война была не менее жесткой, чем в других странах, этот вопрос расколол новую Либерально-демократическую партию (ЛДП) и министерство иностранных дел Японии. В Москве, как это будет показано ниже, мнения также разделились, хотя и в меньшей степени. В итоге процесс согласования мирного договора с СССР был прерван.

Как принято считать, ПСТ берет свое начало с Ялтинской конференции союзников в январе-феврале 1945 г. и последующей военной оккупации Курильских островов Советским Союзом, когда Рузвельт и Черчилль пошли на уступки Сталину в обмен на вступление СССР в войну против Японии. Однако тщательное исследование показывает, что данная проблема является гораздо более сложным и глубоким вопросом, который появился на свет еще до того, как сложилась коалиция США – Великобритания – СССР. Она берет свое начало с довоенных геополитических игр Москвы и Токио 1939-1941 гг., с периода, ознаменовавшегося отставкой министра иностранных дел СССР М.Литвинова и приходом на этот пост В.Молотова, чьи геополитические установки хорошо иллюстрируются "пактом Молотова–Риббентропа", заключенным в августе 1939 г.

Именно Молотов поднял вопрос о Курильских островах в 1940 г., намекнув на их возможную передачу Советскому Союзу в ходе переговоров с Японией по Пакту о ненападении, которые впоследствии были свернуты [Александров-Агентов 1994: 54]. В своих комментариях к японской редакции этого документа он привязал заключение Пакта о ненападении к "возврату раннее утраченных территорий Южного Сахалина и Курил" [Тихвинский 2005: 269]. Замечание Молотова показывает, что он не знал или предпочел забыть о том, что "Северные территории" никогда не принадлежали России. Такое предложение, естественно, было отвергнуто Японией, и вместо этого в апреле 1941 г. был подписан Пакт о нейтралитете. Курилы превратились в латентную проблему во взаимоотношениях Токио и Москвы.

Советская внешняя политика была основана не только на идеологии, но и на геополитическом мышлении, которое исповедовал и "несгибаемый" Молотов, и даже такие "прозападные" дипломаты, как заместители министра иностранных дел И.Лозовский и И.Майский. В декабре 1941 г., сразу после нападения на Пёрл-Харбор, Лозовский отметил возможность пересмотра всей советской границы после победы над странами оси. Он особенно подчеркнул, что СССР не должен допустить возникновения после войны ситуации, когда "японские военные суда отрежут нам выход в Тихий океан", упомянув, в частности, о Курильских проливах. Идея Лозовского была озвучена Сталину и Молотову перед приездом министра иностранных дел Великобритании Идена. К началу 1942 г. советское Политбюро создало две комиссии для работы над мирным договором и конфигурацией послевоенного мироустройства [Документы 1995: 114-115]. В январе 1944 г. замминистра Майский выступил с докладом "О предпочтительном будущем мироустройстве", который в основном был посвящен Европе, а Азия упоминалась лишь мимоходом. В докладе Советскому Союзу рекомендовалось воздержаться от участия в войне с Японией, однако в нем содержались настойчивые призывы "вернуть" Южный Сахалин (отторгнутый у России в 1905 г.) и "передать нам" Курильские острова (уступленные Японии по Договору 1875 г.) [Документы 1995: 125, 133; Советский 1999: 20, 35]. Таким образом, "ялтинское решение" вынашивалось в Москве еще за год до проведения соответствующей конференции.

Японская сторона также занималась геополитическими расчетами. Столкнувшись с поражением Германии, японское руководство прибегло к посредничеству Советского Союза. Пакт о нейтралитете действовал до апреля 1946 г., хотя Молотов и предупредил посла Японии Сато 5 апреля 1945 г. о том, что Пакт не будет продлен [Славинский 1995: 304]. Японские власти были готовы уступить "Северные Курилы", желая, чтобы Сталин пошел им навстречу [20 сэйки 2006: 70; Тоёсита, Хасэгава 2000: 42]. Однако этот маневр оказался тщетным. В соответствии с Ялтинским соглашением Советский Союз объявил Японии войну.

Противоречия во взглядах на оккупацию Японии заметны уже по директиве № 1 президента Трумэна от 15 августа 1945 г., согласно которой США должны были оккупировать основную часть Японии, а Советский Союз – только Южный Сахалин; Курильские острова в ней даже не упоминались. На следующий день Сталин захотел получить оккупационную зону на Северном Хоккайдо и натолкнулся на твердый отказ. Таким образом, между бывшими союзниками начались конфликты по вопросам оккупации Японии, особенно Курильских островов. Современный российский историк также считает, что конфликты между бывшими союзниками по поводу Японии и Китая берут свое начало с того периода [Очерки 2002: 333]. К октябрю 1945 г. Сталин стал занимать враждебную позицию по отношению к Соединенным Штатам по таким вопросам, как контроль над Японией и Кореей. Встреча трех министров иностранных дел в Москве в декабре 1945 г. ознаменовалась переходом от союзнических отношений к конфронтации.

Корейская война, Сан-Францисский договор и ПСТ

Заключение Мирного договора с Японией проходило в сентябре 1951 г. в Сан-Франциско в атмосфере растущего напряжения холодной войны и боевых действий в Корее. Советский Союз направил делегацию в Сан-Франциско, однако от подписания Договора отказался в основном по причине того, что на Конференцию не были приглашены представители Китайской Народной Республики [Капица 1996: 125]. В условиях ухудшения военной обстановки Коммунистическая партия Японии также обратилась к Советскому Союзу с просьбой не подписывать Договор [Симотомаи 2004].

С позицией государств Восточного блока, отрицательно относившихся к Договору, также связаны некоторые его особенности. Так, в Статье 2 Япония отказалась от прав на шесть территорий, включая Курильские острова, однако не указывалось, в пользу каких государств осуществлялся отказ. Этот вопрос изучался профессором Харой Кимиэ и другими исследователями [Хара 2005]. Некоторые видят в этом "ловушку", расставленную Джоном Фостером Даллесом (основным автором Договора и архитектором Конференции) с целью продлить зависимость безопасности Японии от США путем сохранения ее разногласий с соседями, особенно с Советским Союзом.

Мнения по тайваньскому вопросу также разделились, поскольку Великобритания признавала коммунистическое правительство Китая, а США поддерживали гоминдановское правительство Чан Кайши. В результате начала Корейской войны 25 июня 1950 г. Япония в глазах США быстро превратилась из побежденного врага в важного регионального союзника. Договоренности, достигнутые на Конференции в Сан-Франциско, включая Договор безопасности, в экономическом отношении были в достаточной мере благоприятны для Японии, чтобы она могла сосредоточиться на восстановлении своей экономики. Тем временем Сталин увяз в Корейской войне, которая продолжалась вплоть до его смерти в марте 1953 г.

Переговоры в условиях биполярности (1955–1972 гг.)

В период холодной войны ПСТ стала частью острого соперничества, игры с "нулевой суммой". Тем не менее, был предпринят ряд попыток урегулирования данного вопроса. С исторической точки зрения, наступившая после смерти Сталина разрядка открыла возможность изменения позиции, особенно для советского руководства.

Руководители, которые пришли на смену Сталину, прежде всего Хрущев, исповедовали другой подход к внешнему миру. Ожидалось, что и Восточная Азия окажется под влиянием хрущевской политики "мирного сосуществования", которая пришла на смену вере Сталина в неизбежность войны между коммунистическим и капиталистическим мирами.

Биполярность также породила внутренние разногласия во взглядах на отношения с СССР, что было особенно заметно в Японии, где в декабре 1955 г. в ЛДП сформировалась фракция под предводительством Ёсиды, которая противилась новому подходу фракции Хатоямы–Коно к урегулированию отношений с СССР.

В октябре 1954 г. Хрущев посетил Пекин с целью обсудить с Мао Цзэдуном новую политику "мирного сосуществования" в Азии, и они выпустили совместную декларацию, в которой оба продемонстрировали намерение нормализовать отношения с Японией.

В январе 1955 г. малоизвестный советский чиновник А.Домницкий лично встретился с Хатоямой. Вслед за этим событием азиатские социалистические государства хором заявили о стремлении к нормализации отношений с Японией. Даже министр иностранных дел КНДР выразил подобное намерение в своем заявлении от 25 февраля 1955 г. [Симотомаи 2006: 159].

Процесс переговоров хорошо задокументирован профессором Танакой Такахико и другими учеными, а также описывается в мемуарах посла Мацумото Сюнъити и журналиста Куботы Масааки [Танака 1995]. Хрущев впервые намекнул на возможность возвращения Японии меньших островов, Хабомаи и Шикотана, в августе 1955 г. На переговорах, которые проходили в Лондоне [Кубота 1983: 32-34], позиция Японии была достаточно гибкой. Сам Мацумото склонялся к заключению мирного договора на вышеуказанных условиях. Однако за этим последовала цепная реакция внутри японских элит, и Токио начал повышать планку, что представляло собой обычное явление внутренней политики периода холодной войны.

Термин ПСТ, который до этого несколько лет пребывал в забвении, неожиданно вновь вернулся в оборот, когда Симода Такэдзо, руководитель договорного департамента министерства иностранных дел Японии, употребил его в своем выступлении в парламенте 10 марта 1956 г. Под руководством своего начальника, министра иностранных дел и бывшего дипломата Сигэмицу Мамору, Такэдзо сыграл, возможно, ключевую роль в формировании этого термина. На фоне усилившегося внутриполитического давления Сигэмицу стремился взять переговорный процесс под свой контроль и начал новый раунд обсуждения в 1956 г., потребовав от Москвы решения вопроса на основе возвращения всех четырех островов. Столкнувшись с жестким сопротивлением советских властей, Сигэмицу изменил позицию и в августе 1956 г. уже склонялся к заключению мирного договора на условиях возврата только Хабомаи и Шикотана. Однако японский кабинет министров отверг его предложение.

Тут в дело вмешалась логика холодной войны. 7 сентября 1956 г. Даллес сообщил Сигэмицу о том, что если Япония пойдет на подписание мирного договора с СССР на условиях возврата ей лишь двух островов, то США могут не вернуть Японии Окинаву [Танака 1995: 266].

Согласно рассекреченному документу КПСС, касающемуся политики в отношении Японии, за неделю до визита премьер-министра Хатоямы в октябре 1956 г., министерство иностранных дел СССР сообщило, что группа членов парламента во главе с Икэдой открыто сопротивляется попыткам сближения с Москвой, несмотря на то, что некоторые круги, включая предпринимательские сообщества района Кансай, благоприятно относятся к улучшению отношений с коммунистическим блоком [Доклад 1956]. Холодная война и игра с "нулевой суммой" достигли своего апогея, и Хатояма решил ехать в Москву, чтобы подписать только Совместную декларацию. Об этом свидетельствует ряд документов, опубликованных как в Японии, так и в России. Помимо прочего, часть документов, посвященных переговорам октября 1956 г., была опубликована в Москве в 1996 г. [Источник 1996: 116]. Существует различие между российской и японской версиями: в первой отсутствует фраза "включая территориальный вопрос" после слов "переговоры по мирному договору", в то время как во второй упомянутая фраза содержится; соответствующий документ был опубликован в марте 2005 г. Исикавой, бывшим секретарем Коно Итиро, в материалах его личного архива [Асахи симбун 15.03.2005]. Существовала заметная разница во мнениях между премьер-министром Н.Булганиным и министром иностранных дел А.Громыко, которые включили в текст указанную формулировку, с одной стороны, и Хрущевым, настаивавшим на ее исключении, с другой.

Действительно, разноголосица мнений внутри советской элиты была слишком очевидной. В своих мемуарах Хрущев критикует Сталина за "неспособность" заключить мирный договор. Громыко также критикует Молотова на пленуме ЦК КПСС 1957 г. за препятствование сближению позиций с Японией [Молотов 1998: 231]. Молотов опровергает это заявление. Представители министерства иностранных дел в ЦК КПСС, включая послов СССР в КНР (Юдин) и КНДР (Пузанов) заявили, что "классовые враги, какими являются Молотов, Каганович и Маленков" были против примирения с Германией и Японией [Молотов 1998: 595], хотя Маленков казался реформистом. Возможно, реформаторские намерения Хрущева натолкнулись на скрытое сопротивление номенклатурной элиты. Один из переговорщиков тех лет, академик С.Тихвинский, до сих пор критикует "волюнтаризм" Хрущева [Тихвинский 2001: 155]. Тихвинский был визави Мацумото в Лондоне. Он охарактеризовал новый курс Хрущева на лондонских переговорах, как "волюнтаризм". Однако он несколько изменил свою точку зрения в 2006 г., когда раскритиковал Хрущева не за то, что тот не поднял вопроса о двух меньших островах, а за то, что он в 1960 г. денонсировал Декларацию 1956 г. Очевидно, изменение позиции было обусловлено новой политикой президента Путина.

Я склонен относить различия во мнениях к тому, что в октябре 1956 г. Хрущев столкнулся – в виде массовых беспорядков в Польше и Венгрии – с последствиями своей кампании по развенчиванию культа личности Сталина, а также северокорейского кризиса, возникшего под влиянием стиля руководства и культа личности Ким Ир Сена. В.Ковыженко, в то время – зав. японским сектором международного отдела ЦК КПСС, также был занят отслеживанием ситуации в Северной Корее [Симотомаи 2006; Lankov 2002: 154-93].

Отсутствие вышеупомянутых лиц на церемонии подписания Совместной декларации 19 октября дало Японии возможность сыграть на различиях во мнениях между Хрущевым и Булганиным-Громыко [Shimotomai 1991]. Посол Мацумото заручился согласием Булганина, чтобы одновременно опубликовать письмо Громыко-Мацумото, где содержалась формулировка "мирные переговоры, включая территориальный вопрос (курсив авт.)" [Танака 1995: 150].

В 1960 г. премьер-министр Киси Нобусукэ взял курс на сближение с США на основе пересмотренного Договора безопасности. Тогда СССР в одностороннем порядке отказался от Совместной декларации, тем самым еще больше отдалившись от Японии.

Под руководством проамериканского правительства Икэды в 1961 г. была сформулирована новая концепция, суть которой сводилась к тому, что спорные острова не являлись частью Курильской гряды. Иными словами, из дипломатического решения ПСТ превратилась в инструмент пропаганды для провоцирования антисоветских настроений среди японского народа [Вада 1999: 275].

Лишь коренные сдвиги в конфигурации на мировой арене могли изменить соотношение сил между Токио и Москвой. Биполярная система, сложившаяся во время холодной войны, к 1970-м годам, по мере экономического подъема Японии и Европейского сообщества, становилась все более "многосторонней". В азиатском контексте она приобрела новый динамизм, когда "разрядка" в отношениях США и Китая в 1972 г. перевела холодную войну в Азии в новое измерение. Такой сдвиг привел советские элиты в шоковое состояние, и они приступили к переоценке своих отношений с Японией. Повышение статуса Китая и его соперничество с СССР, последовавшее за этим, открыли новое окно возможностей для обсуждения ПСТ.

Москва стремилась противопоставить американо-китайскому сближению свое признание Японии в качестве новой экономической державы. Доцент С.Василюк полагает, что Япония и СССР имели общие интересы – Китай и нефть [Василюк 2005]. Кроме этого, после "нефтяного шока" Японии были крайне необходимы энергетические ресурсы Сибири. Москва и Токио провели серию переговоров, которые начались с визита Громыко в Токио в январе 1972 г., за месяц до поездки Никсона в Китай. Кульминацией переговоров стал визит премьер-министра Танаки Какуэй в Москву в октябре 1973 г.

Во время своего визита Громыко не только улыбался, но и не стал вести себя в обычной манере советского руководства, которое относилось к ПСТ как "уже решенной проблеме". Во время переговоров с премьер-министром Сато Эйсаку 27 января он намекнул на возможный возврат к "формуле 1956 г.". Если верить мемуарам Капицы, премьер Сато ничего не ответил на это, однако в свою очередь намекнул на возможность помощи Японии в реализации проекта строительства трубопровода от Иркутска до Находки.

Китайский премьер-министр Чжоу Эньлай также поддержал "справедливое" требование Японии вернуть "Северные территории", и Китай продолжал придерживаться этой линии на протяжении 1970-х годов. Москва не смогла предотвратить нормализацию отношений между Японией и Китаем в октябре 1972 г., но советские дипломаты видели, что Япония не желала продвигаться дальше в этом вопросе. Министр иностранных дел Охира Масаёси в ходе своего визита в Москву в октябре 1973 г. дал понять, что Япония и Китай не ведут секретных переговоров, а их отношения не оказывают влияния на связи между СССР и Китаем.

Апогей "разрядки" в отношениях между СССР и Японией наступил, когда Генеральный секретарь Леонид Брежнев и премьер-министр Танака подтвердили, что "после окончания войны остались нерешенные вопросы". По утверждению Капицы, они договорились продолжить работу, чтобы заключить Мирный договор в 1974 г. Однако из этого ничего не вышло, и впоследствии недопонимание даже усилилось: Танака настаивал, что "нерешенная проблема" охватывает четыре острова, а Брежнев и его окружение придерживались противоположного мнения.

В 1974 г. Танака был вынужден уйти в отставку в связи со скандалом вокруг компании "Локхид", и его сменил Мики Такэо. Будучи диссидентом из ЛДП, Мики также стремился найти решение ПСТ, однако его правительство оказалось слабым и разобщенным. В декабре 1976 г. новым премьером стал Фукуда Такэо.

Новый курс Фукуды получил название "многостороннего", что означало отсутствие ориентации на четко определенные силы. Он стремился использовать экономические рычаги для достижения внешнеполитических целей. Китай и АСЕАН, а также СССР были "естественными мишенями" его усилий. Несмотря на расширение экономического сотрудничества, политические отношения пребывали в стагнации. К 1978 г. китайско-советские отношения были настолько испорчены, что Китай настаивал на включении в свой Договор с Японией условия о противодействии гегемонии (которое было направлено против Советского Союза). СССР, в свою очередь, вместо Мирного договора предлагал заключить Договор о дружбе и сотрудничестве.

Япония склонялась к подписанию договора с динамичным и реформаторским Китаем, а не с геронтократичным и стагнирующим СССР. Японских бизнесменов в большей степени интересовал китайский, а не советский рынок, а их экономические успехи сократили потребность в поставках советских энергоресурсов. Таким образом, даже столь небольшой шанс для урегулирования был упущен, и осторожный оптимизм начала 1970-х годов к концу десятилетия сменился пессимизмом. Советское вторжение в Афганистан в 1979 г. окончательно испортило советско-японские отношения.

Начиная с 1981 г., в Японии стали отмечать 7 февраля (день подписания Симодского договора 1855 г.) как "День Северных территорий", напоминающий японцам о русской оккупации. Это еще больше отодвинуло решение вопроса.

Новый шанс на улучшение советско-японским отношениям подарила перестройка 1985-1991 гг. Ее инициатор, Михаил Горбачев, пользовался у японцев большей популярностью, чем у своих собственных соотечественников. Взаимовосприятие изменилось коренным образом. Отношения с Советским Союзом стали широко и открыто обсуждаться в Японии. Тем не менее, обе стороны так и не смогли договориться об урегулировании "нерешенного вопроса" [Панов 1992].

До 1980-х годов советские лидеры воспринимали территориальный вопрос как часть отдельных геополитических игр, в которые могли играть только Генеральный секретарь и его советники. В период холодной войны "территориальный вопрос" мог быть решен относительно легко при условии решения со стороны Генерального секретаря, поскольку внутриполитическое сопротивление было маловероятным. Однако к 1991 г. стало казаться, что даже самому популярному и могущественному руководителю страны было не под силу решить этот вопрос. С одной стороны, перестройка предоставила беспрецедентный шанс, но, с другой стороны, ограничила возможности его реализации [Rozman 1992].

На первом этапе, в 1985-1988 гг., начало перестройки сильно повлияло на японо-советские отношения, однако за этим последовало молчание с обеих сторон. На второй стадии, в 1989-1991 гг., обе стороны возлагали большие надежды на готовившийся первый официальный визит Президента СССР Михаила Горбачева в Японию, но на самом деле Горбачеву было уже слишком поздно вплотную ввязываться в решение этого вопроса.

Период "стагнации" советско-японских отношений оставил тяжелое наследство обоим государствам. После визита Танаки в 1973 г. на протяжении почти двадцати пяти лет Москву не посетил ни один из ведущих японских руководителей, которые могли принимать решения. Лишь в 1998 г. в Россию приехал с официальным визитом премьер-министр Обути Кэйдзо. В период с 1985 по 1991 гг. единственным председателем правительства Японии, у которого были хоть какие-нибудь понимание и опыт контактов с Советским Союзом, был Накасонэ Ясухиро.

При Уно Сосукэ, который занимал пост министра иностранных дел в правительстве Такэситы Нобору, в Гаймусё родилась новая концепция "продленного равновесия".

Министры иностранных дел Японии не имели большого влияния на внешнюю политику страны по причине своего, как правило, недолгого пребывания на этом посту. Все важные решения фактически готовились и принимались аппаратом МИДа. Влияние Абэ Синтаро после того, как он покинул пост министра иностранных дел, даже возросло и сохранялось вплоть до тех пор, пока болезнь не ограничила его возможности [Goodby et al. 1995: 83-91].

Первоначальной реакцией на Горбачева, как нового советского лидера, было безразличие. Сам премьер-министр Накасонэ, который в марте 1985 г. приехал на похороны предшественника Горбачева К.Черненко, был исключением. В ходе визита министра иностранных дел СССР Э.Шеварднадзе в Токио в январе 1986 г. наметились некоторые изменения. В тот период Горбачев внес несколько существенных коррективов во внутреннюю и внешнюю политику и произнес свою историческую речь во Владивостоке в июле 1986 г. За кулисами Шеварднадзе смело предлагал "вернуться к 1956 г.", признав тем самым существование территориального вопроса и возможность возвращения Хабомаи и Шикотана. Однако Громыко раскритиковал позицию Шеварднадзе, и Горбачев также ее не поддержал [Коваленко 1996: 209].

В 1987 г. пропасть, разделяющая два государства, стала еще шире. Готовившийся приезд Горбачева в Японию был отложен, и даже визиты министра иностранных дел СССР стали редкими событиями. В результате МИД Японии стал исповедовать подход "подождем и посмотрим". Бывший сотрудник японского МИДа Того Кадзухико в своей недавней работе ссылается на противодействие некоторых сил, сопротивлявшихся расширению японо-советских отношений [Того 2007].

В 1989-1991 гг. в обеих странах начался новый этап. Несмотря на то, что на высшем уровне отношения зашли в тупик, инициатива стала исходить из научных кругов, что представляло собой новое явление в советской политике. В июне-июле 1988 г. ряд ученых выступили со свежими идеями и взглядами на двусторонние отношения. К 1990 г. их позиция приобрела более обнадеживающий характер, ими были сформулированы арифметические теории от "двух плюс альфа" (Г.Кунадзе) до трех (В.Зайцев) и, в конечном счете, четырех островов (А.Загорский).

Поражает рост числа исследователей в обеих странах, которые стали дополнять ведущую роль внешнеполитических ведомств, хотя и не могли подменить ее. Концепции и формулировки также изменились. К концу 1989 г. обе стороны продвинулись к достижению позитивного результата. Это было отложенной реакцией на радикальный сдвиг в восприятии на Западе и падение коммунистических режимов в государствах Восточной Европы, ознаменовавшее собой начало завершения холодной войны.

С подачи Шеварднадзе, который в январе 1989 г. предложил Генеральному секретарю ЛДП Абэ контакты на уровне партий, со стороны Японии в игру вступила правящая партия в лице ЛДП. Новой политикой Абэ стало понижение роли "территориального вопроса" и расширение масштаба советско-японских отношений. В ходе своего разговора с Горбачевым в январе 1990 г. Абэ даже не упомянул слова "территориальный вопрос" и предложил решать "проблемы, вызывающие головную боль, с мудростью", что получило высокую оценку со стороны Горбачева.

Такое разнообразие действующих лиц в японской политике совпало с появлением новых политических деятелей в Советском Союзе. Б.Ельцин, возглавивший радикальную оппозицию в Верховном Совете, посетил Японию в январе 1990 г. и предложил "пятиэтапное решение". Хотя это и воспринималось как тактический маневр, по сути – стало манифестом новых политических сил, которые быстро набирали силу и к началу 1991 г. стали представлять реальную угрозу Горбачеву и советскому руководству.

Несмотря на неожиданную кончину Абэ, его преемник Одзава Итиро унаследовал его подход к отношениям с Советским Союзом. В апреле 1990 г. его наставник, Канэмару Син, осмелился вести речь о возврате только двух островов. Одзава увязал территориальный вопрос с другими пунктами, такими как экономическое сотрудничество. Его идея не была наивной, как ее позднее охарактеризовали критики, которые назвали это "экономическим способом купить острова" [Горбачев 1995: 264; Козырев 1995: 295]. В целом, данный план заключался в "экономическом сотрудничестве с Японией в ответ на политические инициативы советской стороны". Такой подход нашел прямое отражение в программе экономических реформ "500 дней" академика Шаталина, опубликованной летом 1990 г. К середине 1990 годов обе стороны начали выражать осторожный оптимизм.

Тем временем холодная война в Азии стала сходить на нет. Об этом свидетельствовало не только потепление в отношениях между Пекином и Москвой, но даже в большей степени признание СССР Южной Кореи после Олимпиады в Сеуле в 1988 г., которое помогло существенно ослабить напряженность на Корейском полуострове. КНДР была недовольна нормализацией отношений Южной Кореи и СССР. При этом Ким Ён Нам, министр иностранных дел КНДР, в ответ на стремление Шеварднадзе признать Южную Корею, намекнул на возможную поддержку КНДР Японии в ее попытке вернуть себе "Северные территории" [Симотомаи 2004: 160].

Однако к осени 1990 г. политический климат в Москве вновь изменился. Горбачев утратил свое влияние. Эпоха КПСС закончилась, а пришедшая ей на смену президентская система не функционировала должным образом. Аналогичная тенденция прослеживалась и во внешней политике. К 1990-м годам на смену когда-то могущественному и монолитному Политбюро пришли аморфные структуры [Лигачев 1992: 4; Клютиков 1996]. Их взаимодействие и modusoperandi менялись от случая к случаю и были плохо скоординированы. Бывший министр иностранных дел Козырев в своих мемуарах подчеркивал этот феномен в связи с "японской проблемой" в 1990-1993 гг.

По мере того, как "суверенные республики" объявляли о своей независимости, крах СССР становился все более возможным, а отношения Горбачева с Ельциным – все более сложными. Горбачеву приходилось бороться с двумя оппозиционными силами: растущей "советской чиновничьей" оппозицией из его собственного окружения и "республиканской демократической" оппозицией. Несмотря на то, что Горбачев называл свою политику "центристской", к февралю 1991 г. он находился в прямом конфликте с радикальным подходом Ельцина. В команде Горбачева усилились реакционно-консервативные настроения. Такие эксперты по внешней политике России, как Козырев и Кунадзе, открыто выступали против инициатив Горбачева в отношении Японии.

Ниболее характерным примером увеличения числа действующих лиц с а японской стороны является визит Одзавы в Москву, состоявшийся в марте 1991 г. В ходе поездки Одзава напрямую предложил "внушительную экономическую помощь в обмен на острова", что вызвало прямо-таки противоположный эффект.

Официальный визит Горбачева в Японию в апреле был важным, но менее значимым, чем ожидалось. Горбачев действительно обратился к истории государств; он передал списки японских военнопленных и других узников, которые умерли в Сибири, а также пообещал ввести безвизовый режим посещения Северных территорий их бывшими жителями. Стороны условились продолжить переговоры по мирному договору с использованием "позитивных элементов предыдущих договоренностей", а также открыто обсудили применимость Декларации 1956 г. и соотношение между Курилами и "четырьмя островами". Таково было положение дел до того, как после неудавшейся попытки переворота в августе 1991 г. президенты России, Украины и Белоруссии в декабре 1991 г. в одностороннем порядке объявили о роспуске Советского Союза.

________________________________

Александров-Агентов A. 1994. От Коллонтай до Горбачева. M.

Василюк С. 2005. Энергетическая политика в японо-советских/российских отношениях: от сотрудничества в 1970-х к осторожным договоренностям в 1990-х. Диссертация, представленная на рассмотрение в университете Хосэй.

Горбачев M. 1995. Жизнь и реформы. Кн. 2. М.: ОАО "Новости".

Доклад членам Президиума ЦК КПСС, подготовленный департаментом информации МИД 08.10.1956. Российский государственный архив РФ. Фонд 5, опись 28, дело 414.

Козырев A. 1995. Преображение. М.: Международные отношения.

Лигачев Е. 1992. Загадка Горбачева. Новосибирск: Сибирский центр СП "ИНТЕРБУК".

Молотов, Маленков, Каганович. Стенограмма июньского пленума ЦК КПСС и другие документы 1957г. 1998. M.

Панов А. 1992. От недоверия к доверию. Токио: Саймару.

Славинский Б. 1995. Пакт о нейтралитете между СССР и Японией: дипломатическая история 1941-45 гг. M.

Советский фактор в Восточной Европе в 1944-1953 гг. 1999. Т. 1. M.

Тихвинский С. 2001. Дипломатия: исследования и воспоминания. M.

Тихвинский С. 2005. Век стремительных перемен. M.

Goodby J., Ivanov V., Shimotomai N. 1995. “Northern Territories” and Beyond. N.Y.: Praeger.

20 сэйки-но нака-но Адзиа Тайхэйё сэнсо (Азиатско-тихоокеанская война середины 20-го века). 2006. Т. 8. Токио.

Вада Х. 1999. Хоппо рёдо мондай (Проблема Северных территорий). Токио: Асахи симбунся.

Ивасита А. 2005. Хоппо рёдо – 4 демо 0 демо 2 демо наку (Северные территории – ни 4, ни 0, ни 2). Тюокорон синсё.

Кимура Х. 2001. Далекие соседи: Японо-российские отношения при Брежневе и Андропове. Шарп M. (ред.) Токио.

Коваленко И. 1996. Тайнити коусаку-но каисо (Воспоминание о японском маневре), Токио.

Кубота М. 1983. Курэмурин-э-но сисэцу – хоппо рёдо косё 1955-1983 (Послание в Кремль – переговоры по Северным территориям, 1955-1983). Токио: Бунгэй сюндзюся.

Мацумото С. 1966. Мосукува-ни какэру хаси (Мост, перекинутый к Москве). Токио: Асахи симбунся.

Санфурансисуко кайги гидзироку (Стенограмма конференции в Сан-Франциско). 1951. Токио.

Симотомаи Н. 2004. Адзиа рэйсэнси (История холодной войны в Азии). Токио: Тюокорон синисё.

Симотомаи Н. 2006. Мосукува то Ким Ниссэй (Москва и Ким Ир Сен). Токио: Иванами сётэн.

Танака Т. 1995. Ниссо кокко кайфуку но ситэки кэнкю (Историческое исследование восстановления японо-советских государственных отношений). Токио: Юхикаку.

Того К. 2007. Нитиро канкэй то хэйва дзёяку косё (Секретная история переговоров о Северных территориях). Токио: Синтёся.

Тоёсита Н., Хасэгава Ц. 2000. Хоппо рёдо мондай то нитиро канкэй (Проблема Северных территорий и японо-российские отношения). Токио:Тикума сёбо.

Хара К. 2005. Санфурансисуко хэйва дзёяку-но мотэн: Адзиа Тайхэйё тиики но рэйсэн то "сэнго микайкэцу-но сёмондай" (Белые пятна Сан-Францисского мирного договора: Холодная война в азиатско-тихоокеанском регионе и "нерешенные проблемы Второй мировой войны"). Токио: Кэйсуйся.

*ПРИМЕЧАНИЕ. Здесь и далее используется «поливановская» транскрипция за исключением общепринятых названий: Токио, Йокогама. При написании имен используется принятый в Японии порядок (сначала фамилия, потом имя).